Он проезжает мимо поворота, поэтому нам приходится сворачивать прямо по траве, потом мы перебираемся на другую сторону гравиевой дороги и, наконец, выезжаем снова на шоссе, и продолжаем путь уже в противоположном направлении. Через какое-то время мы оказываемся на тихой деревенской дороге.

Пару километров мы движемся по ней, Финч включил музыку и тихо подпевает исполнителям. Одновременно он выбивает ритм ладонью по рулю. Очень скоро мы подъезжаем к маленькому, всего в два квартала, городку. Финч склоняется над приборной панелью, и машина замедляется.

– Ты видишь какие-нибудь указатели?

– Да. Вон там написано «Церковь».

– Хорошо. Просто замечательно. – Мы минуем несколько домов, потом он сворачивает, тормозит у обочины и паркуется. – Приехали.

Он выходит из автомобиля, подходит к дверце с моей стороны, открывает ее и галантно предлагает мне руку. Мы идем к какой-то старой заброшенной фабрике. Вдоль стены я замечаю нечто необычное. Финч продолжает идти и останавливается только у конца стены.

«Перед смертью я хочу…» написано здесь. Это напоминает мне огромную школьную доску. Далее под этими гигантскими буквами следует разлинованное в колонки, как в газете, пространство. Многие строчки уже заняты, они исписаны разноцветными мелками самыми разными почерками. Многие буквы размазаны, другие смыты дождем.

Мы идем вдоль стены и читаем:

Финч протягивает мне кусочек голубого мела.

– Тут свободного места не осталось, – возражаю я.

– А мы заново напишем.

И он аккуратно вырисовывает: «Перед смертью я хочу», после чего проводит достаточно длинную линию. Потом снова пишет те же слова и чертит еще одну линию. Эта процедура повторяется раз десять.

– Когда заполнится, можно будет продолжить на другой стороне. Это отличный способ узнать, наконец, зачем мы все оказались здесь.

И я хорошо понимаю, что под словом «здесь» он имеет в виду совсем не этот городок и не эту старую фабрику.

И он начинает заполнять свободные места, записывая свои мысли на прочерченных линеечках:

Некоторое время я просто стою и читаю его надписи, потом начинаю писать сама:

Финч стоит за моей спиной. Он так близко подошел ко мне, что я слышу его дыхание. Он наклоняется ко мне и дописывает: «Перед смертью я хочу узнать, что такое идеальный день». Отходит на пару шагов, читает, затем снова приближается ко мне и добавляет: «И увидеть парад». Прежде чем я успеваю что-то сказать ему, он хохочет, стирает написанное и выводит совсем другое: «И поцеловать Вайолет Марки».

Я жду, что он сотрет и эти слова, но он кидает свой мелок в сторону и начинает отряхивать ладони от пыли, вытирает их о джинсы. Он улыбается и смотрит на мои губы. Я жду, что он первый сделает шаг. «Дай ему шанс», – говорю я сама себе. И при этом я думаю: «Пусть будет так». При одной мысли мое тело наполняется электричеством, и разряды отзываются в разных частях тела. Мне становится интересно – как это будет? Отличается ли поцелуй Финча от поцелуя Райана? Я целовалась с несколькими парнями за свою жизнь, но все поцелуи показались мне одинаковыми.

Но он только отрицательно качает головой.

– Нет, не здесь. И не сейчас.

С этими словами он убегает к машине. Когда мы забираемся внутрь и Финч включает двигатель и музыку одновременно, он добавляет:

– Если ты что-то сама и решила, то это еще не значит, что ты мне нравишься.

– Почему ты считаешь, что должен постоянно повторять нечто подобное?

– Я же вижу, как ты на меня смотришь.

– Боже мой! Ты просто неповторим!

Он начинает хохотать.

Мысли мелькают одна за другой. То, что мне захотелось ощутить его поцелуй, вовсе не означает, будто мне действительно нравится Теодор Финч. Это был всего лишь миг. Тем более что я уже давно ни с кем не целовалась, кроме Райана.

Я пишу в нашей тетради: «Перед смертью я хочу…», но дальше этого дело не идет, потому что все, что я вижу – это расплывающаяся перед глазами строчка, на которой Финч вывел: «И поцеловать Вайолет Марки».

Перед тем как проводить меня домой, Финч заезжает в «Карьер», который расположен в центре Бартлетта. Здесь никто и не собирается проверять наши удостоверения личности, и мы запросто проходим внутрь. Здесь накурено и тесно, и еще очень громко играет музыка. Похоже, что тут его все знают, но он не собирается присоединяться к группе на сцене, а вместо этого хватает меня за руку и уводит танцевать. Несколько мгновений он ведет себя так, будто мы оказались на мош-пит, а в следующее мгновение мы с ним уже исполняем самое настоящее танго.

– Ты мне тоже не нравишься! – стараюсь я перекричать шум.

Но он опять отвечает мне громким смехом.