7. Миллениум
За сутки до Рождества 2000 года в привычном тюремном распорядке случился сбой. Утром никто из охранников не явился в тюремную рекреацию, чтобы выпустить «козлов». Зэки остались в камерах, как будто про них забыли. В том числе и китаец с русским, которые по-прежнему делили на двоих один каземат.
— Конец света? — спросил Павел по-китайски.
— Революция, — ответил Крыса по-русски.
В начале 90-х, когда Крыса учил Павла искусству циньна, тренировки съедали все время, какового у них было с избытком. К середине последнего десятилетия XX века китаец и русский сравнялись в мастерстве «искусства болевых захватов», и у них появился общий враг — скука. Как бороться со скукой, придумал Крыса. Русский язык давался ему тяжело. Китайский давался русскому еще тяжелее. Трудности радовали обоих, они отвлекали. До тех пор, пока оба не заговорили совершенно Свободно на чужих языках, как на родных.
— Революция?
— Переворот. Странно, что он не случился раньше. В Нагонии часто случаются перевороты.
— И что будет?
— С нами? Не знаю. Если повстанцы освободят зэков, доберемся до города, а там до китайского квартала.
— Там есть Чайнатаун?
— Китайские кварталы есть во всех столицах.
— Кроме Москвы.
— Откуда ты знаешь?
— Ты прав. За девять лет и Москва могла измениться. Жаль.
— Чего?
— Ты не рассказывал о себе и запрещал мне говорить о прошлом. Мы скучали, но ты был против...
— Я и сейчас против, — перебил Крыса. — Чтобы выжить, надо жить настоящим, иметь ЦЕЛЬ и не сойти с ума от отчаяния. Воспоминания — зерна отчаяния. ЦЕЛЬ должна быть священна, потому она должна быть тайной.
— Все равно, жаль. Я погибну, так и не узнав, кто ты, кем ты был на воле.
— Я — Мастер циньна. Об этом ты знаешь. А кем я был... Разве ты не догадываешься?
— Догадываюсь.
— Почему ты решил, что погибнешь?
— Скольких черных я покалечил, пока совершенствовался в искусстве циньна? Сколько их погибло ради моего самосовершенствования?
— Я не считал.
— Однако остальные зэки, которым повезло не стать для меня куклами, я уверен — они считали. Нам не простят.
— Ты забываешь про авторитетов. Если люди из китайского квартала узнают, что авторитеты позволили учинить надо мной расправу, то я им не завидую.
— Погоди, я помню, в первый мой день здесь ты говорил, что и тебя встретили неласково.
— Незадолго до твоего появления здесь объявился черный, который объяснил остальным значение моей татуировки.
— Гм-м... Я прожил с тобою рядом девять лет и никогда не задумывался о том, что твоя татуировка может быть знаком принадлежности... К мафии, да?
— Доберемся до китайского квартала, у нас появится будущее, и ты все узнаешь.
— Если доберемся.
— Я — доберусь. И тебе помогу. Во всяком случае — постараюсь помочь.
— Спасибо... Послушай, Крыса, можно попросить тебя об одной услуге?
— Проси.
— Если так случится, что я погибну, а ты выживешь и... И если однажды судьба забросит тебя в Россию... В китайский квартал в Москве или просто в Москву...
— Ты хочешь, чтобы я разыскал твоих родственников?
— Нет! Нет, Павлик Лыков умер, душа его в аду... Я хочу, я прошу, чтобы ты разыскал... Запоминай: Самсонов Анатолий Михайлович, Ситников Алексей Петрович, Евдокимов Валерий Владимирович, Сергей Сергеевич... Фамилию Сергея Сергеича я не знаю, но, подозреваю, что ее знает Самсонов. Я почти уверен, в девяносто первом Сергей Сергеич шантажировал Самсонова, было чем... Разыщи их и убей! В память о Паше Лыкове. Так и скажи каждому перед смертью: в память о Паше Лыкове... Я понимаю, что прошу слишком о многом, но... Но я высказал просьбу, и теперь мне будет проще погибнуть...
— Я запомнил.
— Обещаешь, что... если... ну, ты понимаешь...
— Понимаю и обещаю.
