Новый фирменный поезд, так называемая «сидячка», являл собой редкий положительный пример заимствования конструктивных идей у сытого Запада. Вагон разбит на скупое количество отдельных купе, отгороженных от коридорчика вдоль правого борта — между прочим, застланного отнюдь не замызганной ковровой дорожкой коридорчика — прозрачными! — раздвижными дверями. В купе-аквариуме у каждой стенки по три посадочных мягких кресла, над креслами висят телевизоры, у изголовий имеются гнезда для оплаченных при покупке билета наушников. Включай телик, согласуй с соседями, какой из четырех каналов, четырех видеофильмов будете смотреть, подключай наушники и гляди поверх голов напротив сидящих. Или за чтением книжки коротай всего четыре часа сорок пять минут без остановок до северной столицы. Не виданный ранее для России комфорт.

Вырвавшись за пределы Москвы, поезд уверенно набирал скорость, о чем свидетельствовало электронное табло в конце вагонного коридорчика над дверью с большим окошком в закуток с туалетом. На табло мигали цифры, неуклонно приближаясь к трехзначному числу 200 — к средней скорости на маршруте.

Машинист приступил к набору крейсерской скорости, и Змей, кивнув молчаливому «проводнику», вышел из служебного купе в самом-самом кончике хвоста состава. Из последнего купе в последнем вагоне. «Проводник» проводил его по-деловому хмурым взглядом и, минуту подумав, решил-таки повесить на плечики небрежно брошенный особым человеком плащ.

«Проводников» подобрали удачно. В смысле, их разнополые типажи вполне соответствовали привычным образам проводников. «Проводники» и «проводницы» споро проверяли билеты, не торопились открывать туалеты и, как водится, предлагали втихаря пассажирам за доплату пересесть в отдельное, свободное от случайных попутчиков купе.

Подменив поездную бригаду проводников, руководство сочло возможным оставить в прежнем составе персонал вагона-ресторана, добавив к нему одну «официантку» и пару «разносчиков» пива с закусками по вагонам. Штатному составу поваров, блюдоносок и блюдоносцев было сказано, мол, замены и добавления продиктованы тем, что сегодня в «экспрессе» путешествует инкогнито — ИНКОГНИТО! — ну о-очень важная, а потому ну о-очень охраняемая государственная персона.

Змей шел по вагонам, по коридорчику — слева от него тянулись прозрачные двери купе, справа в окошках мелькали сомнительные красоты среднерусских пейзажей. Пройдя очередной вагон, Змей заходил в закуток с пока запертой дверью в клозет, открывал глухую, без всяких окошек, дверь в тамбур, попадал в «место для курения», где все пепельницы были пока что девственно чисты, и переходил из тамбура для курящих в рабочий тамбур следующего вагона.

Дабы не возникло вопроса у пассажиров, отчего гражданин в строгом, не особенно дорогом, но приличном костюме двигается из хвоста в голову состава в замедленном темпе, Змей имитировал легкую хромоту. Типа, больная нога, а вовсе не обостренное внимание тормозит его поступательное движение.

Кондиционеры еще не заработали во всю мощь, и нет ничего удивительного, что в душной, замкнутой атмосфере хромоногий гражданин решил расстегнуть пиджак на все пуговицы.

В окна справа светит еще яркое солнышко. Таким образом, наличие очков с затемненными стеклами на носу у Змея совершенно оправдано. И незаметно за стеклами, что глаза постоянно косят влево, пристально всматриваясь в лица, в фигуры, в габариты редких пока пассажиров купе-аквариумов.

Будний день, середина недели, вагоны в хвосте состава почти что пустые. Лишь отдельные купе заняты одинокими пассажирами, иногда парой. Это упомянутые выше любители комфорта, согласившиеся отслюнявить «проводникам» за привилегию обособленности. Сразу по отправлении они перешли в хвост из головы гусеницы экспресса. Рыба тухнет с головы, по тому же принципу и продаются билеты — начиная от локомотива. В первых вагонах пассажиров всегда больше.

Однако до первых вагонов еще хромать и хромать. И возможно, потом придется хромать обратно, если при первом прочесывании Охотник не обнаружится.

Змей ковыль-ковыль-ковылял, зорко косил глазами и думал — а не слишком погорячился Уполномоченный, отдавая приказ сразу гасить Охотника?..

Ежели на Московском вокзале в Питере все будет готово к теплой встрече оного, так почему бы не взять его там полу— или абсолютно живым? Допросить и судить гада образцово-показательно...

Не-а, старик не слишком погорячился. Обдумывание Змеевым темы закончилось в пользу здравомыслия Ветерана. Кто его знает, Охотника, быть может, он собирается спрыгнуть с поезда в Ленинградской области. А стрелку на вокзале забил, чтобы заморочить головы резидентам. Одного из которых — кстати! — таки уже арестовали и уже — кстати! — раскололи. От Охотника, как и от любого человека особой выучки, следует ожидать самых неожиданных ходов...

По прихоти сцепщиков вагон-ресторан находился аккурат посередине состава. Змею оставалось пройти до него вагон и еще вагон, и тут он заметил в одном из купе похожего... Тьфу ты, черт! Всего лишь похожего на Охотника мужика. Плечи у мужчины, разложившего колбаску на столике, откупоривающего бутылек с пивом, поуже, гораздо уже плечи, чем были у Охотника. Накачать, расширить плечи — это легко умеючи, а вот сузить — шиш! Меж тем левая кисть Змея уж чуть дернулась кверху, а левый локоть готов был согнуться. Хреново. Нервишки-то, оказывается, на пределе. Доселе не ощущал нервозности, а как возник повод, так чуть было не выстрелил, обознавшись. М-да, весело шутит порой с нами наша собственная психика. Не любит она, психика, состояния тревожного — чего душой-то кривить? — тревожного, конечно, тревожного ожидания, именуемого красивым словечком «саспенс». Психика его не любит, этот самый саспенс, а вот Альфред Хичкок обожал, извращенец...

В следующих купе этого вагона никого, даже отдаленно похожего на Охотника, не наблюдалось. Продолжая хранить бдительность, продолжая хромать, Змей проделал не особо хитрое дыхательное упражнение, загоняя психику в удобоваримые волевые рамки. Ох, недаром, подумал Змей, зачинщики службы особых порученцев отправляли последних на заслуженный отдых в сорок лет, ох, не просто так ограничивали службу по возрасту! Как ни крути, а с годами все системы человекоустройства изнашиваются. Одно приятно — и Охотник тоже давно не тот, каким был многие лета тому назад.

Вагон пройден. Открывая дверь в тамбур, Змей решил сделать привал в ресторане. Дать отдохнуть глазам, окончательно договориться с психикой, перекусить тоже не помешает.

В тамбуре курила ярко накрашенная девица. Подволакивающего ногу мужчину она игнорировала. Впрочем, как и он ее.

Переход между вагонами, где стук колес отчетливее и громче и где можно не изображать хромоту, рабочий тамбур последнего перед ресторанным вагона, стандартный коридор и первая дверь слева, как и во всех предыдущих вагонах, дверь в служебное купе открыта, и «проводница» — полноватая женщина средних лет, которую трудно даже заподозрить в принадлежности к спецслужбам, — узнав Змея, показывает ему правый кулак с двумя оттопыренными пальцами. В предыдущих вагонах «проводники» жестикулировали в основном левой. Количество оттопыренных пальцев левой соответствовало числу занятых купе. Два поднятых пальца правой означают, что в этом вагоне остались свободными всего два купе.

В купе № 1 спит лысый толстяк, во втором номере пусто, третье купе занято молодой семьей: папа, лет тридцати, мама годков на семь моложе и ребенок годика три, в том возрасте, когда пол дитяти еще трудно определить, тем паче искоса глядя сквозь темные стекла.

Исследуя косым взглядом купе с молодой и, наверное, счастливой ячейкой общества, Змей услыхал, различил в шуме колес шаркающий звук раздвигающихся дверей далеко, по меркам вагона, в самом конце, у дверцы, над которой висело табло скорости. Звук, разумеется, потянул за собой взгляд, и глаза увидели, как из самого последнего купе, разминая сигарету в пальцах, вразвалочку вышел...

Змей глазам своим не поверил!..

Змей не видел его столько лет, с момента окончания спецкурсов, но узнал сразу же. Узнал мгновенно и его горбоносый профиль, и осанку, как у борца-вольника, и курчавые черные волосы, которые у висков время присыпало сединой.

Экс-особый порученец Вепрь, одетый в добротную, много дороже, чем на Змее, пиджачную пару, равнодушно посмотрел влево, взглянул сонно из-под густых бровей на далекого от него мужчину в черных очках и, сунув в губы вялой рукой сигарету, отвернулся, шагнул к двери в загончик, за которым еще одна дверь к «месту для курения». Отворачиваясь, он, этак с ленцой, сунул вялую правую в накладной пиджачный карман. Ничего вроде бы особенного — ну избавил пальцы от сигареты и полез в карман зажигалку нашаривать. Ничего вроде бы настораживающего, ежели оставить без внимания тот факт, что левой рукой дверцу открывать ну совсем неудобно и даже противоестественно...

Дальнейшее происходило за считаные секунды.

Вепрь, поворачиваясь вроде бы к двери, начал поворот, отвернулся от Змея, достоверно не спеша, но, как только его правая кисть залезла в правый карман, так он вдруг ускорился и, приседая, в единый миг крутанулся на все сто восемьдесят градусов. Стрелять сквозь пиджачную ткань он не рискнул. Сопоставил риски и выбросил на повороте правый кулак, сжимающий пистолет с укороченным рылом ствола. Вытянул руку с оружием, чтоб уж попасть наверняка, уверенный, что сумел обмануть и опередить Змея, которого Вепрь, ясен перец, тоже сразу узнал. Быть может, узнал даже на толики мгновения быстрее. И безусловно, про чью душу явился Змей, понял. И отчего у Змея расстегнут пиджак, догадался. О спрятанной под пиджаком стреляющей смерти он догадался. Откуда было знать Вепрю, что оппоненту незачем лезть под пиджак, что — спасибо Ветерану! — у Змея имеется фора в один молниеносный выстрел.

Вепрь просчитался, а Змей, едва его неожиданный противник начал вращение, поднял левую руку, дернул запястьем вверх, и под манжеткой неприятно содрогнулся цилиндрик на ремешке.

Выстрел прозвучал так, будто на стыке рельсов образовался ухаб и колесо, подпрыгнув на нем, ударилось о камертон стального пути. Выстрел вписался в перестук колес более резкой нотой, пуля ударила в грудь Вепрю, разорвала одежду, кожу, мясо, раздробила ребро, вошла в мякоть легкого и застряла в мешочке сердца. Смерть скосила крутящегося юлой Вепря, отшвырнув его к дверце-тупику.

Выстрел прозвучал для Змея как стартовый. Позабыв про деланую хромоту, он побежал в конец вагона, резонно полагая, что Вепрь вышел из того купе, где находится и искомый Охотник. Змей скрестил руки на бегу, правую к левой подмышечной кобуре и наоборот. Левая кисть ухватила рукоять заранее снятого с предохранителя и установленного на стрельбу очередями «стечкина», в правую ладонь лег готовый плеваться пулями «тульский Токарева».

Выстрел, конечно же, услышала «проводница». Согласно инструкциям, она прежде нажала «тревожную» кнопку замаскированного под радиоприемник «устройства общего оповещения», что стояло на столике под окном в служебном купе. Выходя в коридор вагона, женщина рванула из спрятанной под униформой у пояса кобуры пистолет модели «Гюрза». Вышла, держа «Гюрзу» перед своими большими грудями, сжимая рукоятку куцыми, некрасивыми пальцами с плохо сделанным маникюром, поддерживая снизу шершавой ладошкой другой руки. Сквозь профессиональный прищур «проводница» увидела быстро удаляющуюся спину Змея, а в конце коридора она увидела труп.

В «Гюрзе» — по типу австрийского «глок-17» или немецкого «зауер» модели 1930 г. — второй предохранитель выполнен в виде шпонки на спусковом крючке, запирающей спуск, а первый — в виде клавиши позади рукоятки. Первый предохранитель выключается при охвате рукоятки, второй — при начале спуска. Женщина ослабила давление на шпонку предохранителя и облегченно вздохнула. И она, и старик Ветеран, и все-все-все охотились ТОЛЬКО на ОДНОГО Охотника. Ни она, ни Ветеран, ни Змей — никто не ожидал, что предателей экс-порученцев будет больше.

Впрочем, почему «предателей»? Да, Охотник таков, кто бы спорил. Охотник еще во времена СССР изменил присяге, но вряд ли признался в измене Родине Вепрю, которого властители девяностых приговорили к смерти в первый год смутного десятилетия.

Эх, черт подери, была бы у Змея возможность поговорить с Вепрем, объяснить, что мракобесию смуты наступает конец, и появился бы реальный шанс вернуть все на круги своя...

Эх, черт!..

Чертыхаться Змею было, увы, некогда. И, увы, бежать быстро не получалось — вагон пошатывало из стороны в сторону, не хватало еще споткнуться по полной дури. Он живенько переставлял согнутые в коленях ноги, ставил их широко, балансировал в такт качке и не хотел лишний раз выдавать себя голосом, кричать «проводнице», мол, расслабляться нам еще рано, дескать, убит тоже бывший спецагент, но вовсе не искомый. Его голос мог узнать Охотник, который, согласно рабочей версии Змея, находился в последнем купе.

А оперативная сотрудница между тем оставила в покое шпонку предохранителя и позволила себе вдохнуть кондиционированный воздух с облегчением, полной грудью. И тут из купе номер 5 бодро высунулась голова мужчины — примерно одних лет со Змеем, с застреленным Вепрем, с искомым Охотником. Голова бодренько высунулась лысеющим затылком к «проводнице» и тут же повернулась к ней лицом, разинула рот, вскинула брови.

— Пассажир! Вернитесь в свое купе! — заорала визгливо «проводница» на выходе.

И лысеющий гражданин столь убедительно отыграл послушный ее ору испуг, что опытная оперативница снова позволила себе вдохнуть с облегчением новую порцию воздуха, которую ей уже не суждено было выдохнуть.

Голова исчезла, а вместо нее из купе номер 5 высунулась согнутая в локте конечность, удлиненная вороненой сталью пистолетного дула и набалдашником глушителя. Приглушенный выстрел слился с перестуком колес, из двойного подбородка женщины хлестнула фонтанчиком кровь на груди в новенькой железнодорожной униформе, а конечность лысеющего гражданина изогнулась в другую сторону, и второй, и третий, и четвертый беглые выстрелы ударили Змею в спину, сбили с ног, бросили ничком на ковровую дорожку.

Бронежилет — спасибо старику Ветерану за то, что велел им «не побрезговать», — спас Змея от верной смерти. Однако первая из пуль всерьез травмировала лопатку, следующая едва не вышибла позвонок, и только от третьего попадания останутся всего лишь синяк да гематома.

От боли в лопатке и позвоночнике его затошнило, у него потемнело в глазах, судорогой сковало диафрагму, и сознание Змея рухнуло в бездну.

При падении с его носа слетели очки, они упали рядом, и в их темных стеклах отражалось, как лысоватый стрелок метнулся из купе номер 5 к купе номер 8...