2
Субботняя ночь или раннее утро воскресенья – самое тихое время. По коридору разносился глухой папин храп, но когда я вернулась домой примерно после часа ночи, это был единственный звук, нарушавший тишину. А может, я просто оглохла от басов на вечеринке в Оак-Хилл? Если честно, потеря слуха казалась не такой уж печальной перспективой. Ведь тогда мне бы никогда больше не пришлось бы слушать техно. Пожалуй, я была даже двумя руками «за».
Заперев входную дверь, я вошла в темную пустую гостиную. В глаза бросилась открытка на кофейном столике – мама прислала ее из какого-то очередного города, куда ее забросило. Я даже не стала ее читать. До утра с ней ничего не случится, а сейчас я слишком устала. Еле переставляя ноги, я поднялась в свою комнату.
Сдерживая зевок, повесила пальто на спинку стула и шагнула к кровати. Головная боль вроде утихла, я сбросила кеды и зашвырнула их в угол. Я ужасно устала, но увидев гору чистой одежды и белья на полу у кровати, не смогла перебороть свою любовь к порядку. Упаду, но сложу белье, прежде чем лягу спать!
Я бережно поднимала вещи и складывала их по одной – так аккуратно, что если бы кто-то смотрел на меня, мне стало бы неловко. Джинсы в одну стопку, рубашки в другую, белье – в третью. Я расправляла складочки, и отчего-то это действовало успокаивающе. Идеальные стопки росли, а мой ум освобождался от лишних мыслей, тело расслаблялось, а злость на предыдущий вечер, громкую музыку и приставучих озабоченных кабанов утихала. С каждой ровной складочкой я рождалась заново.
Сложив всю одежду, я встала, оставив стопки на полу. Сняла свитер и джинсы, провонявшие в душном баре и на вечеринке, и бросила в корзину, стоявшую в углу комнаты. Душ можно и утром принять. Сейчас я слишком устала.
Но прежде чем забраться под одеяло, я посмотрела на себя в большое зеркало на противоположной стене. Изучила свое отражение новым взглядом, воспринимая себя иначе. Непослушные рыжеватые волосы торчат во все стороны. Большой нос. Широкие бедра. Маленькая грудь. Ну да. Жупа. И как я раньше не замечала?
Вообще-то, я никогда не считала себя особо привлекательной и хорошо понимала, кто в нашей троице настоящие красотки: Кейси и Джессика, худосочные блондинки. Но раньше мне не приходило в голову, что своей невзрачностью я оттеняла эту великолепную парочку. А теперь благодаря Уэсли Рашу я это увидела.
Правильно говорят: меньше знаешь – крепче спишь.
Я запахнулась в одеяло, пряча свое обнаженное тело от всевидящего зеркала. Уэсли – живое доказательство того, что внешняя красота обманчива, так почему же его слова так меня ранили? Я же умная. И добрая. Кому какое дело до того, как я выгляжу? Была бы красоткой, приходилось бы мириться с приставаниями таких дятлов, как Уэсли. Боже упаси! Значит, в том, чтобы быть жупой, есть свои преимущества. Не так уж это и плохо, в конце концов.
Чертов Уэсли Раш! Поверить не могу, что он заставил меня переживать из-за такой ерунды.
Я закрыла глаза. Утром обо всем забуду. И больше не буду думать ни о каких жупах.
* * *
Воскресенье прошло прекрасно: тихо, никто не мешает – восторг. Вообще-то, без мамы в доме всегда было тихо. Вот когда она возвращалась, дом наполнялся шумом. Постоянно звучала музыка, смех, что-то происходило, повсюду хаос. Но она никогда не задерживалась больше, чем на пару месяцев, а когда уезжала, все замирало и останавливалось. Папа, как и я, был не слишком общительным. Он или работал, закопавшись с головой в бумаги, или смотрел телевизор. Без мамы в доме Пайперов обычно царила тишина.
А уж наутро после того, как я вынужденно подверглась клубно-вечериночному натиску, тишина в доме казалась раем.
Но понедельник… понедельник выдался ужасным.
Понедельники, разумеется, всегда ужасны, но этот… этот побил все рекорды. Все началось еще перед первым уроком, когда Джессика ввалилась на испанский с заплаканными глазами и потекшей тушью.
– Что с тобой, Джесс? – заволновалась я. – Что стряслось? Все нормально?
Должна признаться, в тех редких случаях, когда Джессика приходила в класс не в настроении, я действительно начинала волноваться. Ведь обычно она была такой жизнерадостной, что чуть не прыгала на месте, и хихикала, не переставая. Поэтому когда она вошла с таким понурым видом, я не на шутку испугалась.
Джессика грустно покачала головой и упала на свое место.
– Все в порядке, но… я не смогу пойти на школьный бал! – Из ее шоколадно-карих глаз брызнула новая порция слез. – Меня мама не пускает!
И это все? Она из-за какого-то бала так меня напугала?
– Почему? – спросила я, пытаясь сделать вид, что мне не все равно.
– Я под домашним арестом, – всхлипнула Джессика. – Утром мать увидела в комнате мой дневник, узнала, что я завалила химию, и слетела с катушек! Но это же несправедливо! Бал в честь баскетбольного чемпионата! Мой любимый бал в году… не считая выпускного, и бала Сэйди Хокинс, и танцев в честь футбольного чемпионата!
Я саркастически взглянула на нее.
– Ну надо же, как у тебя много любимых балов.
Джессика не ответила. И не засмеялась.
– Прости, Джесс. Понимаю, как это обидно… но я, например, тоже на бал не пойду. – Я не стала уточнять, что считаю традицию школьных балов отсталой и убеждена, что это напрасная трата времени и денег. Джессика и так знала мое мнение по этому вопросу, и едва ли стоило сейчас напоминать ей об этом. Но я обрадовалась, что кто-то еще не пойдет на бал, кроме меня. – А что если я приду к тебе, и мы весь вечер будем смотреть в кино? Мама разрешит?
Джессика кивнула и утерла слезы рукавом.
– Да, – ответила она. – Тебя мама любит. Считает, что ты хорошо на меня влияешь. Конечно, она разрешит. Спасибо, Бьянка! А давай посмотрим «Искупление»? Еще разок, а? Тебя еще от него не тошнит?
По правде говоря, меня действительно уже тошнило от слезливых драм, которые так любила Джессика, но я решила – ничего, не умру.
– Разве МакЭвой может надоесть? – улыбнулась я. – Можем даже посмотреть «Джейн Остин». Будет вечер МакЭвоя.
Она рассмеялась – наконец-то! Тут в класс вошла наша костлявая училка и принялась маниакально выравнивать карандаши на столе, прежде чем начать перекличку. Джессика метнула взгляд в ее сторону, а когда снова посмотрела на меня, в ее темно-карих глазах снова блестели слезы.
– А знаешь, Бьянка, что хуже всего? – прошептала она. – Я ведь хотела Гаррисона пригласить. А теперь придется ждать до самого выпускного, чтобы позвать его на танцы!
Поскольку она и так была взвинчена, я не стала напоминать, что Гаррисона ее предложение вряд ли бы заинтересовало, потому что у нее были буфера – причем большие. Вместо этого я просто ответила:
– Понимаю. Мне очень жаль, Джессика.
После того, как мы преодолели этот маленький кризис, оставшаяся часть испанского прошла без происшествий. Джессика забыла о слезах, и к моменту, когда прозвонил звонок, уже восторженно хихикала, слушая рассказ нашей общей подруги Анджелы о ее новом парне. Я получила пятерку за словарный диктант, а еще, похоже, окончательно разобралась в спряжениях глаголов настоящего времени и сослагательного наклонения. Поэтому когда мы с Джессикой и Анджелой вышли из класса, настроение у меня было отличное.
– А еще он работает в кампусе, – не умолкала Анджела. Мы шли по коридору, проталкиваясь сквозь толпу учеников.
– А где учится? – спросила я.
– В общественном колледже Оак-Хилл, – несколько смущенно проговорила она, но тут же добавила: – Но он там только два года пробудет, а потом поступит в университет. И вообще, не такой уж это плохой колледж.
– Я тоже туда поступать буду, – сказала Джессика. – Не хочу уезжать далеко от дома.
Мы с Джессикой были полными противоположностями, и иногда меня это даже забавляло. Посмотрев, что делает одна, можно было всегда угадать, как поступит другая: точно наоборот. Я лично собиралась убраться из Хэмилтона куда подальше. Считала дни до выпускного – а там уж Нью-Йорк, колледж, и только меня и видели.
Но меня пугала мысль о том, что Джессика окажется так далеко. Что я не буду каждый день видеть, как она скачет вприпрыжку рядом, и слушать ее болтовню о танцах и парнях. Я не знала, как переживу ее отсутствие. Они с Кейси меня уравновешивали. И мне казалось, что никто больше не захочет мириться с моим цинизмом, если я уеду из города.
– Пора на химию, Джесс, – поторопила Анджела, откинув с глаз длинную черную прямую челку. – Сама знаешь, как мистер Роллинз бесится, когда мы опаздываем.
Они поспешили к кабинетам естественных наук, а я пошла по коридору на урок американской политики. Мыслями я была совсем в другом месте: в будущем, где не будет моих лучших подруг, благодаря которым я пока что умудрялась не сойти с ума. Раньше я никогда не задумывалась о том, что когда-нибудь мы расстанемся, и теперь занервничала. Видимо, придется найти способ поддерживать с ними связь, хотя я знала, что они меня за это будут дразнить.
Судя по всему, активная мозговая деятельность плохо сказалась на зрении – потому что я на полном ходу врезалась в Уэсли Раша.
Я попятилась, учебники выскользнули у меня из рук и с грохотом попадали на пол. Уэсли схватил меня за плечи своими большими руками, прежде, чем я поскользнулась и упала на плиточный пол.
– Эй, осторожнее! – Он помог мне удержаться на ногах.
Мы стояли слишком близко. У меня под кожей словно жуки расползлись во все стороны от того места, где он меня коснулся. Я поежилась от отвращения, но он понял все иначе.
– Эй, жупа, – проговорил он, глядя на меня с самонадеянной улыбочкой. Он был очень высоким – я и забыла об этом, ведь в «Гнезде» в тот вечер мы сидели, а не стояли. Он был одним из немногих парней в нашей школе, кто был выше Кейси – метр восемьдесят пять, не меньше. На две головы выше меня. – У тебя что, при виде меня коленки подкосились?
– Размечтался. – Я вырвалась из его тисков, понимая, что веду себя, как Алисия Сильверстоун в «Бестолковых». Но мне было все равно. Я опустилась на колени и стала собирать книги. К моему огромному недовольству, Уэсли начал мне помогать. Изображает из себя доброго самаритянина, тоже мне. Небось надеется, что какая-нибудь крутая чирлидерша вроде Кейси вдруг пройдет мимо и увидит, как галантно он себя ведет. Вот свинья какая. Вечно играет на публику.
– Испанский учишь? – спросил он, глядя на упавшие на пол листки. – Можешь что-нибудь интересное сказать?
– El tono de tu voz hace que quiera estrangularme. – Я встала и стала ждать, когда он отдаст мне мои бумажки.
– Звучит очень сексуально, – заметил он, поднимаясь на ноги и протягивая мне стопку домашних заданий по испанскому. – И что это значит?
– «Когда слышу твой голос, хочется удавиться».
– Да ты извращенка.
Не говоря больше ни слова, я вырвала листки бумаги у него из рук, сунула их в какой-то учебник и гневно зашагала прочь. Нужно держаться подальше от этого козла и бабника. Жупа? Он серьезно? Ведь он знает, как меня зовут! Этот самовлюбленный дятел просто издевается надо мной. И у меня по-прежнему зудели руки там, где он за них схватился.
В классе мистера Чосера по американской политике было всего девять человек, и когда я вошла, семеро из них уже сидели на местах. Мистер Чосер смерил меня уничтожающим взглядом прищуренных глаз, сообщая тем самым, что звонок прозвонит с минуты на минуту. Опоздание, по мнению мистера Чосера, приравнивалось к тяжким преступлениям, а почти опоздание – к мелкой уголовщине. Но я явилась не последней. И это несколько оправдывало меня в его глазах.
Я заняла свое место на задней парте и открыла тетрадь, надеясь, что мистер Чосер не станет публично отчитывать меня за опоздание. Учитывая, в каком я была настроении, я могла и огрызнуться в ответ. Но он ничего не сказал, так что нам обоим повезло.
Последний из группы вошел как раз, когда прозвенел звонок.
– Простите, мистер Чосер. Я вешал объявления для церемонии торжественного открытия на следующей неделе. Надеюсь, вы еще не начали?
Когда я увидела парня, который стоял в дверях, мое сердце подскочило.
Вообще-то, я не скрываю, что терпеть не могу тех, кто встречается в старших классах и постоянно ахает и охает о том, как «любит» своего бойфренда или подружку. Я откровенно признаю, что не выношу девиц, которые заявляют, что «влюблены» в кого-то даже до того, как сходят с означенным «возлюбленным» на первое свидание. Я и не скрываю, что, по моему мнению, настоящая любовь формируется годами – на это уходит пять, десять лет, не меньше – и поэтому школьные «влюбленности» кажутся мне совершенно бессмысленными. Все знали мою позицию по этому поводу… но никто не подозревал, что я почти лицемерила.
Ну не совсем «никто» – Кейси и Джессика были в курсе, но это не считается.
Тоби Такер. Не считая неблагозвучного сочетания имени и фамилии – оба на «т» – он был прекрасен во всех отношениях. Не накачанный тестостероном футболист. И не сентиментальный хиппи, бренчащий на гитаре. Он не писал стихи и не подводил глаза карандашом. Поэтому его вряд ли можно было отнести к тому типу парней, по которым сохнут девчонки. Но мне это было только на руку. Качки, музыканты и эмо не смотрели в сторону жуп, выражаясь ласковым языком Уэсли. С умным парнем, который интересовался политикой и был немного стеснительным, у меня было куда больше шансов. Или нет?
Нет, нет, и еще раз нет.
Мы с Тоби Такером были созданы друг для друга. Но он, к сожалению, об этом не догадывался. Главным образом потому, что, оказываясь рядом с ним, я утрачивала способность связно формулировать свои мысли. И он наверняка считал, что я немая или что-то вроде того. Он ни разу не посмотрел в мою сторону, не заговорил со мной и, кажется, даже не замечал меня там, на задней парте. В его присутствии я ощущала себя полной невидимкой – и поверьте, для девушки с таким толстым задом, как у меня, это было очень странное чувство.
А вот я замечала Тоби. Замечала его старомодную, но такую милую стрижку под битлов и бледную кожу цвета слоновой кости. Зеленые глаза под овальными стеклами очков. Он всегда носил блейзер и закусывал нижнюю губу, когда сосредоточенно о чем-то думал – это было просто очаровательно. Я была… ну, скажем, не влюблена в него, но он мне определенно нравился. Тоби Такер нравился мне… по уши.
– Нет, – процедил мистер Чосер. – Но в следующий раз все же посматривайте на часы, мистер Такер.
– Разумеется, сэр.
Тоби сел в первом ряду вместе с Жанин Макфи. Я, как шпион, стала подслушивать их разговор, пока мистер Чосер записывал план лекции на доске. Обычно я не веду себя, как больная, но любовь… – простите, симпатия – толкает людей на безумные вещи. По крайней мере, таково всеобщее оправдание.
– Как выходные, Тоби? – спросила Жанин, говоря, как обычно, в нос – он у нее был вечно заложен. – Было что-нибудь интересное?
– Да нормально, – ответил Тоби. – Отец во-зил нас с Ниной в соседний штат. Вместе ездили в Университет Южного Иллинойса. Было здорово.
– А Нина – это твоя сестра? – спросила Жанин.
– Нет, это моя подруга. Она из школы Оак-Хилл. Разве я тебе не рассказывал? В общем, нас обоих приняли в этот университет, вот мы и решили съездить и посмотреть. У меня и другие варианты на примете, но мы встречаемся уже полтора года и хотим учиться вместе, чтобы не расставаться.
– О, как мило! – воскликнула Жанин. – Я, кстати, хотела послушать пару курсов в этом университете, прежде чем решать, куда поступать.
Мурашки у меня прошли, но теперь желудок совершал головокружительные кульбиты. Я уж решила, что меня сейчас стошнит, и еле удержалась, чтобы не выбежать из класса, зажав рукой рот. В конце концов мне удалось перебороть себя и удержать завтрак на месте, но чувствовала я себя по-прежнему неважно.
У Тоби есть подружка? И они встречаются уже полтора года? О боже! И как, спрашивается, я упустила этот факт? Они вместе даже в колледж собираются! Значит ли это, что Тоби – один из тех глупых романтичных соплежевателей, которых я высмеивала каждый день? Не ждала от Тоби Такера такого. Я-то думала, что он относился к подростковым влюбленностям так же скептически, как и я. И что поступление в университет для него было важным решением, не зависящим от того, куда взяли твою подружку! Я-то думала, что у него мозги на месте.
«Все равно бы он не стал встречаться с тобой», – прошипел внутренний голос. Этот голос был жутко похож на зловещий шепот Уэсли Раша. «Ты же гадкий утенок, забыла? А его подружка наверняка стройнее, да и размер груди у нее побольше».
Еще даже время обеда не пришло, а я уже готова была броситься со скалы в море. Нет, ну не до такой степени, конечно… Но то, что мне хотелось пойти домой и лечь спать – несомненно. Я хотела забыть о том, что у Тоби есть подружка и отношения у них серьезные. Смыть прикосновение лап Уэсли Раша к своей коже. Но больше всего мне хотелось стереть из памяти это слово – жупа.
А ведь это было только начало.
Примерно в шесть часов того же дня в новостях предупредили о надвигающемся буране, который должен был настигнуть нас «под утро». Видимо, школьная дирекция сжалилась над нами – ведь в этом году у нас еще ни разу не отменяли занятия из-за снегопада. Они просто взяли и сказали, что завтра школа закрыта, хотя никакой буран еще даже не начался. И вот в полвосьмого вечера мне позвонила Кейси и заявила, что поскольку завтра утром рано вставать не придется, надо пойти в «Гнездо».
– Кейс, даже не знаю, – ответила я. – А что, если дороги занесет?
Если честно, я готова была придумать любую причину, лишь бы не ехать. Достаточно сегодня всякого дерьма случилось. А теперь еще придется терпеть пытку в этой дыре. Я не знала, вынесу ли такое испытание.
– Би, буран начнется только в три утра! Главное – вернуться к этому времени, и все будет пучком.
– У меня домашних заданий выше крыши.
– Но ведь их только к среде подготовить надо! Завтра, если хочешь, можешь хоть весь день корпеть над домашкой.
Я вздохнула.
– А вы с Джессикой не можете найти кого-нибудь еще, кто вас подвезет, и поехать без меня? У меня настроения нет. День выдался неудачный, Кейси.
Кейси всполошилась, как всегда при малейшем намеке на неприятности.
– Что случилось? – спросила она. – Все в порядке? За обедом вид у тебя был не слишком довольный. Что-то с мамой?
– Кейси…
– Скажи, что стряслось?
– Да ничего, – заверила ее я. – Просто день ужасный, ясно? Ничего серьезного. Но тусить с вами, ребята, у меня сегодня совсем нет настроения.
На том конце линии повисла тишина. Наконец Кейси проговорила:
– Бьянка, ты же знаешь, что можешь мне все рассказать, правда? Если нужно поговорить, я всегда рядом. Не держи все в себе. Это вредно.
– Кейси, да я в полном по…
– Порядке, понимаю, – прервала она. – Но если возникнут неприятности, я рядом, знай.
– Знаю, – пробормотала я. Мне стало стыдно, что из-за меня и моих глупостей Кейси разнервничалась. У меня и вправду была плохая привычка скрывать свои эмоции, и Кейси об этом знала. Она всегда оберегала меня. Уговаривала поделиться с ней, чтобы в итоге я не взорвалась. Иногда меня это раздражало, но приятно было знать, что кому-то я небезразлична. Не могла же я на нее за это злиться.
– Я все понимаю, Кейси. Не волнуйся. Просто… я сегодня узнала, что у Тоби есть подружка, и это меня немного огорошило. Вот в чем дело.
– Ох, Би, – вздохнула Кейс. – Ужас какой. Сочувствую. Вот пошла бы с нами сегодня, и мы с Джесс тебя бы развеселили! Угостили бы мороженым. Двумя шариками!
Я тихо рассмеялась.
– Спасибо, нет. Лучше я дома побуду.
Я повесила трубку и спустилась вниз. Папа на кухне разговаривал по телефону. Я услышала его прежде, чем увидела. Он что-то кричал в трубку. Я встала в дверях, решив, что он заметил меня, и сейчас понизит голос. Подумала, что кому-то из службы телефонной рекламы не повезло нарваться на Майка Пайпера. Но потом вдруг услышала свое имя.
– Ты хоть подумала, что будет с Бьянкой? – Папин голос, сначала показавшийся мне сердитым, теперь звучал умоляюще. – Семнадцатилетняя девочка не должна так надолго расставаться с матерью. Ты нужна ей дома, Джина. Ты нужна нам.
Я попятилась в гостиную, к своему удивлению поняв, что он разговаривает с мамой. Если честно, я не знала, что и думать. О том, что он сказал. Ну да, я скучала по маме, и было бы здорово, если бы она все время жила с нами, но мы уже привыкли справляться и без нее.
Моя мама была коучем. Когда я была еще совсем маленькой, она написала воодушевляющую книгу о повышении самооценки. Книга плохо продавалась, но маме все равно постоянно предлагали выступать в колледжах, группах психологической помощи и на выпускных. Поскольку книга не пользовалась большим успехом, брала она за эти выступления недорого.
Одно время она соглашалась только на работу недалеко от дома, чтобы, закончив проповедовать людям о том, как полюбить себя, можно было вернуться домой на машине. Но после смерти бабушки – мне тогда было двенадцать – мама впала в депрессию, и отец предложил ей взять передышку. Отпуск, всего на несколько недель.
Вернувшись, она взахлеб принялась рассказывать нам обо всех местах, где побывала, и о людях, с которыми познакомилась. Видимо, тот отпуск и пробудил в ней жажду к путешествиям. Потому что после него мама начала договариваться о выступлениях и семинарах по всей стране. От Колорадо до Нью-Гемпшира. Она целые маршруты себе составляла.
Только вот нынешнее ее путешествие длилось уже очень давно и было самым долгим из всех. Ее не было дома уже почти два месяца, и я уже не помнила, в каком городе и штате она сейчас выступает.
Наверное, поэтому папа и злился. Потому что ее так долго не было.
– Черт, Джина, когда ты повзрослеешь наконец и вернешься домой? Когда вернешься к нам… навсегда? – Папин голос при этих словах дрогнул, и услышав это, я чуть не расплакалась. – Джина, – пробормотал он, – мы любим тебя. Мы с Бьянкой скучаем и хотим, чтобы ты вернулась домой.
Я прислонилась к стене, отделявшей меня от папы, и закусила губу. Боже, да он просто жалок. Почему бы им просто не развестись? Неужели никто, кроме меня, не замечает, что у них ничего не выходит? Какой смысл быть женатым, если мамы вечно нет дома?
– Джина, – проговорил отец дрожашим голосом. Он едва не плакал. Я услышала, как он положил трубку на стол. Разговор был окончен.
Я выждала пару минут и вошла на кухню.
– Привет, пап. Все в порядке?
– Да, – ответил он. Врать он совсем не умеет. – Все хорошо, Пчелка. Вот только что с мамой разговаривали… она передает привет.
– И откуда на этот раз?
– Хм… из Орандж-Каунти, – ответил он. – Выступает в школе и заодно заехала навестить твою тетю Ли. Здорово, правда? Можешь сказать друзьям, что мама твоя в Орандж-Каунти, как ребята из того сериала… Он же тебе нравится?
– Да, – ответила я, – только его уже несколько лет не показывают.
– А, ну… отстал я от жизни, Пчелка. – Он то и дело поглядывал на стол, где лежали ключи от машины, и я не могла этого не заметить. Он понял, что я его раскусила, и быстро посмотрел в другую сторону – я не успела ничего сказать.
– Идешь куда-нибудь сегодня? – спросил он.
– Вообще-то, меня пригласили, но… – Я откашлялась, не зная, как продолжать. Мы с папой не так уж часто разговаривали. – Могла бы остаться и дома. Хочешь, побудем вместе и… ну, не знаю… посмотрим телевизор?
– Да нет, Пчелка, – ответил он, неубедительно рассмеявшись. – Иди, веселись с друзьями. А я, наверное, пораньше лягу сегодня.
Я посмотрела ему прямо в глаза, надеясь, что он передумает. После ссор с мамой отец всегда сильно расстраивался. Я переживала за него, но не знала, как заговорить об этом.
А еще в глубине души я боялась. Это было глупо, конечно, но страх не отступал. Дело в том, что мой папа когда-то лечился от алкоголизма. Конечно, он бросил пить еще до того, как я родилась, и с тех пор не прикасался к спиртному… но порой, когда он расстраивался из-за мамы, я начинала бояться за него. Боялась, что он возьмет ключи от машины и поедет в винный магазин… Конечно, это было глупо, но я не могла избавиться от этого страха.
Папа отвел глаза и смущенно поежился. Потом отвернулся и пошел к раковине – мыть тарелку, из которой только что ел спагетти. Мне захотелось подойти к нему, вырвать эту тарелку – жалкий предлог, чтобы сменить тему – и швырнуть ее на пол. Хотелось сказать, что все, что происходит между ним и мамой – полная ерунда. Хотелось, чтобы он понял: их глупые ссоры и депрессия – всего лишь напрасная трата времени, что пора признать – их браку конец.
Но, разумеется, я ничего этого не сделала. Я лишь сказала:
– Пап…
Он повернулся ко мне и встряхнул головой. В руке его была губка.
– Ты иди, повеселись, – сказал он. – Нет, правда, я хочу, чтобы тебе было весело. Когда еще развлекаться, как не в молодости?
– Ладно, – ответила я. – Если ты так хочешь… пойду позвоню Кейси.
Я поднялась наверх, в свою комнату, взяла мобильник, лежавший на комоде, и позвонила Кейси. Два гудка – и она ответила.
– Привет, Кейс. Я тут передумала насчет «Гнезда»… и как думаешь, можно сегодня будет переночевать у тебя? Потом все объясню… просто не хочу быть дома.
Перед уходом я аккуратно сложила стопку чистой одежды на полу, но сегодня это совсем не помогло мне почувствовать себя лучше.