Часть третья
Русский ниндзя

Она прижалась ко мне упругим стройным телом, чуть коснулась губами шеи и еле слышно прошептала в самое ухо:

– Еще…

Я повернулся на бок, положил руку ей на бедро, окунул лицо в копну непослушных густых волос цвета спелой ржи.

О Будда! Как мне было хорошо! Я слышал о том, что редко, очень редко встречается полное соответствие мужского и женского начал, абсолютная гармония, воспетая романтиками-поэтами и безжалостно проанализированная учеными. Романтики сочинили красивую легенду о двух половинках единого целого, о поиске своего второго «я» в образе очаровательной принцессы или прекрасного принца, а циники ученые наскоро набросали теорию о генетическом сопряжении, о безудержном инстинктивном влечении двух разнополых особей, в результате соития которых наиболее вероятно появление здорового и продвинутого, с точки зрения эволюции, потомства. Я знал, что такой феномен существует, но никогда не думал, что ЭТО как-то меня коснется. Черт побери, я не хочу называть ЭТО расхожими, затертыми словами из попсового шлягера, ибо ОНО меня коснулось и я в полной мере осознал, что есть категории человеческого бытия, не поддающиеся описанию.

С Кларой мы встретились случайно. Я обсуждал с ее мужем очередную деловую сделку, сидел у него в кабинете, попивал крепкий кофе, и тут вошла ОНА. Ее действительно звали Кларой. Она была родом из обрусевших поволжских немцев. Замужем за моим партнером по бизнесу уже четыре года. Успела родить своему благоверному дочку и сейчас заканчивает аспирантуру. Будущий кандидат каких-то там точных наук. Вот и все, что я узнал в ту памятную встречу три месяца назад. Все, что касается рационального восприятия действительности. Иррациональные аспекты описанию не подлежат. Все уже сотни, тысячи раз сказано, написано и опошлено до меня. И про «искру, проскочившую между ними», и про «зубную боль в сердце» и про «дым сигарет с ментолом»…

– Еще, ну, еще!.. Ах, как мне хорошо!.. Хочу от тебя сына!

Я полностью растворился в ней, потерял ощущение пространства и времени, одновременно пребывая в первобытно-животном состоянии и почти религиозном экстазе. Я могу холодно и расчетливо довести женщину до сумасшедшего исступления в постели, это я умею. Я могу получить от любой, ну почти любой женщины все, что захочу. Но сейчас я не применял никакой техники, и, честно говоря, даже если бы захотел воспользоваться своими знаниями и умениями, вряд ли бы это у меня сегодня получилось. Может быть, впервые в жизни я не контролировал ситуацию. Не помню, как я уснул, не помню, как она ушла…

Когда я проснулся, на дворе было уже светло. Я нехотя встал с роскошной, бешено дорогой кровати и поплелся в ванную. Идти было достаточно далеко – через проходную комнату в холл, потом по коридору, потом еще одна проходная комната и снова коридор. Мои шестикомнатные хоромы получились в результате объединения двух трехкомнатных квартир на двух параллельных лестницах. Очень удобно: два входа, парадный и черный, как мечталось.

В ванной комнате я залез в душевую кабину, с минуту повозился с пультом управления, установил температуру, интенсивность и степень распыления, а затем с удовольствием расслабился под обжигающе-бодрящими водяными струйками.

Год назад, став обладателем пригоршни бриллиантов, я дал себе слово, что первой моей значительной покупкой станет фирменная душевая кабина «с наворотами». Наверное, столь приземленная мечта возникла в результате того, что драгоценные камешки я совершенно случайно обнаружил в туалете пассажирского поезда дальнего следования. Камни были спрятаны в корпусе электробритвы, позаимствованной мною у одного крупного мафиози. О существовании сих сокровищ никто не знал и не знает, никто, кроме меня и вышеупомянутого мафиози, царство ему небесное…

Мокрый и горячий, я вышел из душевой кабины. Подошел к огромному, во всю стену, зеркалу и внимательно вгляделся в свое отражение. Как всегда по утрам, мое новое лицо показалось чужим и незнакомым. Первый камень, самый мелкий из бриллиантов, я реализовал по неправдоподобно низкой цене, однако денег вполне хватило на пластическую операцию и девственно-чистые документы. Теперь я зовусь Виктором Борисовичем Твороговым. Я ношу длинные волосы, собранные на затылке в косичку, у меня идеально ровные белоснежные зубы, нос с непривычной для него горбинкой и усики щеточкой. При этом я заметно помолодел – подтяжка сгладила морщины и чуть изменила форму глаз.

Если честно, видок у меня достаточно идиотский, под стать фамилии. Да и поведение мое, с точки зрения окружающих, форменный идиотизм. Так, как это делаю я, бизнесом никто не занимается. Меня постоянно кидают, и я вечно в убытке. Клара рассказывала, что за глаза ее муженек называет мою фирму «Простоквашино», а меня почтальоном Печкиным. Я не обижаюсь. Я сам этого хотел, сам к этому стремился.

По моим намеренно заниженным расчетам, денежный эквивалент буквально свалившихся мне под ноги камешков составляет астрономическую сумму. Мне на жизнь (и не на одну) хватило бы с лихвой двух-трех процентов того, чем я сейчас располагаю. Так что в средствах я не стеснен, и дело за малым – сохранить их (хотя бы часть, о приумножении не может быть и речи) и сохранить себя.

Богатому человеку сегодня в России ох как несладко живется, почти так же, как носорогу в Африке. На носорогов охотятся старатели всех мастей, и на нашего брата, «нового русского», открыта постоянная охота. Собственно, сам носорог никого, кроме зоологов, не интересует, однако всем интересен его рог, из которого якобы можно приготовить чудодейственное зелье, излечивающее импотенцию. «Новый русский» как личность тоже мало кому интересен, кроме юмористов, однако на его неизвестно каким образом нажитые капиталы постоянно присутствует прямо-таки ажиотажный спрос.

Общеизвестная народная мудрость гласит: «Если ты такой умный, то почему ты такой бедный?» Умных у нас в отчизне пруд пруди, и они денно и нощно размышляют на предмет личного финансового благополучия (вместо того чтобы работать). Разбогатеть хотят все, причем быстро и желательно непомерно. Некоторые ограничиваются мечтами, лежа на диване, а иные берутся за дело. Дела последних приумножают на столах у прокуроров папки с надписями: «Дело №653. О вымогательстве», «Дело №1356. О заказном убийстве», «Дело №16567. О похищении» и т. д., и т. п.

Обретя солидный финансовый капитал, я прекрасно понимал, что запросто могу стать одним из главных действующих лиц очередного «Дела». Моя новая фамилия удивительно органично вписывалась в графу «потерпевший». К чести своей, я вовремя вспомнил короткий и однозначный афоризм: «Делиться надо!» И я стал делиться. Со всеми желающими, невзирая на ранги и должности.

Не знаю, можно ли доить носорога, но меня доили все кому не лень. Сначала мелкие рэкетиры и чиновники, потом дельцы покруче, и, наконец, я был зачислен во вполне приличное стадо, мне отвели удобное стойло под надежной крышей и установили фиксированную ежемесячную норму удоя.

Все произошло гораздо быстрее, чем я ожидал. Пара месяцев после легализации, и я уже спокойно пасусь на вполне комфортабельной лужайке под охраной и присмотром бдительных пастухов. Я спокоен и уверен в себе, я знаю, что, пока процесс дойки проистекает исправно и без задержек, меня не пустят на колбасу и с меня не спустят шкуру. Благодать!

Классно устроился: получил наследство от одного крупного мафиози и малую его долю медленно раздаю другим мафиози, рангом ниже моего благодетеля.

Как всегда, метафорически все просто, понятно и красиво, а на практике коряво, путано и замысловато. Если бы я начал подробно описывать процесс превращения пассажира общего вагона поезда Москва – Владивосток по фамилии Козловский в президента торгово-закупочной фирмы «Титаник» господина Творогова, боюсь, на это ушло бы вдвое больше бумаги, чем на рассказ об истории приватизации в России. Посему ограничусь кратким итоговым отчетом о своем нынешнем благополучии.

Живу я теперь в городе Санкт-Петербурге. Владею фирмой, квартирой и машиной. Новая биография у меня «железная». Я теперь выходец из сибирских недр, поднявшийся в годы перестройки на торговле цветными металлами и в дальнейшем сумевший провернуть пару-тройку удачных сделок с японцами на ниве спекуляции подержанными автомобилями. В Северную столицу меня занесло якобы случайно. Наивный, я попался на крючок акул бизнеса и теперь, по их мнению, медленно, но верно разоряюсь, и поэтому меня все любят и холят. Я желанный гость в любом офисе, привилегированный клиент, охотно позволяющий себя грабить вследствие врожденного скудоумия. В общем, все хорошо.

Да, все было бы хорошо, не повстречай я Клару. Каким-то неведомым женским чутьем эта женщина поняла, что под маской шута Творогова скрывается совершенно другой человек. Отчасти я сам виноват. С Кларой я просто не в силах лицедействовать, изображать из себя увальня-провинциала с дурным вкусом, медвежьими манерами и тремя мозговыми извилинами. Мой столь долгожданный, только-только обретенный покой снова под угрозой. Двойственность наших отношений, мимолетность встреч и постоянная конспиративность долго продолжаться не могут. В конце концов, я мужик, я должен что-то окончательно решить для себя и действовать. Тысяча чертей, я хочу эту женщину! Я хочу видеть ее постоянно рядом с собой, я не могу без нее!

Отражение в зеркале скорчило неприятную, тоскливую рожу. Я показал ему язык, тряхнул головой, прогоняя прочь щемящие грудь проблемы, и приступил к бритью. Брился я электробритвой такой же модели, что и та, в корпусе которой были спрятаны обогатившие меня бриллианты, – маленький каприз счастливчика, перемигивания с Судьбой.

Не скрою, фантастическое везение в моем годичной давности приключении, в финале которого я обрел свободу и богатство, изрядно меня настораживало. Как-то уж удивительно гладко все получилось, как в плохом вестерне. Почти никаких усилий с моей стороны – плыл себе по течению и плыл, а в результате вышел сухим из воды. Так в жизни не бывает. Или бывает очень редко. Жизнь имеет одну крайне неприятную особенность – за все рано или поздно приходится расплачиваться, возмездие неизбежно. Мне самому довелось быть орудием возмездия, и я знаю, что говорю, поверьте! Все имеет свою цену: удача, счастье, везение. Комедия в любой момент легко и непринужденно может обратиться в драму, а драма в трагедию. Вот сейчас, например, все в моей жизни непросто, но понятно. Сложилась определенная колючая ситуация, в которой замешана женщина, в голове давно созрело несколько конкретных планов, как разрубить гордиев узел мучающих мою душу проблем, и все вроде бы должно получиться хорошо и складно, а почему-то меня последнее время постоянно преследует предчувствие скорой катастрофы. Ощущение такое, будто рядом тикает часовая мина замедленного действия. Я строю планы, просчитываю варианты, а мина тик-так, тик-так…

В одной из многочисленных комнат зазвонил телефон. Я прислушался. У меня несколько сотовых телефонов, и все звонки настроены на определенный тембр. Каждый телефон имеет свой номер. Одни номера я даю деловым партнерам, по другим мне звонят друзья. В данную минуту звонил общий, городской телефонный аппарат. Я бросил бриться и побежал в спальню. Не успел. Мелодичная трель оборвалась, как только я схватил трубку. На жидкокристаллическом экранчике определителя высветился иногородний номер. Московский. Ясно! Звонил Толик, мой личный секретарь.

Толика я подобрал возле кабака. Подобрал в буквальном смысле. Бедняга схлопотал в челюсть от вышибалы злачного заведения и валялся на тротуаре абсолютно бесчувственной грудой мускулов. Толика побили за благородство. Вышибала пытался выставить из ресторации залетную, не «прописанную» в подвластной ему клоаке проститутку. Действовал страж ресторанной справедливости довольно грубо – схватил деваху за волосы и волоком транспортировал за порог. Толик имел несчастье (или счастье?) проходить мимо ресторации, девушку пожалел, вступился, все-таки женщина, и заработал цки чудан – незамысловатый, но эффективный удар из арсенала карате. Мне стало жалко этого простоватого, никчемного парня, борца за права женщин, я его подобрал и вскоре сделал своим секретарем.

Секретарь Толик идеально подходил для предпринимателя Творогова. Толик был прост и непосредствен, как новорожденный котенок, и при этом силен, как зрелый орангутанг. Ничего, кроме культуризма или, грамотно выражаясь, бодибилдинга, его не интересовало. Он готов был качаться с утра до вечера и непременно качался бы, если бы при этом не нужно было еще и деньги на жизнь зарабатывать. До меня промышлял Толик на Витебском вокзале носильщиком, слыл там белой вороной, ибо водки не пил и тяжеленные чемоданы таскал не торгуясь, с видимым удовольствием. Специально для Толика я оборудовал в одной из комнат качалку – расставил вдоль стен столько тренажеров, сколько поместилось. Каждое утро, ровно в десять, Толик приходил ко мне домой «на работу» и исчезал в качалке. Бывало, он проводил там весь рабочий день, но иногда я его выдергивал и отправлял с каким-либо поручением в другой город, в командировку.

Сам того не подозревая, Толик работал у меня Дедом Морозом. Раздавал под разными предлогами крупные денежные суммы моим друзьям, родственникам и коллегам из прошлой жизни. Вы думаете, это просто – облагодетельствовать человека и при этом остаться инкогнито? Ох как это трудно! Став богатым, я прежде всего захотел помочь некогда близким людям и столкнулся с кучей проблем. Ну, в самом деле, не пересылать же почтовым переводом престарелой двоюродной тетушке в Харьков десять тысяч долларов от имени неизвестного ей Виктора Творогова? Если тетку и не хватит удар на радостях, то город Харьков она точно взбаламутит. Каждый второй харьковчанин завтра же будет знать и про деньги, и про благодетеля Творогова, а мне это ни к чему. Вот и приходится выдумывать замысловатые истории, как, например, в данном случае, когда Толик поехал в Москву поправлять материальное положение моего старинного приятеля и коллеги по работе в спортивно-оздоровительном клубе «Дао» Николая Малышева.

Я знал о том, что Малышев много лет подряд безуспешно пытается издать написанные им учебники по самообороне. Еще я знал, что это теоретически невозможно. Тренером Николай был хорошим, мог объяснить все хитрости борьбы просто и доходчиво, но, как только Малышев брал в руку авторучку и садился описывать любимые приемчики, получалась полная чушь. Его сочинения пестрели терминами типа «передняя рука» и «задняя нога», словосочетаниями «верхняя часть кулака» и советами «стоять расслабленно-напряженно». Однако Малышев, несмотря ни на что, даже на откровенные советы близких друзей бросить это дело, продолжал писать учебные пособия про то, как себя защитить от хулиганов, бандитов и гангстеров. С упорством, достойным восхищения, Николай носил свои труды по многочисленным издательствам и везде получал вежливый (в лучшем случае) отказ.

Толик, в соответствии с моей задумкой, должен был предстать перед Малышевым в качестве курьера одной петербургской книгопечатной фирмы, забрать на читку Колины труды и вернуться с ними в Питер. Потом я переведу Малышеву крупную сумму денег в качестве гонорара, а его творения издам за свой счет. Приятно осознавать, что ты реализуешь заветную мечту своего старого друга, чертовски приятно!

Снова зазвонил телефон. Я снял трубку.

– Але, шеф, это я, Анатолий.

– Ну как? Все в порядке? Рукописи забрал?

– Нет, шеф. Николай Павлович Малышев в больнице, в тяжелом состоянии.

– Что с ним?

– У него проникающее ранение в брюшную полость, так, кажется, называется…

Я быстро взглянул на часы. 11.02. Так… сегодня четверг… Успею!

– Толя, слушай внимательно. Я сейчас выезжаю в Москву на ЭР-200. Без двадцати пять жди меня на Ленинградском вокзале, в центре зала. Понял?

– Да, шеф.

– Тогда все, отбой!

Я оделся за несколько минут, наскоро покидал в чемодан все, что под руку попалось, плюс энную сумму в валюте, сунул за пазуху паспорт, пухлый бумажник и ринулся к дверям.

Возясь с замком, немного замешкался. Чего я еще не сделал? Ничего не забыл? Кажется, нет, хотя точно! Я не позвонил Кларе. Ее супруг сейчас за границей, дела делает, и у нас вроде как медовый месяц, договорились встречаться каждый день. Нужно позвонить, предупредить… Но что я ей скажу? Как смогу объяснить второпях причину отъезда?.. Ладно, позвоню вечером из Москвы, глядишь, в поезде что-нибудь придумаю, сочиню… О великий Будда, как мне осточертело это постоянное вынужденное вранье!

В поезде ничего не придумалось. Всю дорогу просидел, бездумно глядя в окно. Постоянно мучила навязчивая, мерзопакостная мыслишка – а что было бы, если бы я нечаянно не стал богачом-меценатом? Просто залег бы где-нибудь, тихо жил и лишь изредка вспоминал старых друзей. Может быть, лет через десять, будучи случайно в Москве, набрал знакомый малышевский телефонный номер и, услышав незнакомый голос, решил, что Николай переехал, сменил адрес, на том бы и успокоился. С другой стороны, неизвестно, что лучше: пребывать в счастливом неведении или пытаться помочь, не зная сути проблемы. То, что я сейчас мчусь в столицу к раненому другу, может еще больше усложнить жизнь и ему, и другим близким мне некогда людям. Прошло без малого два года после моих кровавых московских разборок с террористами и всего год с небольшим со дня смерти мафиозного босса по кличке Папа. Уверен, в златоглавой меня еще не забыли. Ищут – вряд ли, но помнят хорошо.

На Ленинградском вокзале, как всегда, было людно и суетно. Я уверенно шагал по перрону, украдкой осматриваясь по сторонам. Почти ничего не изменилось. Знакомые стены, знакомый гомон, знакомые… О Будда! Знакомые лица! Бородатого грязного нищего я узнал мгновенно. Да это же Борода! Мой друг и соратник в скитаниях по подвалам и помойкам! Жив, курилка!

Я было дернулся в сторону Бороды, но вовремя взял себя в руки и чинно вошел в здание вокзала. Как и было условлено, в центре зала меня ждал Толик.

– Здравствуй, Толик…

– Здра…

– Не перебивай меня! Давай пройдемся не спеша к платформам, по дороге коротенечко расскажешь все, что тебе известно о ранении Малышева. Понял?

– Понял, шеф… В общем, так, я ему позвонил, подошла женщина, спросила, кто я и чего мне надо. Я сказал, она говорит – приезжай. Я приехал, она мне открыла и дала эти, как их, ну…

– Рукописи.

– Точно. Сказала, что Коля будет очень рад, и расплакалась. Я тогда спросил: «Чего плачете?» Она и говорит: «Коля в больнице». Я говорю: «Что с ним?» Она говорит: «Ножевое проникающее ранение в брюшную полость». Ну, думаю я, надо вам позвонить. Попрощался с ней культурно и поехал на телеграф…

Толик продолжал рассказывать, как он добирался до телеграфа, пока мы не вышли из здания вокзала к платформам. Борода был еще тут, деловито обследовал переполненную мусором урну.

– …В общем, шеф, дозвонился я вам не сразу…

– Все, Толик, хватит, молчи. Видишь, там, возле урны, бородатого оборванца?

– Вижу.

– Сейчас я дам тебе денег. Много. Я хочу, чтобы ты устроил этого нищего в больницу. На лечение. Понял?

– А чем он болен?

– То, что алкоголизмом, это точно, но, наверное, еще чем-нибудь, я не знаю, я не врач. Врачам хорошо заплати, не жадничай. Можешь припугнуть эскулапов…

– Кого?

– Врачей! Намекни прозрачно: мол, за пациента головой отвечаете. Придется давать взятки ментам, не скупись. На все про все отпускаю тебе шесть часов. Ровно в полночь жди меня здесь, на этом самом месте. Все понял?

– Все, шеф!

– Тогда действуй!

Вот за что я люблю Толика, так это за послушание и полное, патологическое отсутствие любопытства. Сказано ему – занимайся бомжем, он занимается бомжем, а скажи ему, к примеру: будешь весь день кататься по Кольцевой линии Московского метрополитена и записывать в блокнотик, сколько лысых мужиков сядет в твой вагон, он будет кататься и записывать. Идеальный секретарь, незаменимый.

Оставив Толика разбираться с бомжем, я быстрым шагом, не оглядываясь, пошел в сторону метро, спеша слиться с пестрой толпой зевак – гостей столицы – и деловитых, хмурых москвичей.

Вечер, конец рабочего дня. Для одних наступает время отдыха, для других – самая работа. Притомившиеся на службе граждане в большинстве своем спешат по домам, но некоторая, незначительная, часть народонаселения только сейчас и начинает активную жизнь. Я не имею в виду любителей выпить и потанцевать, я говорю о людях, имеющих так называемое хобби. Их мало, однако они есть – актеры самодеятельных театров, коллекционеры оловянных солдатиков, активисты клубов восточных единоборств.

Помнится, родной спортклуб «Дао» по-настоящему оживал часам к девятнадцати. К этому времени заканчивались занятия в детских и юношеских группах, им на смену приходил чуть-чуть уставший телом, но бодрый душой вполне зрелый возрастной контингент – от двадцати до сорока, и директор клуба, мой хороший приятель Михаил Валерьевич Коробов, занимал свое кресло начальника в крохотном кабинете с табличкой на двери «Администрация». Формально присутствие Коробова было совсем не обязательно, однако он страшно любил потусоваться в среде единомышленников, больных нездоровым интересом к разного рода китайско-японско-русским боевым системам, охотно вмешивался в чужие тренировки, всегда был готов заменить заболевшего или сачкующего инструктора.

Я ехал в клуб «Дао» с надеждой застать там Коробова. Кто еще, кроме него, сможет мне рассказать о беде, постигшей его коллегу, сотрудника и друга Николая Малышева? (Жена? Нет, не хочу я видеть женских слез, мне нужна конкретная скупая информация.) Я понимал, что придется себя раскрыть, назваться полузабытым именем из позапрошлой жизни. Я отдавал себе отчет в том, что в принципе этого можно избежать и по большому счету я сейчас делаю глупость, но я плюнул на все логические умозаключения. Слишком долго я действовал холодно-логично, могу раз в жизни позволить себе дурь, и гори оно все ярким пламенем – мой друг в беде, нужно его спасать, некогда заботиться о своей горячо любимой персоне, хватит эгоцентризма, сыт по горло!

Прости, дедушка, ты учил меня другому. Сам не знаю почему, я сейчас нарушаю все правила твоей науки. Чувствую, что нужно поступить именно так, чувствую смерть, нависшую над людьми, которые мне небезразличны, и чувствую свою непосредственную причастность к этой угрозе.

В другое время, совершая экскурсию в прошлое, я бы непременно мучился ностальгией и необратимостью реки времени. Сейчас же я просто быстро шел знакомыми дворами к приземистому зданию, в полуподвале которого размещался клуб «Дао». Путешествуя по лабиринтам Московского метро и толкаясь в переполненном троллейбусе четвертого маршрута, я успел передумать всякое. Вспоминал свою жизнь сначала в образе Семена Ступина, затем под маской Стального Кулака, после этого краткий период существования с паспортом на имя гражданина Козловского и, наконец, недолгий отрезок благоденствия Виктора Творогова. Прощай, братишка, Стальной Кулак, счастливо и вам, товарищ Козловский, до свидания, надеюсь, скорого, господин Творогов. Сегодня я снова Семен Андреевич Ступин, пропавший без вести два года назад на исходе осени. Снова осень, правда, на этот раз ранняя, и снова Ступин идет в клуб «Дао», дабы спутать все карты и поломать все сценарии. История повторяется, зараза!

Подхожу к знакомой двери (за два года она совсем не изменилась), спускаюсь по памятным ступенькам. Просторный предбанник. Прямо – открытая дверь в спортзал. Там ведет тренировку неизвестный мне парень лет тридцати. Опытным взглядом сразу определяю – паренек (в белом кимоно и просторных черных шароварах) обучает желающих айки-до. По левую руку раздевалки, мужская и женская, по правую – кабинет Коробова. Иду к кабинету, открываю дверь без стука, захожу внутрь. Коробов сидит за столом, колдует над кучей бумаг.

– Здравствуй, Миша.

Он взглянул на меня снизу вверх. Не узнал. Сутулый мужчина в роговых очках. Раньше Михаил очков не носил. Стареет.

– Вы ко мне?

– К тебе.

– По какому вопросу?

– Ступина Семена Андреевича помнишь?

Коробов пружинисто вскочил с места. Я думал, от избытка чувств, думал – он меня узнал. Ничего подобного! Миша выпрыгнул из-за стола для того, чтобы половчее меня ударить. Хороший, полновесный тычок кулаком в глаз я пропустил совершенно неожиданно для себя. Впервые в жизни подвели инстинкты. Ко всему я был готов, только не к драке.

Я вылетел из кабинета директора, как мешок с дерьмом, больно ударился спиной об пол и по инерции проехал еще метра два. Отменный удар, браво!

Миша выбежал из кабинета следом за мной, занес ногу для того, чтобы добить меня ударом в пах.

Ну, друг, извини, этого я тебе позволить никак не могу.

Бью старого приятеля стопой в колено опорной ноги. Он теряет равновесие, падает прямо на меня. Останавливаю его падение встречным ударом – пяткой, пардон – каблуком в живот и отправляю взбесившегося администратора обратно в кабинет, как футбольный мяч в ворота.

Слева топот босых ног по полу. Поворачиваю голову. Ага! Мастер айки-до спешит на помощь начальнику. Прыжком встаю на ноги. Ну, давай, парень, покажи, чему тебя учили?

Айкидошник притормаживает, замирает в метре от меня. В айки-до количество канонизированных стоек сведено к минимуму – фактически к одной, и заимствована она из кен-дзютцу – искусства фехтования на мечах. В целом вся боевая система айки-до порочна, да простят меня айкидоисты всех полов, возрастов и цветов кожи. Путь Соединения Энергий (так звучит в одном из переводов термин «айки-до») суть результат творческого подхода основателя айки-до по имени Уэсиба по фамилии Морихей к древнему искусству айки-дзютцу – искусству «айки». Термин «айки» обозначает воздействие сильного духом человека на противника с более грубой духовной организацией с целью его (противника) контроля и доведения до состояния полной неподвижности. В начале двадцатого века юноша Уэсиба нанялся в услужение к мастеру айки-дзютцу, господину Сокаку – наставнику школы древнего самурайского клана Такеда. За свои уроки алчный Сокаку драл с учеников три шкуры. Помимо того, что Морихей выполнял в доме наставника всю грязную работу, он еще платил за каждый показанный прием от 300 до 500 иен. Немудрено, что за пять лет Уэсиба освоил всего 15 базовых захватов айки-дзютцу. Полученные знания смышленый Морихей объединил с тем, что он уже умел. (Папаша будущего отца-основателя с девяти лет обучал своего отпрыска искусству меча кен-дзютцу и искусству копья со-дзютцу.) Айки-до Уэсибы Морихея было ориентировано не столько на подготовку бойцов, сколько на гармонизацию личности с законами Вселенной. По сути, техническая сторона вопроса самого Уэсибу мало волновала. Будучи личностью, безусловно, уникальной, Морихей Уэсиба мог буквально движением пальца опрокинуть множество более физически сильных опытных бойцов. Может быть, как никто и никогда в мире, он единственный овладел скрытыми возможностями человеческого естества, неведомой многими внутренней энергией. Существуют документальные кадры, запечатлевшие, как на немощного старика Морихея нападают несколько здоровенных молодых дзюдоистов. Они его окружили, и он… исчез. Да! Исчез, точнее, телепортировался. Если рассматривать пленку по кадрику, то видно – кадр, где Великий Мастер в центре татами, сразу же, без пауз, сменяет кадр, в котором бесстрастная кинопленка запечатлела дедушку Морихея в нескольких метрах от того места, где он только что находился. Парадоксально, но факт! Мастер избежал поражения одному ему известным способом перемещения в пространстве. Достойно поклонения и восхищения! Однако, если посмотреть на эту однозначно правдивую кинохронику под другим углом, можно прийти к следующему умозаключению: арсенал приемов айки-до в данной, конкретной ситуации оказался бесполезным и О-Сенсей Уэсиба Морихей вынужден был задействовать свои экстраординарные способности, дабы не проиграть схватку. Вывод: айки-до – система самосовершенствования, где техника борьбы играет вторичную роль, роль тестирования уровня «продвинутости» ученика. А говоря просто и грубо – дерутся айкидошники на тройку с минусом, и, несмотря на весь их гонор, ни одного адепта Пути Соединения Энергий на боях без правил я лично не видел.

Парнишка-айкидошник ждал моих решительных действий. И он их дождался. Наивный, думал, сейчас эффектно поймает меня за кисть, поднырнет под руку и красиво подбросит мое послушное тело высоко в воздух. Не тут-то было!

Бью его кулаком в лицо. Широкоамплитудное, максимально удобное для него движение. Он ловко перехватывает своей «мягкой» рукой мое запястье, ныряет под бьющую руку, и тут я резво переступаю ножками. Вместо того чтобы попасть в зону недосягаемости, ко мне за спину, парень оказывается точно спиной ко мне. Шлепаю его свободной ладошкой по почке, освобождаю блокированную кисть от захвата. Ему больно: почки – нежный орган. Пользуюсь неожиданным дискомфортом противника, несколько быстрых уверенных движений, и готово – я закрутил ему ручонку за спинку, подтянул ее повыше к лопатке, заставил встать на цыпочки (иначе сломался бы сустав) и параллельно прихватил последователя Уэсибы Морихея за волосы на макушке, запрокинул его буйную головушку – пусть полюбуется трещинами на давно требующем ремонта потолке.

Как раз из кабинета выбрался Коробов. Растрепанный, злой, с бейсбольной битой в руках. В общем, вооруженный и готовый меня убить непонятно за что. Всего я ожидал, но чтобы старый приятель встречал воскресшего Сему Ступина побоями да еще с дубиной, это для меня сюрприз!

Коробов замахнулся было битой, но в последний момент перед ударом замер, постоял чуть-чуть в живописной позе молотобойца и вдруг расслабился, опустил свое оружие.

– Оставь его, Сеня. Я тебя узнал… по повадкам, – сказал Миша, как-то особенно грустно взглянув на меня. – Рожа у тебя изменилась, а повадки те же. Одно слово – Бультерьер.

Ого! Михаил Валерьевич знает мой гладиаторский псевдоним. Еще один сюрприз.

– Извини, парень, – я отпустил захваты, – не расстраивайся, со всяким может случиться.

Паренек, конфузясь, повернулся ко мне лицом, отступил на шаг, церемонно поклонился и вежливо произнес:

– Спасибо вам. Вы преподали мне урок.

Чегой-то он кривляется? А-а! Понятно. В дверях зала сгрудились ученики. Только что у них на глазах я развеял миф об исключительности любимого тренера. Не хватало еще, чтобы по моей вине контингент перестал посещать айкидошные тренировки и, как следствие, приносить в казну клуба «Дао» ежемесячный доход.

– Принимаю ваши благодарности, – ответил я, низко кланяясь. – Я президент федерации айки-до города Краматорска Семен Морихеев, черный пояс, четвертый дан. Приехал к вашему директору договориться о проведении совместного семинара в Осаке будущим летом. Как это водится у мастеров, мы с Михаилом Валерьевичем показывали друг другу приемчики, и ваш директор произвел на меня не менее неизгладимое впечатление, чем я на вас.

Многозначительно показав пальцем на свой стремительно заплывающий глаз, я скромно умолк. Контингент в дверях спортзала понимающе закивал головами (фамильярное коробовское «Сеня» и странное «я тебя узнал» остались незамеченными), финансовое положение родного спортклуба было спасено.

– Ладно, продолжайте тренировку, а мы с коллегой из Краматорска продолжим беседу о семинаре, – улыбнулся Коробов, но глаза у него остались грустными. – Прошу в мой кабинет, Семен Уэсибович.

Преподаватель айки-до вернулся в зал к своим ученикам, а мы с Мишей уединились в директорском кабинете.

Сели. Он за свой рабочий стол, я на стульчик напротив. Помолчали, посмотрели друг на друга. Потом Миша выдвинул верхний ящик стола, пару секунд в нем порылся и протянул мне старую пожелтевшую черно-белую фотографию.

Я взял фото и чуть не упал со стула. С потертой фотокарточки на меня глядел улыбающийся молодой Сеня Ступин в гимнастерке и голубом берете. Десантник Ступин был в кадре не один. Он бережно обнимал за плечи худенькую черноволосую девушку в ситцевом платьице. Да, это она – Надя. Моя подруга в годы несения срочной военной службы. К ней я заходил, получив увольнительную, к ней ходил в самоход, на ней чуть было не женился. Кстати, до сих пор сам не пойму, почему «чуть», почему просто не взял и не женился. Она мне нравилась очень. Умная, веселая, красивая. Немного провинциалка, но ей это шло. Короче, милая девушка во всех отношениях.

После дембеля, когда я обосновался в Москве, мы какое-то время переписывались. Помню, я все звал ее приехать, а она звала меня. В результате мы так больше никогда и не встретились, а переписка прекратилась сама собой, зачахла.

– А нам врал, что в Анголе служил, – прервал мой мысленный экскурс в прошлое Коробов.

– Врал, – признался я. – Откуда фото?

– Оттуда. Из городка, где вырос без отца твой родной сын.

– Не понял!

– У Надежды Петровны родился мальчик, в аккурат через девять месяцев после твоей демобилизации.

– Но я же с ней переписывался…

– Гордая женщина, наверное, тебе попалась, так полагаю. Хотя не мое это дело, в ваших отношениях копаться.

– Слушай, а как вообще это фото к тебе попало?

– Я так понимаю, что ты воскрес, узнав о ранении Малышева. Да?

– Да.

– А Малышева чуть не убили из-за твоего наследника. Ты в курсе? Скажи правду. Ты действительно ничего не знал о сыне?

– Откуда, Миша! Я вообще пока совершенно не въезжаю в тему. Ни хрена, поверь, не понимаю. О Малышеве узнал до смешного случайно… Что мне сделать, чтобы ты мне поверил? Ты не представляешь, Миша, как мне сейчас хреново, врагу не пожелаю.

– Хочешь, честно скажу, что я о тебе думаю?

– Сделай одолжение.

– Еще десять минут назад я думал о тебе только хорошее. Считал, что тебя подставили, втянули в грязную авантюру и ты либо действительно погиб, либо ушел на дно и не выныриваешь, потому как не хочешь друзьям еще больше жизнь осложнять. Но теперь, увидев твою перешитую сытую морду, я думаю, что раньше я на твой счет заблуждался.

– Десять минут назад, Миша, ты почти что все думал верно… и сейчас ты кое в чем прав. Я не так прост, как всегда хотел казаться. Ну да будет об этом… Что с Малышевым, при чем тут Надя и… мой сын?

Коробов молча исподлобья разглядывал меня, чуть раскачиваясь на стуле. Я понял, что он сейчас решает, что ему делать. Рассказать мне все как есть или… или что? Долбануть меня бейсбольной битой по башке?

– Ну хорошо… – нехотя произнес наконец Коробов. – Слушай… Начну издалека. Когда ты два года назад исчез, нас всех, кто тебя знал, таскали на допросы чуть ли не каждый божий день. То на Лубянку, то на Петровку, то сами сюда приходили. И в погонах, и штатские, всякие захаживали… Самое интересное, что не столько они от нас новое о тебе узнавали, сколько мы от них. Больше всего Николаю досталось, как твоему дружку закадычному. Его целую неделю мучили, не верили, что он не в курсе про твои приработки в клубе «Атлетик». Про то, кто убил Скелета и его людей, не мы ли, тоже допытывались. Спрашивали про какого-то Акулова, про то ли Аркадия Михайловича, то ли… не помню. Фото красивой бабы показывали и между делом оговорились, что ни в какой Анголе ты не воевал, а служил рядом, в городке Коржанске… Весь клуб гудел как улей. Даже учеников допрашивали, представляешь?.. Так продолжалось, не поверишь, почти год. Потом все поутихло. А после скандала с коррупцией в МВД и обнародованными досье на московских гангстеров нас оставили в покое. Это я про тот скандал, когда через Интернет…

– Я в курсе, Миша, газеты читаю. Продолжай, не отвлекайся от темы.

– Ишь ты! Деловой какой. Командир прямо! «Не отвлекайся от темы…»

– Извини, если обидел. Хочешь, подбей мне второй глаз, но только продолжи рассказ.

– Ладно, проехали… В общем, с месяц назад на адрес клуба пришло письмо Кольке Малышеву. В конверте вот это вот твое молодежное фото и листочек с текстом. Как в детективе, весь текст наклеен из газетных букв. Смысл – у Ступина вырос сын, мать, Надежда Петровна, родила мальца ровно через девять месяцев после дембеля Семена Андреевича. Мы, кто «мы», непонятно, его выкрали. Если желаете, чтобы ступинский пацаненок был отпущен живым, пусть кто-нибудь один привезет в Коржанск выкуп – три тысячи долларов. Ждем вас каждую пятницу ровно в полдень рядом с домом номер такой-то, улица такая-то в течение месяца. Почему писали Малышеву, я не понял…

– Все знали, что он мой друг… Извини, перебил.

– Да ладно, понимаю, сам на нервах… В общем, мы все тут с Колькой во главе пораскинули мозгами и решили, что в ментуру с этой писулькой идти нельзя. Колька был уверен, что ты живой и что тебя круто подставили, боялся еще больше тебе навредить. Кое-как наскребли три штуки и поехали в Коржанск…

– Кто поехал?

– Я и Николай, вдвоем…

Миша продолжал рассказывать, я слушал его внимательно и параллельно прокручивал в голове множество версий и вариантов, хоть как-то объясняющих все произошедшее.

Различные госорганы и мафиозные группировки к этой истории отношения не имеют. Неожиданно объявившийся Ступин-младший – лучшая наживка для поимки Ступина-старшего, это очевидно. Знай заинтересованные во мне юридические и частные лица про сына – я бы уже сейчас сидел в наручниках или лежал, изрешеченный пулями. К счастью, они не в курсе, спасибо друзьям – не подвели. А вот я их подвел, черт побери! Подвел одним фактом нашего знакомства.

Нет! Нельзя давать волю эмоциям. Нужно заставить себя мыслить логически, как компьютер. Итак, первая и самая главная странность кроется в завязке истории. Похитители требуют привезти три тысячи долларов. Почему так мало? В принципе, конечно, для среднестатистического россиянина три косых «гринов» – сумма значительная. В Коржанске на эти деньги, наверное, можно купить квартиру. Но красть человека, проливать кровь, идти под статью за такую цену нормальному уголовнику западло, а приличному бандиту лень. Что же получается? Либо действуют психи-дилетанты, либо психи-бандиты-уголовники. Получается – в любом случае противная сторона ненормальна по части психики. Проще говоря, мы имеем дело с маньяками. Или я чего-то не понял?

Пока я размышлял на темы психического здоровья, Миша в своем рассказе добрался до кульминации мрачных событий в городе Коржанске. Я узнал от него, что, приехав на место, мои друзья прежде всего хотели отыскать Надю. Естественно, они ее не нашли. Адреса Нади у них не было, прибыли они в пятницу поездом в девять утра без минут. За три часа в незнакомом городе, пусть и маленьком, указанный похитителями адрес и то с трудом отыщешь, а что говорить о женщине, фамилии которой не знаешь. Ну показали двум-трем местным фото, назвали имя-отчество, услышали: «Такую не знаем» – вот и все розыски. Осознав, что Надежда так и останется для них девушкой с фотографии и сам факт наличия ступинского сына под большим вопросом (а вдруг это блеф?), Михаил и Николай все же пошли на место встречи. Решили разобраться на месте и действовать в зависимости от ситуации. Деньги у них были с собой, но просто так отдавать их кому ни попадя они не собирались. (Логично, я бы поступил точно так же. Потребовал бы сначала подтвердить факты из зловещего письма, поговорил с женщиной по имени Надя, уяснил все для себя и далее действовал сообразно полученной информации.)

Место встречи для передачи выкупа оказалось людным перекрестком. Рядом находился винный магазин, и народ вокруг толпился соответствующий. На улице было жарко, конец лета выдался солнечным. Всех вещей у Миши с Колей – одна спортивная сумка у Малышева на шее. Важная деталь: Коробов был одет в джинсы и футболку, Николай – в брюки и рубашку. Деньги и вещи потеплее лежали в сумке, которую Коля предусмотрительно повесил себе на грудь и крепко держал двумя руками. Я специально попросил Коробова подробно описать, как они были одеты, как себя вели и прочие мелкие детали. Выслушав Мишу, я сразу понял, что похитителям (кем бы они ни были, пусть даже законченными дебилами) с первого взгляда стало ясно, где ребята прячут баксы.

Ровно в полдень к друзьям подошел средних лет алкаш. Спросил, не они ли «сыночка своего корефана шукают». Получив утвердительный ответ, алкаш потребовал, чтобы Коробов отошел за угол: мол, в письме четко велено приехать одному, а не двум фраерам. Коробов начал было спорить, но Николай уговорил его подчиниться требованиям алконавта. Миша плюнул и пошел. Коробов хотел занять наблюдательную позицию шагах в двадцати, на углу магазина вин. Шел Миша не оглядываясь и вдруг услышал сдавленный короткий возглас. Обернулся, увидел, как Малышев медленно оседает на асфальт, держась руками за живот, а алкаш убегает с сумкой в руках. Коробов рванул за алкашом, и он бы его догнал, я уверен, но тут на Михаила откуда ни возьмись навалились трое мужиков. Завязалась драка. Как выяснилось позже, Коробова пытались задержать местные милиционеры в штатском. Двоим Миша чуть не поломал ребра, третьему изрядно помял лицо и утихомирился только после предупредительного выстрела в воздух вкупе с отчаянным криком: «Сдавайся, милиция!»

Михаила сутки продержали в кутузке. Там он узнал о том, что Николая отвезли в местную больницу, в реанимацию.

Менты сначала пытались колоть Коробова на предмет перевозки наркотиков, но вскоре недоразумение с задержанием благополучно разрешилось. Немалую роль в этом сыграл звонок в столицу. На вопрос дознавателя: «Кто может подтвердить вашу личность?» – Коробов ответил семизначным числом – продиктовал московский телефонный номер знакомого милицейского полковника из ГУВД. С будущим обладателем трех больших звезд на серых погонах Михаил Коробов лет десять просидел за одной партой в престижной спецшколе с математическим уклоном. Потенциальный милиционер в цифрах и формулах постоянно путался и все контрольные работы списывал у доброго, смышленого соседа по парте. Говорят, детская дружба самая крепкая. Когда Коробова таскали на допросы «по делу Ступина», старый приятель помочь ничем не смог, кроме советов (да и чем он мог помочь), зато теперь он выложился по полной программе, тем более что Миша просил старого друга о помощи крайне редко, понимая, что существует лимит «на напряги». (Кстати, в телефонном разговоре с Москвой тема истинной цели визита моих друзей в Коржанск, к счастью, не была затронута.)

Сеанс телефонной связи коржанских ментов со столицей закончился для провинциалов плачевно. Товарищ полковник потребовал срочно освободить «честного гражданина Коробова» и пригрозил прислать из златоглавой комиссию «для выяснения безобразий». В течение следующего часа после разговора с плохо соображающим в математике полковником в захолустный Коржанск позвонили еще несколько высоких милицейских чиновников и даже один замминистра. Конечно же, Коробова мгновенно освободили. Мало того, перепуганные коржанские слуги закона дали Михаилу Валерьевичу полный отчет о причине задержания и положении дел на данном этапе.

Как оказалось, утром злополучного дня (точнее, в девять часов утра) местным милиционерам позвонил неизвестный и сообщил, что в полдень в таком-то месте состоится передача партии наркотиков от курьеров заказчику. (Я сразу отметил про себя, что Мишу и Колю встречали. Убедились в их приезде и сделали звонок, задействовали заранее разработанный план. Вопрос только в том, кто их встречал? Чей план? И еще интересно, неужели представители противоборствующей стороны контролировали все прибывающие из Москвы поезда? Или утечка информации об отъезде произошла здесь, в Москве? Блин горелый! Впечатление такое, что против моих друзей работает крутая спецслужба. Ради чего? Ради меня? Отпадает. Уже бы взяли полчаса назад, на подходе к клубу «Дао». Ради трех тысяч? Бред!) Отследить, откуда поступил звонок, милиционерам не удалось, но поступил он ни много ни мало на телефонный аппарат самого главного милицейского начальника города Коржанска. (Номер его телефона, кстати, известен далеко не всем коржанчанам.) Сообщению не очень поверили, однако приняли надлежащие меры. На всякий случай. Группа сотрудников в штатском затерлась в толчее подле винного магазина. Сойти за алкашей переодетые менты и не пытались. В маленьком городишке все друг друга знают, и пьющий народ физиономию блюстителя правопорядка срисовывает с расстояния полета пули. Группа захвата не таясь пустила слух о нечаянно полученной премии и временном перемирии с алкоголиками-дебоширами на почве совместного распития спиртных напитков. Хвала Будде, менты-захватчики были подшофе самую малость, иначе могли и пристрелить Мишу с перепугу.

Когда алкаш (позже выяснилось, что не местный и не алкаш) вполне умело пырнул Николая ножом в живот, сорвал у него с шеи сумку и бросился бежать, за ним в погоню поспешили два милицейских сержанта, молодых да резвых. Трое лейтенантов в это время дрались с Коробовым, еще один капитан суетился вокруг Малышева.

За счет фактора неожиданности преступник получил солидную фору. Путь его бегства был заранее тщательно рассчитан – в переулок, через забор и огородами к лесу. Сержанты здорово отстали от преследуемого и, сидя верхом на заборе, тяжело дыша после стометровки по ухабистому переулку, открыли беспорядочную стрельбу, метясь в быстро удаляющуюся худую спину «заказчика наркотиков». Невероятно, но они в него попали, причем дважды. Первая пуля оцарапала мужику плечо, вторая вошла точно в сердце. На опушке леса снайперов-сержантов дожидался хладный труп неизвестного гражданина. Сумки с деньгами при нем не оказалось. (Я сразу понял, в чем фокус – сообщники ждали дружка за забором. Он подбегает, перебрасывает тяжелую сумку, которую ловят приспешники и с которой они бегут в другую сторону, а основная сволочь налегке уходит огородами. Меткая стрельба сержантов случайность, не более.) Осмотр тела убитого преступника дал милиционерам лишний повод для глубокомысленных размышлений и далеко идущих выводов. Мужик оказался весь синий от татуировок, вдобавок имел изуродованные иглами вены на руках и ногах. Урка-наркоман. Существо, готовое на все ради дозы. (А что же Николай? Куда он смотрел? За плечами огромный стаж занятий единоборствами, и в итоге нож в животе от доходяги-наркомана! Пардон, чему я, собственно, так удивляюсь, у самого пухнет фингал под глазом, а я рассуждаю о чужих ошибках, идиот.)

Вот вкратце и вся история. Про истинную причину приезда Коробов ментам не рассказал. Не хотел меня впутывать. Сказал, что приехал порыбачить (на подступах к Коржанску поезд проезжает по мосту над речкой Коржанкой). Пошли с другом винца купить, тут все и случилось… Что было в сумке? Ерунда, всякая мелочь… На отсутствие у рыболовов удочек местные милиционеры, взбаламученные телефонными звонками из столицы, благоразумно не обратили внимания. Зато они помогли Коробову организовать транспортировку раненого Малышева домой, в Москву. В принципе его нельзя было трогать, но после посещения коржанской больницы Коробов решил рискнуть, и он оказался прав. У Малышева была серьезно травмирована печень, и уже в Москве выяснилось, что ему необходима серия сложнейших хирургических операций и сделать их можно только в столице.

– Скажи, пожалуйста, Миша, – перебил я Коробова, когда он начал было излагать мне свое субъективное мнение о проникающих ножевых ранениях, – там, в Коржанске, в те три часа со времени вашего приезда до поножовщины, ты ничего подозрительного или необычного не заметил? Слежки за вами, к примеру, не было? Или вдруг какой-нибудь странный тип подошел, закурить попросил или еще чего. Напрягись, вспомни.

– Сто раз уже напрягался, вспоминал, – огрызнулся Коробов. – И для следствия, и для себя. Слежки точно не было. А если и была, то я ее не заметил. Курить никто не стрелял, из фотоаппаратов нас не фотографировали, развратные дамы-шпионки не попадались. Единственное, что помню необычного, так это странного паренька возле винно-водочного. Хотя даже не знаю, может, мне померещилось, может, потом навоображал всякого. Скорее всего навоображал…

– Миш, рассказывай, что за паренек, что в нем необычного, не интригуй!

– Повторяю: скорее всего у меня после всех перипетий разыгралось воображение, и я вроде бы вспомнил, будто минуты за три, как к нам этот урка подошел, мне показалось несколько странным поведение… хотя нет, не поведение… как бы это сказать-то…

– Говори как можешь, пусть коряво и нескладно, только все, что тебе тогда показалось или после придумалось, неважно!

– …Мне показалось, что парнишка из наших, в смысле из занимающихся восточными единоборствами. Знаешь, есть такая категория ребят, у которых после года занятий у-шу или карате крыша начинает подтекать. Я их насмотрелся за свою жизнь столько, что и не сосчитаешь…

– Знаю, Миша, видел и я таких. Если тренер недоучка и компостирует ученикам мозги разными энергиями и тайнами, обязательно двое-трое в группе плывут.

– Во-во! Именно плывут. Тот, возле винного, прогуливался как-то сосредоточенно, что ли, и взгляд у него был пустой… Ну, если бы в самодеятельном театре народному актеру дали роль Брюса Ли, он, наверное, так же точно двигался и смотрел, как тот парень… Понимаешь меня?

– Да, вполне.

– Учти, я мог и ошибиться и скорее всего ошибся. Вспомнил то, чего не было… А может, и было… Толку-то с этого? Ну парень, ну съехавший, и что?

– Я все понял, Миша, спасибо… Пойду, пожалуй. Пора.

Я встал со стула, подошел к своему чемодану крокодиловой кожи. Чемодан я поставил рядом с дверью, когда вошел в кабинет, за полминуты до того, как получил в глаз.

– Вот, держи. – Я открыл чемодан, вытащил несколько пачек долларов в банковской упаковке. – Здесь десять тысяч, Малышеву на лечение.

– Сука ты, Ступин! – зло прошипел Коробов. – Я думал, ты сейчас спросишь, где Коля лежит, в какой больнице, помчишься к нему, а ты…

– А я сегодня уезжаю, – перебил я Мишу. – Еду в Коржанск. Хочу во всем сам разобраться.

Я бросил деньги на стол перед Коробовым и двинулся к выходу.

– Стой! – громко окликнул меня Коробов. – Вернись, сядь на стул.

Я подчинился. Устроился снова напротив Коробова, примостил чемодан на коленях.

– Давай быстро, Миша! Отводи душу, матери меня, унижай. Делай что хочешь, только быстро. Я должен уехать в Коржанск еще сегодня ночью. Надо спешить.

– Ступин, ответь, почему я тебе в глаз дал, когда ты ко мне вошел и представился?

А действительно – почему? Он же меня не узнал. Вошел к нему в кабинет холеный джентльмен, назвал фамилию Ступин и бац – в глаз получил. Причем потом еще Миша пытается нокаутированного джентльмена добить.

– Молчишь, Семен? – Миша улыбнулся одними губами. – Я еще не все тебе рассказал. История имеет продолжение. Позавчера мне сюда, в этот самый кабинет, позвонил неизвестный и сказал примерно следующее: «…Ублюдок вашего Ступина еще проживет две недели. Чтобы он дожил до старости, нужно приехать в Коржанск и поселиться в гостинице. В люксе на втором этаже. Гостиница в городе одна, не перепутаете. Приехать должен один человек, иначе мальчонке хана. Ментам настучите – пришлем по почте голову пленника».

– Кто звонил, Миша? – напрягся я.

– Ты дурак, да? Откуда я знаю?!

– Ты не понял. Я спрашиваю – голос какой? Молодой? Старый?

Миша задумался, потом сказал неуверенно:

– Вроде молодой… но не детский.

– Угу… Значит, когда к тебе в кабинет сегодня приперся я в костюме пижона и произнес ключевое слово «Ступин», ты решил, что это опять насчет выкупа.

– Я тебя не узнал.

– Теперь все ясно. Спасибо, Миша. – Я встал со стула. – Извини, мне действительно нужно спешить.

– Погоди, Ступин! Ты что же, меня совсем за дерьмо держишь? Я чего, должен тут сидеть и ждать, когда ко мне снова явятся менты и чекисты с вопросами, не в курсе ли я, кто разнес в щепки городок Коржанск?

– Прости, Миша. Это моя война. Ты нужен здесь. Кто, кроме тебя, проследит за Малышевым? Кто поможет его семье? Вдруг сволочи из Коржанска припрутся в гости в столицу, кто их встретит?

– По больному бьешь, сука… – поник головой Миша. – Блин! А ведь ты прав… Скажи честно, только не ври, я еще тебя увижу?

– Вряд ли, Миша. Прощай и, если можешь, не держи на меня зла.

Я резко встал со стула и быстро вышел из директорского кабинета. Бегом взбежал по крутым ступенькам. Оказавшись на улице, поспешил прочь от приземистого здания спортклуба-жилконторы. Шел не оглядываясь, боялся услышать за спиной Мишин окрик.

О Будда! Как мне было хорошо в шкуре бандита Стального Кулака! Поистине, что имеем – не храним, потерявши – плачем. Жизнь была примитивно схематична. Цель проста, как задачка по арифметике для первого класса начальной школы. Никаких переживаний, нуль эмоций. Знай себе круши черепа негодяям, трахай баб, жри вкусно, пей и спи. Сумеешь выжить – отлично. Подохнешь – никто от этого не пострадает. Я, кретин, мечтал о свободе и не понимал, что был абсолютно свободен, ибо отвечал только за одного себя. Что меня держало в этом мире? Ничего! Я имел право на смерть, теперь же у меня этого права нет. Мой друг ранен, мой сын в беде, я в долгу перед женщиной по имени Надежда, я в ответе за судьбу Клары и ее маленькой дочки, я чувствую себя наипоследней сволочью, и моя закаленная психика готова дать трещину.

До двенадцати часов еще полно времени. К сожалению, обмануть себя не получится, придется ехать на телеграф, звонить Кларе. Что я ей скажу? Не знаю…

– Жди меня здесь, – велел я водителю арендованных полчаса назад «Жигулей».

– Это будет стоить папаше Дорстету еще…

– Неважно! Заплачу, не обеднею. Жди, водила, и учти – я сегодня злой, шуточки попридержи для других пассажиров.

На телеграфе народу, как назло, было мало, и снова насмешка судьбы – я сразу же дозвонился Кларе, с первого раза. Сам себе боялся признаться, но мечтал, чтобы Клары не оказалось дома. Тогда формально я был бы чист, честно хотел позвонить, не получилось. Я презирал себя за эту мечту слабого человека, но ничего с собой поделать не мог. Подарки судьбы закончились, начались насмешки…

– Алло! Виктор, это ты? Алло! Плохо слышно!

Какой «Виктор»? Вот черт! Это же я Виктор. Для Клары я все еще Виктор Творогов, а между тем я уже несколько часов как Семен Ступин. Пара лет жизни, ушедшая на реинкарнацию Ступина в Творогова, растаяла в один момент, в одно касание.

– Да, Клара, это я.

– Откуда ты? Разве мы сегодня не встретимся?

– Нет, Клара, сегодня мы не встретимся, прости.

Зараза! Я сегодня перед всеми вынужден извиняться! И, самое поганое, все мои «прости» убийственно искренни.

– А когда мы встретимся, Витя?

Голос у Клары изменился. Она все поняла, хотя я ей ничего особенного не сказал. Мы две половинки единого целого, мы чувствуем друг друга без слов.

– Не знаю, Клара… Честно, не знаю.

– Ты только не переживай, Творогов. Делай свои дела, я буду ждать.

Я сжал кулаки до боли, до хруста суставов. Если бы она устроила мне обычную бабью разборку, мне бы стало легче. Хрен тебе, Ступин! Ты предал демона в своей душе, по тебе полоснуло лучом Света в образе Клары, и сатанинского везения больше не будет. Никогда!

– Виктор, не молчи, пожалуйста.

– Мне нечего тебе сказать, Клара.

– И не надо. Скажи только, что помнишь меня.

– По…

В трубке запикало. Заказанные две минуты разговора истекли. Часовая мина разлуки сработала исправно.

Все! Переживания сейчас для меня непозволительная роскошь. Если я хочу помочь близким моему сердцу людям, я должен стать холодной и бесстрастной машиной. Я уже успел забыть, что такое страх. За свою шкуру я никогда не боялся, ибо это нерационально. Теперь я должен, обязан заставить себя не бояться за дорогих мне людей. Этот новый страх – единственное мое уязвимое место. Можно прикрыть его щитом, панцирем, но щит легко потерять в бою, а панцирь расколоть мечом. Я ампутирую этот страх, удалю его из своего эфирного тела, как раковую опухоль. Я стану терминатором – роботом-разрушителем, бесчувственным к любой боли. И к телесной, и к душевной. Я – аппарат для убийств, запрограммированный стариком японцем. Во мне заложена уникальная программа – вирус смерти, способный расстроить любые программы противника, взломать любые защитные коды, свести с ума любого хакера. Я ничего не боюсь, даже проигрыша, и поэтому я непобедим!

Из здания телеграфа я вышел другим человеком. Нет, не так! Из здания телеграфа я вышел уже не человеком. Отныне все человеческое мне чуждо. Я – оголенный провод. Я – изворотливая гремучая змея. Я – демон мрака. Я – ниндзя. Черный ниндзя!!!

– Куда дальше поедем, барин? Ямщик готов, только бабки мечи, меченосец! – ехидно спросил водитель-частник. Чрезвычайно разговорчивый молодой паренек с серьгой в ухе. Мой сын, наверное, чуть моложе его…

Удобно устраиваюсь на заднем сиденье автомобиля, медленно протягиваю руку и аккуратно беру остроумного водилу двумя пальцами за серьгу. Феномен – если попытаться резко схватить кого-нибудь, к примеру, пальцами за кадык, человек дернется, и захвата не получится. А если вот так вот медленно и печально взять его за горло, он опомнится только после того, как глаза из орбит полезут.

Несильно тяну серьгу вниз.

– Ты че-че-го? А-а-а…

Водитель презабавно визжит. Мне приятен его крик. По нему, как по камертону, я настраиваю струны своей души на жестокость.

Мочка уха обагрилась кровью. Отпускаю сережку и говорю тихо-вкрадчиво:

– Я передумал. Я не буду тебе платить, умник. Больше того, в конце поездки отдашь мне все свои деньги. Понял?

– Ладно, ладно! Я все сделаю, как ты скажешь. Только не заводись!

– Ошибка. – Я ударил его ладошкой по щеке. – Я не завожусь. Я веду себя сообразно своей природе. Я сильный, ты слабый, и, следовательно, я банкую. Усек?

– Да-да, усек…

– Отлично. Рули на Ленинградский вокзал, хотя нет, рано, поезжай в магазин «Охотник»…

Мы ехали, и я сканировал себя. Тест я прошел. Во мне не было жалости. Я был несправедлив к молодому человеку с серьгой в ухе, но это ничуть не смущало. Робот знал, что он не испытывает к униженному и оскорбленному ничего противоестественного. Он не садист, он просто тестировал программу, проверял наличие нужных файлов.

В «Охотнике» я купил рюкзак, спортивную одежду, портативный складной спиннинг и полный костюм рыболова, от прорезиненной куртки до высоких внушительных сапог. (К магазину мы добрались много позже его закрытия. К счастью, администрация и продавцы были еще на месте, получали товар и за триста баксов сверху любезно согласились меня обслужить.) Потом мы заехали на один из столичных вокзалов, и я купил два билета до Коржанска в разные вагоны. С билетами в кармане и рыболовной утварью на коленях я распорядился рулить на Плешку.

Когда я выходил из машины возле «Охотника» и потом, когда ходил за билетами, я клал ключи от автомобиля к себе в карман. Мальчонка покорно их отдавал и в мое отсутствие не пытался найти помощь у милиции либо просто удрать. Он трепетал передо мной, как кролик перед удавом, и такое положение вещей меня вполне удовлетворяло. Значит, я еще не разучился подчинять себе людей. Еще помню принципы саймин-дзютцу – искусства ментальной мощи.

Покидая машину возле Ленинградского вокзала, я проигнорировал протянутые мне незадачливым водителем денежные купюры. Деньги мне не нужны, важен факт, что он не забыл о моем приказе и пытался отдать при прощании всю имеющуюся у него наличность.

Я не удостоил водителя даже взглядом. Молча хлопнул автомобильной дверкой и смешался с пестрой вокзальной толпой.

Толик ждал меня в условленном месте.

– Анатолий, айда. Через сорок минут у нас поезд.

– Ой, шеф, я не заметил, как вы подошли… А разве мы не в Питер едем?

– Нет, мы едем в город Коржанск.

– А где это?

– Узнаешь завтра утром, в девять, когда приедешь.

– Мы что, сейчас в метро?

– Да, пожалуй, так будет быстрее.

Прокатиться на метро я решил не случайно. Конечно, не ради скорейшего достижения конечного пункта последнего для меня сегодня московского маршрута.

В метро, под аккомпанемент электропоезда, я спокойно смогу растолковать Толику его непростую миссию.

– Шеф, вы не спросили насчет бомжа. Забыли?

– Забыл.

– С бомжем все нормально, я…

– Опустим детали, Толик. Нормально и нормально. Сейчас не до него. Слушай внимательно. Мы с тобой поедем в Коржанск на одном поезде, но в разных вагонах. Друг друга мы якобы не знаем. В Коржанске ты устроишься жить в местную гостиницу. Снимешь номер на втором этаже. Люкс. Понял? Тут такая заморочка, Толян…

Я попытался просто и ясно объяснить Толику про выкуп за похищенного сына моего друга Семена Ступина. По обыкновению Толя не задавал лишних вопросов, единственное – уточнил наш с ним способ связи.

– …Шесть тысяч баксов я тебе дам. И еще на жизнь дам, не обижу. Теперь внимательно запомни легенду. Ты, Анатолий, спортсмен-любитель, занимаешься карате в спортивно-оздоровительном клубе «Дао» под руководством Михаила Валерьевича Коробова. Деньги ты повез по просьбе Коробова, знаешь, что их нужно отдать в обмен на мальчишку, и все. Понял? Сейчас я подробно опишу тебе местонахождение клуба «Дао» и как выглядит Коробов и скажу, как себя вести в Коржанске. Слушай…

Инструктаж я закончил уже на бегущем вверх эскалаторе.

– Все понял, Толя? Если есть вопросы, быстрее спрашивай, сейчас мы разъединимся.

– Нет вопросов, вот если насчет… хотя ладно, прорвемся.

– Кончай темнить! Что тебя смущает? Говори!

– В карате, шеф, я ни ухом ни рылом. Полный профан.

– Ерунда. Вид у тебя спортивный, драться, надеюсь, не придется, должно проскочить. Все, Толя, прощай, расходимся…

Через полчаса я уже лежал на своей верхней полке и готовился отойти ко сну. Конечно, было бы логично выйти завтра, нет, уже сегодня, на одну остановку раньше Коржанска, изобразить из себя лоха-рыболова и от местных узнать об изобилующей рыбой речке Коржанке (во всяком случае, во времена моей армейской службы в ней было полно рыбы). Если бы я приехал в Коржанск днем позже Толика, да еще и на автобусе, а не столичным поездом, было бы значительно лучше. Но я боялся оставить Толю без присмотра даже на сутки. Черт его знает, против кого придется играть. Противник мне до сих пор до конца не ясен… Ладно, разберемся на месте, а сейчас я должен уснуть – еще один тест на общее состояние нервной системы.

Минуту спустя я спал. Мне снился дедушка. Мы готовились провести тренировочный поединок. Я был вооружен мечом, дед остался безоружным. Перед поединком он наставлял меня:

– Помни, внук, сражаясь с Мастером, ты либо выигрываешь, либо проигрываешь еще до того, как обнажил клинок. Во-первых, не должно быть никакой жалости – слезы тупят меч. Во-вторых, пустячная ошибка в начале схватки может обернуться полным поражением раньше, чем ты успеешь ее осознать. В-третьих…

Остаток ночи я провел в блаженной черноте Вечности, спокойно, без сновидений.