И вновь «изнутри наружу»

Господь действует изнутри наружу. Общество действует снаружи внутрь. Общество стремится вытащить людей из нищеты. Христос извлекает нищету из людей, так что они сами могут вытащить себя из нищеты. Общество стремится формировать людей, изменяя их среду обитания. Христос изменяет человека, который затем изменяет свою среду обитания. Общество меняет поведение человека, а Христос может изменить его природу.

Эзра Тафт Бенсон

Я хочу рассказать вам об одном эпизоде моей жизни, в котором, как мне кажется, выражена суть этой книги. Я надеюсь, что вы сумеете распознать принципы, лежащие в основе этой истории.

Несколько лет назад я взял в университете, где преподавал, годичный отпуск для работы над книгой. И все это время мы прожили в Лайе, на северном побережье Оаху — одного из Гавайских островов.

Обустроившись на новом месте, мы вскоре выработали такой распорядок дня, который оказался не только весьма продуктивным, но и чрезвычайно приятным. После утренней пробежки по пляжу мы отправляли двух наших детей в школу — в шортах и босиком. Я удалялся в отдельно стоящий домик в тростниковых зарослях, где оборудовал себе рабочий кабинет. Это было очень тихое, красивое и спокойное место — никакого телефона, никаких заседаний, никаких срочных обязательств.

Помещение, в котором я работал, примыкало к территории колледжа, и вот однажды, когда я прохаживался между стеллажами в принадлежавшей ему библиотеке, мое внимание привлекла одна книга. Я открыл ее наугад и прочитал фразу, оказавшую мощнейшее влияние на всю мою дальнейшую жизнь.

Я перечитывал ее снова и снова. В сущности, она выражала простую мысль о том, что между раздражителем и нашей реакцией существует некий промежуток, или пространство, и от того, как мы его используем, зависит наше развитие и счастье.

Мне трудно передать вам, какое впечатление произвела на меня эта фраза. И несмотря на то, что я был воспитан в духе философии самодетерминизма, слова, которыми была выражена эта мысль, — «пространство между возбудителем и реакцией» — поразили меня с невероятной силой. Это было похоже на откровение, на внутреннюю революцию, на «идею, время которой пришло».

Я вновь и вновь возвращался к этой мысли, и она начала оказывать серьезное воздействие на мою жизненную парадигму. Я стал наблюдать за собой как бы со стороны. Я мысленно помещал себя в середину этого промежутка и оттуда смотрел на раздражители. Я наслаждался внутренним ощущением свободы выбирать свою реакцию.

Вскоре после этого случая и частично благодаря воздействию этой революционной идеи мы с Сандрой начали практиковать глубокое общение, разговоры по душам. Около полудня мы садились на свой старенький красный мотоцикл «Хонда-90», брали с собой двух наших детей-дошкольников — одного сажали между собой, другого я пристраивал у себя на левом колене — и отправлялись по тропинке через тростниковые заросли. Так, не спеша, мы ехали около часа, спокойно беседуя между собой.

Дети, с нетерпением ожидавшие поездки, сидели тихо. Встречного транспорта не было, а наш мотоцикл стрекотал совсем негромко, так что мы хорошо слышали друг друга. Обычно мы доезжали до пустынного берега, парковали «Хонду» и дальше шли пешком еще примерно двести ярдов до уединенного местечка, где устраивали пикник.

Песчаный пляж и пресноводная речка, в этом месте впадавшая в океан, полностью занимали внимание детей, и мы с Сандрой могли спокойно продолжать разговор. Вы легко можете представить себе, какого уровня понимания и доверия мы достигли, проводя в таком глубоком общении по два часа в день ежедневно на протяжении целого года.

В самом начале этого года мы говорили обо всем, что нас интересовало, — о людях, идеях и событиях, о детях, о моей книге, о нашей семье и нашем доме, о планах на будущее и прочих подобных вещах. Но мало-помалу наше общение становилось глубже, и мы все чаще начинали говорить друг с другом о нашем внутреннем мире — о том, как мы воспитывались, о наших жизненных сценариях, о наших чувствах и сомнениях. Глубоко захваченные общением, мы в то же время как бы со стороны наблюдали за этим процессом и за своим в нем участием. Мы стали совершенно по-новому использовать то самое пространство между раздражителем и реакцией, и это заставило нас задуматься о том, как мы были запрограммированы и как наши программы влияли на наши представления об окружающей действительности.

Мы отправились в интереснейшее путешествие в свой внутренний мир и обнаружили, что это самое восхитительное, самое увлекательное, самое захватывающее и самое богатое открытиями занятие из всех, которые были нам доступны во внешнем мире.

Но не все было таким светлым и радостным. Иногда мы испытывали боль, задевая обнаженные нервы, и неловкость от того, что другому становилась известна наша подноготная. Это испытание делало нас полностью открытыми и очень уязвимыми и незащищенными друг перед другом. Но несмотря на это, мы чувствовали, что с готовностью будем проходить через это испытание еще многие годы. Погружаясь в эти потаенные, деликатные проблемы и затем выходя из них, мы чувствовали себя в какой-то мере обновленными.

Мы с самого начала относились друг к другу настолько заботливо и чутко, так старались поддержать друг друга, что это значительно облегчило для каждого из нас нелегкий путь к открытию самих себя.

Постепенно у нас выработалось два строжайших негласных правила. Первое — «не выпытывать». Поскольку мы раскрывали друг перед другом самые уязвимые уголки своей души, нам не нужно было задавать вопросов, нужно было лишь эмпатически слушать, сопереживать. Выпытывание же подобно вторжению. Кроме того, оно слишком логично и оказывает контролирующее воздействие. Мы исследовали новую землю — неизведанную и пугающую, вызывающую страхи и сомнения. Нам хотелось увидеть ее всю как можно скорее, но мы научились уважать потребность и право другого человека открываться только тогда, когда для этого придет время, когда он будет готов это сделать.

Второе строжайшее правило заключалось в том, что если общение становилось слишком болезненным, то беседа в тот день прекращалась. И тогда мы либо продолжали с того места, где остановились, на следующий день, либо ждали, когда партнер будет готов вернуться к этой теме. Мы носили в себе неразрешенные вопросы, зная, что должны к ним вернуться. Но поскольку времени у нас было достаточно и обстановка к этому располагала, а также поскольку мы с таким увлечением наблюдали за тем, как нас захватывает сам процесс, и совершенствовали свои отношения, то мы оба понимали, что рано или поздно вернемся к прерванному разговору и так или иначе его завершим.

Самыми трудными и в то же время самыми плодотворными стали те эпизоды нашего общения, когда моя уязвимость и уязвимость Сандры соприкасались. Тогда в силу нашей эмоциональной вовлеченности и субъективности мы обнаруживали, что пространство между раздражителем и реакцией исчезало и негативные чувства выплескивались наружу. Но наше глубокое обоюдное желание и молчаливая договоренность заключались в том, чтобы настроить себя и начать с того места, где мы остановились, и в конце концов добиться разрешения проблемы.

Один из таких эпизодов был связан с особенностью моей личности. Мой отец был очень замкнутым, сдержанным и осторожным человеком. Моя мать была и по сей день остается очень общительной, открытой и непосредственной. Я нахожу в себе проявления и той, и другой тенденции. Когда я не чувствую себя в безопасности, когда я не очень уверен в себе, я склонен замыкаться, как мой отец. Я прячусь в свою раковину и оттуда наблюдаю за происходящим.

Сандра больше похожа на мою мать: она общительна и непосредственна. За годы, которые мы прожили вместе, не раз бывали случаи, когда ее открытость казалась мне чрезмерной, а она находила мою отстраненность вредной как для окружающих, так и для меня самого, поскольку я становился глух к чувствам других людей. Все это и многое другое выявилось в период наших совместных экскурсий в глубины собственной души. Я стал ценить проницательность и здравомыслие Сандры и то, как она стремилась помочь мне раскрыться, стать более отзывчивым, чутким, общительным человеком.

Другой непростой эпизод был связан с тем, что я считал «пунктиком» Сандры, изводившим меня на протяжении многих лет. Она, как мне казалось, буквально помешалась на электробытовых приборах фирмы Frigidair, чего я никак не мог понять. Она и мысли не допускала о приобретении изделия другой торговой марки! Даже когда мы только начинали совместную жизнь и были весьма стеснены в средствах, Сандра настаивала на поездке за пятьдесят миль в «большой город», где продавались товары фирмы Frigidair, которых в нашем крохотном университетском городке не было.

Меня это просто бесило. К счастью, сталкиваться с ее упрямством приходилось не часто: только когда требовалось приобрести что-то из бытовых приборов. Но когда это все-таки случалось, моя реакция была такой мощной, будто во мне срабатывало пусковое устройство. Приверженность Сандры этой фирме стала для меня символом иррационального мышления и вызывала целый шквал отрицательных эмоций. В таких случаях я обычно прятался в свою раковину. Видимо, я считал, что наилучший способ справиться с проблемой — это оставить все как есть, не обращать внимания; в противном случае, как мне казалось, я просто потеряю контроль над собой и наговорю много лишнего. Но иногда я все-таки срывался и говорил то, за что потом приходилось просить прощения.

Больше всего меня раздражало даже не то, что Сандра обожает фирму Frigidair, а то, что она упорно и, как мне казалось, совершенно вне всякой логики и справедливости расхваливала ее продукцию, что я считал совершеннейшим абсурдом. Если бы она просто признала, что ее отношение к этой фирме ни на чем не основано и носит чисто вкусовой характер, мне казалось, я бы смог это вынести. Но отстаивание ею своей правоты было невыносимым.

И вот в самом начале весны в наших беседах возникла тема Frigidair. Все наше предыдущее общение подготовило нас к этому. Уже были установлены строжайшие правила: не выпытывать и прекратить разговор, если он станет слишком болезненным для одной или обеих сторон.

Никогда не забуду день, когда мы обсуждали эту тему. Мы тогда не стали, как обычно, останавливаться на пляже, а просто продолжали ехать через тростниковые заросли, может быть потому, что не хотели смотреть друг другу в глаза. С этой проблемой оказалось связано столько душевных изломов, столько неприятного, и она так долго подавлялась! Мы никогда не были так близки к разрыву, как в тот день. Но если хочешь создать прекрасные, гармоничные отношения, нельзя оставлять без внимания то, что вас разделяет.

Мы с Сандрой были поражены тем, что открыли благодаря этому взаимодействию. Оно стало поистине синергетическим. Казалось, Сандра сама впервые отдала себе отчет в том, что же явилось причиной появления ее так называемого пунктика. Она рассказала мне о своем отце, о том, что многие годы он преподавал историю в старших классах и, чтобы как-то свести концы с концами, вынужден был заняться торговлей электроприборами. В годы экономического кризиса он испытал серьезные финансовые трудности и удержался на плаву только благодаря поддержке фирмы Frigidair.

У Сандры с ее отцом были необыкновенно нежные и теплые отношения. Когда он возвращался после тяжелого трудового дня домой и ложился на диван, Сандра растирала ему усталые ноги и что-то напевала. Это было прекрасное время. Долгие годы они наслаждались общением друг с другом почти ежедневно. Он делился с дочерью, рассказывал ей о своих тревогах и волнениях, и именно он привил Сандре глубокое почтение к фирме Frigidair, поддержавшей его в тяжелые времена.

Это общение отца с дочерью пришлось как раз на то время, когда ребенок наиболее интенсивно программируется, формирует свой сценарий. В такой период дети очень восприимчивы, и всевозможные образы, мысли и идеи глубоко укореняются в подсознании. Возможно, Сандра сама забыла об этом, и только наше спокойное общение в течение года естественным и непосредственным образом вызвало в ее памяти это воспоминание.

Сандра испытала глубочайшее самопроникновение и погружение в эмоциональные истоки своего отношения к Frigidair. Я также открыл для себя новые стороны ее личности и проникся к ней еще большим уважением. Я понял, что Сандра говорила не об электроприборах: она говорила о своем отце и о своей верности — верности его памяти.

Помню, в тот день наши глаза были полны слез. И не столько из-за сделанного открытия, сколько из-за возросшего уважения друг к другу. Мы обнаружили, что даже самые простые на первый взгляд вещи часто имеют глубокие эмоциональные корни. Судить о чем-то лишь по поверхностным проявлениям, не разглядев за ними более чувствительной материи, — значит грубо попирать священный покров человеческой души.

Эти месяцы общения стали очень плодотворными. Наше взаимодействие сделалось настолько мощным, что мы научились почти мгновенно проникать в мысли друг друга. Покидая Гавайи, мы обещали друг другу продолжить такие беседы. Прошло уже много лет, а мы до сих пор регулярно усаживаемся на свою «Хонду» или, если погода плохая, в машину — просто для того, чтобы поговорить. Мы чувствуем, что для поддержания любви необходимо говорить друг с другом, в особенности о чувствах. Мы стараемся общаться ежедневно, по несколько раз в день, даже если я нахожусь в отъезде. Это все равно что время от времени прислоняться к стенам родного дома — воплощению счастья, ощущения безопасности и высших жизненных ценностей.

Томас Вулф[20] был не прав. Домой можно возвращаться вновь и вновь, если твой дом — сокровищница бесценных дружеских отношений.