Глава 5
Последняя ночь Вампира
Матово-серый джип Шопова выехал за ворота, мелькнул в свете фонаря и растаял во тьме. Владимир Владимирович, личный секретарь Евграфова, отошел от больничного окна и снова уселся в мягкое кожаное кресло. Чашечка кофе на журнальном столике все еще дымилась, источая приятный терпкий аромат.
Владимир Владимирович с удовольствием отпил глоточек бразильского напитка, откинулся в кресле и лениво в который раз осмотрелся по сторонам. В кабинете главного врача он был впервые. Обычно Вову принимали многочисленные замы главного. Солидный кабинет. Письменный стол не иначе как из самшита, а письменный прибор на нем потянет тысяч на десять. Три стены облицованы деревом, четвертая наполовину состоит из телевизионных экранов. Он насчитал тридцать экранов, ровно по числу палат-люксов. Следует понимать так, что главный врач постоянно следит за пациентами. Впечатляет.
Полчаса назад горел только один экран – в палате госпожи Евграфовой, а недавно включились еще два монитора. Вова уже успел досконально изучить вновь появившиеся изображения. В одну из палат (судя по номеру монитора, в ту, что примыкает к палате Евграфовой) поместили женщину с измученным лицом, в другую – спящего мертвецким сном, а может, и пьяного молодого человека. Вокруг женщины суетился медперсонал, молодой человек лежал и спал в гордом одиночестве.
– Прошу простить за вынужденное ожидание. – В кабинет вошел главврач Рашид Владленович. – Принимал больных, задержался.
Хозяин кабинета привычно уселся за письменный стол, сцепил замком длинные красивые пальцы и вопросительно посмотрел на Вову. Когда-то давно, в детстве, Вова робел перед такими мужчинами – высокими, красивыми, уверенными в себе южанами.
– Нуте-с, Владимир Владимирович, что вас привело ко мне?
– Просьба, Рашид Владленович.
– Полагаю, Вадим Борисович прислал вас за снотворным? – Рашид Владленович нахмурился.
– Да, за снотворным. Обычно меня снабжали лекарствами ваши замы. Сегодня они просили зайти лично к вам.
– Наркотиков я больше не дам! Так и передайте Вадиму Борисовичу. Бригада, которая сегодня утром к нему выезжала, составила подробный отчет о состоянии его здоровья. Грустная бумага, знаете ли, получилась. У Евграфова формируется прямая зависимость от…
– Вадим Борисович предупреждал меня о вашем возможном отказе, – перебил врача Вова. – На этот случай он просил вам напомнить, как в одна тысяча девяносто первом году, в августе, одно очень высокопоставленное лицо почувствовало легкое недомогание – так, пустячок… насморк. Облеченное властью лицо вызвало из кремлевки доктора, и этот доктор… Мне продолжить рассказ?
Рашид Владленович вскочил из-за стола.
– Это подло! Евграфов обещал хранить тайну. А он и тогда меня шантажировал, и сейчас шантажирует! Это подло!
– Это жизнь, Рашид Владленович, – улыбнулся Вова. – Сядьте, успокойтесь.
– Хорошо! Я дам ему дозу, но…
– И еще ответьте на пару моих вопросов, – снова перебил Вова.
– Каких еще вопросов?
– Очень простых. Кого сейчас в вашу медицинскую обитель доставил Шопов?
– Я не понимаю вас. Шопов – ваш кадр, из вашей же банды, все тридцать палат уже оплачены Евграфовым, так зачем же вам…
– Рашид Владленович! Мне надоело вас постоянно перебивать. Вам и не нужно ничего понимать. Ответьте на вопрос, и все, остальное не ваше дело.
– Хорошо… – Доктор осунулся. Он был подавлен. Когда привык быть главным, тяжело подчиняться безропотно и беспрекословно. – Шопов привез двоих. Женщина – Поварова Раиса Сергеевна. Жалобы на острую боль в сердце. Полагаю, боли у нее неврастенического характера. Кардиограмму мы уже сняли, патология налицо, но это хроника, ничего острого.
– А мужчина?
– Скворцов. Ему дали таблетку, он спит.
– Кто дал? Что за таблетка?
– Дал Шопов, примерно час назад. Таблетка К-64. Фармакологическая разработка военных. Ее иногда называют «таблеткой памяти».
– Не понял?
– Вы, Владимир Владимирович, можете вспомнить в подробностях, к примеру, о чем вы вчера вечером беседовали с приятелем по телефону? Подробно, вплоть до каждого слова?
– Дословно не смогу.
– А мозг ваш помнит все до последнего слова. Так вот, К-64 активизирует полушария мозга и…
– Ясно. Я могу сейчас переговорить со Скворцовым?
– Исключено. Он спит. И проспит еще часов десять кряду. Таково остаточное действие препарата.
– Так помогите ему проснуться!
– Теоретически я могу попробовать, но это рискованно.
– Всю ответственность я беру на себя.
– Да? – Рашид Владленович грустно улыбнулся. – И под суд за непреднамеренное убийство тоже вы пойдете?
– Он что, может скончаться, проснувшись чуть пораньше?
– Чтобы он проснулся ненадолго, мне придется ввести ему кое-какой препарат, понимаете? А если он, не дай Бог, диабетик или аллергик, то…
– Будем надеяться, что он здоров. Рискнем.
– Пишите расписку.
– Какую расписку?
– Пишите, что вы меня принудили работать со Скворцовым и знаете о вероятных последствиях.
– Договорились. – Вова поднялся с кресла. – Вы идите к нему, а я пока устроюсь за вашим столом и все обстоятельно распишу, обещаю.
– Я бы хотел сначала получить расписку.
– Помилуйте, Рашид Владленович! – Вова расплылся в улыбке, обнажив розовые десны и редкие кривые зубы. – Мы же с вами интеллигентные люди, что ж вы так, право… Где у вас можно отыскать листочек бумажки?
– Вот, с краю стола, бумага, авторучку я сейчас дам.
– Это лишнее, авторучка у меня своя. Идите уже, Рашид Владленович…
Вова испытал неописуемое наслаждение, когда высокий и статный Рашид Владленович уступил ему свое начальственное кресло и, пряча глаза, сгорбившись, покинул кабинет, словно простой проситель-посетитель. Больше всего на свете Вова любил власть, обожал подчинять себе людей, втаптывать их в грязь, уничтожать…
Воистину тысячу раз прав крепкий задним умом русский народ, породивший в своих недрах среди сотни других поговорку: «На всякого мудреца довольно простоты». И множество ее вариаций, более грубых, про хитрую задницу, например, и болт с резьбой.
Красавчик Поваров считал себя самым хитрым комбинатором в фирме Евграфова. Знал бы Костя, что его афера идеальным образом вписывалась в аферу, задуманную секретарем Вовой еще до того, как Поваров появился в фирме.
Жизненный путь Вовы был труден и тернист. Плюгавый мужичонка, он вечно терпел презрение, унижения и оскорбления. Это было еще в детстве, и уже тогда, не умея отомстить обидчикам, он возмечтал о власти. Будучи подростком, он, как и Акела, понял нехитрую истину: власть – это деньги. Но, в отличие от Акелы, Вовик не кинулся очертя голову в омут теневой экономики. Вова пошел учиться. Учился он всегда и везде отлично. Школу окончил с золотой медалью, юрфак МГУ – с красным дипломом, параллельно осилил экономический факультет, выучил английский, испанский и немецкий… Тут бы ему и пойти во власть, но дальновидный Вова предпочел стать секретарем, правой рукой человека, который уже властвует. Вова не распоряжался деньгами – символом и сутью власти, но он был рядом с закромами и буквально пропитался ароматом денег. Этот аромат ощущали все, кто крутился с ним рядом, – проститутки, работники автосервиса, врачи-стоматологи, соседи по дому… Вовик перемещался от одного крутого начальника к другому, еще круче. Наконец он добрался до Евграфова. И все на первый взгляд у Вовы сложилось, только вот… слишком много людей толклось вокруг Вадима Борисыча. Но и это еще можно было пережить. Пугало другое – Вовика невзлюбила хозяйка. Госпожа Евграфова. Ну что ты тут поделаешь? Не нравился ей плюгавчик и дохляк Вова. Подобно Косте, Вова решил устранить мадам. Уничтожить. Раздавить. Технически это не составляло особых проблем, к тому времени у Вовы имелись соответственные связи и соответствующие возможности. А дабы безутешный супруг нашел утешение после спланированной Вовиком акции, секретарь подготовил достойную замену мадам Евграфовой и обошелся без всякого клонирования.
Девушку, похожую на хозяйку, Вова отыскал сравнительно легко. Молодая проститутка из Гомеля после серии элементарных хирургических операций выглядела точь-в-точь, как обожаемая Евграфовым супруга лет двадцать назад. С некоторых пор сея Галатея постоянно проживала на даче у Вовика. Дожидаясь своего часа, она с каждым днем все ближе и ближе приближалась к оригиналу. Сутки напролет белорусская путана проводила в обществе видеомагнитофона и телевизора, старательно училась так же, как Евграфова, ходить, говорить, улыбаться – благо видеокассет, запечатлевших неверную графскую жену, имелось в избытке. К особой точности подражания девушка не стремилась, достаточно было отдаленного сходства, но непременно должна была присутствовать принадлежность к одной породе. Аксиома – тот, кто обожает болонок, никогда не заведет кавказскую овчарку. И наоборот.
Белорусская дворняжка прекрасно осознавала всю тяжесть предстоящей работы. Если она, говоря языком разведчиков и шпионов, «проколется», «спалится» – страшный конец неизбежен. И ей самой, и ее благодетелю Владимиру Владимировичу – полный абзац. Ну а если все сложится хорошо, она всю жизнь потом будет работать на Вову, своего благодетеля…
Стоит ли подробно останавливаться на том, как планы Кости помогли подготовить благодатную почву для осуществления планов Вовы-секретаря? Не стоит. Все и так понятно. Вова ликовал, радовался искренней детской радостью, и каждая клеточка его хилого тельца пела от восторга. А тут еще удалось больно лягнуть Шопова и рикошетом зацепить Паукова! Узнай Вовик сейчас, сидя за великолепным письменным столом Рашида Владленовича, что Пауков мертв, а Шопов пару минут назад послал Евграфова на хер, он бы не сдержался и заорал во все горло: «Виват!» И пусть бы медперсонал элитарной клиники счел его сумасшедшим, плевать! Он теперь второй человек в фирме, и у него нет ни одной акции, зато у него есть теперь море, океан власти!
Рашид Владленович зашел в свой кабинет так, будто был обычным посетителем, скромным просителем, а не полновластным хозяином.
– Что же вы на пороге стоите, Рашид Владленович? Проходите, садитесь за стол, я вам его сейчас с удовольствием освобожу.
– Вы можете побеседовать со Скворцовым, Владимир Владимирович. Медсестра ждет в коридоре, она вас проводит.
– Все обошлось?
– Да, к счастью.
– Ну вот! А вы боялись… До свидания, Рашид Владленович, расписка на столе, почитайте на досуге. От Скворцова я сразу поеду к Вадиму Борисовичу, потому и прощаюсь… Да, чуть не забыл, зачем был послан. Наркотики… ох, простите, оговорился, снотворное позвольте получить.
– Возьмите. – Рашид Владленович вытащил из кармана белоснежного халата плоскую металлическую коробочку. – Здесь две дозы. В вену укол сделать сможете?
– Господь с вами! У нас на фирме медсестра есть. Колоть – ее дело. Будьте здоровы, доктор, еще увидимся. И последнее. Запомните: что за снотворное принимает Вадим Борисович, во всем мире знают только три человека: вы, я и он. Медсестра не в счет. Те же трое знают и про ваши подвиги в девяносто первом году. Хочется верить, что число посвященных всегда будет равняться цифре «3». Вы меня понимаете?
– Да, вполне…
– Вот и отлично, прощайте…
Вова покинул кабинет, излишне громко хлопнув дверью. Рашид Владленович угрюмо взглянул на монитор. Телеизображение Скворцова открыло глаза и смотрело в объектив видеокамеры, казалось, с немым укором. Рашид Владленович отвернулся от монитора, тихо выругался, подошел к своему столу, потянулся за листком бумаги, за этой нелепой, абсолютно не нужной распиской.
На фирменном бланке клиники каллиграфическим Вовиным почерком была написана одна короткая фраза: «Расписка. Сим удостоверяю, что ты, морда азиатская, и в дальнейшем будешь делать все, что я прикажу! Владимир».
Рашид Владленович смял бумажный листок в кулаке и затравленно посмотрел на телевизионный экран, куда бесстрастная камера исправно транслировала изображения Виктора Скворцова и мирно беседующего с ним Владимира Владимировича.
Жаль, что телевизионная связь между кабинетом главного врача и палатами была лишь визуальной, жаль, что Рашид Владленович не смог услышать рассказ Виктора. Бедняга Скворцов уже рассказывал свою историю бандиту Гуле, Раисе Сергеевне, Акеле и, пересказывая все те же события в четвертый раз, излагал все кратко, складно и сухо, без лишних эмоций и отступлений. Есть такая форма психотерапии – человека заставляют раз за разом пересказывать события, которые негативным образом сказались на его душевном спокойствии, и каждый повторный рассказ заставляет заново переживать неприятные эмоции, но с каждым разом они переживаются все менее остро. Опытный врач Рашид Владленович, услышь он рассказ Виктора, смог бы с легким сердцем констатировать практически полное восстановление нервной системы пациента после угрожающих его здоровью душевных и физических потрясений.
Но Рашид Владленович не слышал Виктора. Вместо него рассказу внимал секретарь Вова, представившийся Скворцову как коллега Шопова.
– Благодарю вас за рассказ, – вежливо сказал Вова, когда Виктор закончил историю своих злоключений. – В этой больнице у пациентов не отбирают одежду. Вон там, в углу, видите шкафчик? В нем ваши вещи, вычищенные и отглаженные. Я сейчас, Витя, оставлю вам свою визитку. Вот видите, открываю шкафчик, кладу визитку в… в карман куртки. Видите? Если что случится, позвоните, я помогу.
– Мне кажется, все, что со мной могло случиться, уже случилось, – устало ответил Скворцов.
– Дай Бог, если так. Но вдруг чего, звоните. Мне трудно вам объяснить все тонкости своих взаимоотношений с Антоном Александровичем Шоповым. Но учтите: мы сослуживцы и только, отнюдь не друзья. Запомнили?
– Запомнил.
– Это хорошо. До свидания, Виктор, выздоравливайте.
Вова вышел из одноместной, как и все здесь, палаты Скворцова, жестом остановил медсестру, дескать, сам найду дорогу, и бодренько зашагал по ковровой дорожке к лифту.
В лифте он нажал кнопку с № «0». На нулевом этаже была устроена автостоянка. Здесь Вовика дожидался личный шофер за рулем «Мерседеса», ничуть не уступающего шоповскому.
Под придирчивым взглядом охранников Вова уселся на место за шофером, самое безопасное, и достал из внутреннего кармана ладно скроенного пиджака трубку сотового телефона.
«Мерседес» покинул лечебное учреждение тем маршрутом, который больничные работники называли «служебным». Машина вынырнула на поверхность с тыльной стороны здания, чуть задержалась, пока открывались грубоватые в сравнении с парадными служебные ворота, и бодро понеслась в ночь.
Сидя в мягком кресле, Вова лихорадочно вспоминал номер нужного телефона. Так бывает: когда очень волнуешься, из головы выскакивают привычные телефонные номера, адреса, имена…
Вова волновался. Очень волновался. Рассказ Скворцова стимулировал его на решительные действия. Доброй половины из того, что сообщил Виктор, он не понял, но твердо уяснил главное для себя – если сейчас, сегодня ночью, провернуть давно задуманное, все подозрения падут либо на Костю, либо на Акелу. Второго такого шанса уже не будет. Надо спешить.
Телефонный номер вспомнился внезапно. И как только он мог запамятовать такую простую комбинацию цифр?
Абонент на другом конце провода ответил после второго гудка.
– Слушаю вас, – прохрипела мембрана.
– Сашу позовите, пожалуйста, – попросил Вова.
– Вы ошиблись.
– Простите.
– Ничего страшного… – Пенсионер дядя Леша повесил трубку.
Вот подвезло дяде Леше! На такую работенку не пыльную устроился. Сиди себе дома, слушай звонки, запоминай. И за такую чепуховину исправно переводят на книжку по сто долларов (в рублевом эквиваленте, конечно) ежемесячно!
Дядя Леша взглянул на часы. Стрелки на стареньком, как и все в его доме, циферблате сообщали, что сейчас без семи минут полночь. Перезвонить ему должны ровно в двадцать четыре, есть еще время поставить чайник. И-э-э-х, во времена пошли, ему деньжищи платят черт-те за что, а сноха на заводе третий месяц зарплаты не видит. Странное время.
Ровно в полночь телефон дяди Леши зазвонил. Старичок снял трубку, малость послушал тишину, хрипы и щелчки, чужое ровное дыхание и старательно произнес:
– Звонили. Просили Сашу.
Трубка ответила короткими всхлипывающими гудками. Дядя Леша никогда не слышал голоса того, кто звонил ему в определенные, заранее оговоренные с другими людьми часы.
А голос звонившего, услышь его дядя Леша, непременно бы ему запомнился. Хриплый, скрипучий, еще более скрипучий, чем у него самого. Такой хриплый, что и голосом эту натугу голосовых связок не назовешь. Вот когда-то у звонившего действительно был голос. Профессионально поставленный тенор. Когда-то его прослушивали корифеи Большого театра и прочили большое будущее. Идиотская простуда с последующими осложнениями лишила певца всего, в том числе и будущего – кому сегодня нужен безголосый выпускник консерватории? Слава Богу (или черту), бывший тенор в сопливом детстве и прыщавой юности регулярно посещал тир. Был в его жизни даже такой период, когда он всерьез решал, куда дальше двинуть – в артисты или спортсмены. Мастер спорта по стендовой стрельбе к семнадцати годам вполне мог рассчитывать на долгое пребывание в сборной, а потом, где-нибудь после сорока, и на начальственное кресло в системе ДОСААФ, например. Но он выбрал сцену, глупец… После того как он «посадил горло» и перестал мучить мозги опасными частотами, пришла злость на весь мир за свою несложившуюся судьбу и острое желание выжить. Вот тут он и вспомнил о своем втором (или первом?) таланте. Об умении метко стрелять… Он был одиночкой, его нанимали те, кто боялся связываться с мафией. Он был глупо бесстрашным, а судьба обожает дураков, и, может быть, поэтому ему все удавалось на новом поприще. Ведь глупость и отвага всегда идут рука об руку. И рабочий псевдоним он взял себе отчаянно глупый, глупее не придумаешь. Он назвался Вампиром.
Информацию дяди Леши Вампир расшифровал с ходу. Ничего не значащие для других пустые фразы Вампиру сказали многое. Прозвучало кодовое слово «Саша», что являлось сигналом к началу операции. Если бы заказчик представился Сашей, то можно было не особо спешить с выполнением заказа, но раз о Саше говорилось как о третьем лице, то объект необходимо устранить срочно. Сегодня ночью. Что ж, это реально. У Вампира давно был готов план убийства госпожи Евграфовой. Простой и достаточно глупый, а следовательно, и защищенный от возможных заготовок охраны на случай разного рода сложносочиненных происков недоброжелателей.
Вампир подошел к черному провалу окна. Вот уже месяц он снимал квартиру в доме, из окон которого элитарный больничный комплекс был виден как на ладони. Вампир взял с подоконника бинокль, вгляделся в окуляры. В палате Евграфовой горел ночник. Слабый, еле заметный свет подсвечивал плотно пригнанные жалюзи. Похожий отсвет ночного освещения тускло мерцал и в окошке соседней палаты. А ведь еще вчера эта палата была пуста. Плохо, что в последний момент в клинике что-то изменилось. Плохо, но не страшно. Подумаешь, завелся рядом с объектом еще один больной. Ну и что?
Жалюзи в окне, соседствующем с палатой Евграфовой, дрогнули. Вампир затаил дыхание и увидел, как Раиса Сергеевна выглянула в темноту ночи. Женщина с озабоченным, серьезным лицом. «Вот вы сегодня и натерпитесь страху, милая леди, – улыбнулся Вампир. – Повезло же вам устроиться на лечение в подходящий день, в пятницу тринадцатого!»
А Раиса Сергеевна пыталась разглядеть во дворе свои «Жигули» – Акела обещал оставить машину во дворе. Обманул! Она отошла от окна, хотела снять свои туфли-полусапожки, но передумала, прямо в них прилегла на приятно жесткую кровать. Сердце у нее не болело. Ни сейчас, ни раньше, когда она имитировала приступ специально для Акелы. И цель достигнута – она осталась одна, избавилась от опеки, но вот незадача – свободу не обрела! Клиника под охраной, под потолком палаты объектив видеокамеры, под дверью шесть вооруженных парней. Хорошо еще, одежду не унесли неведомо куда, как это обычно делается в больницах, и разрешили не переодеваться. И все равно она ощущает себя зверем в клетке. Рысью в капкане. Может, зря она не уничтожила Акелу и его команду на подъезде к Москве? Может. Была бы сейчас по-настоящему свободна. Но кто ж знал, что ее определят в такую больницу-тюрьму. Она-то надеялась очутиться в обычной городской больнице, где всем на все наплевать и где больной может запросто уйти из приемного покоя, так и не дождавшись решения о своей госпитализации. Теперь вот приходится терять время. Придется, видимо, дождаться четырех утра, того самого часа, когда, по статистике, успешнее всего реализуются диверсии. И больше нельзя ошибаться. Действовать нужно наверняка, как ее и учили когда-то. Она умеет ждать, умеет терпеть. Помогают воспоминания. Как и сегодня утром, когда по-настоящему прихватило сердце, так и сейчас, когда начали шалить нервы, воспоминания помогли сосредоточиться. Даже воспоминания о неудачах… Особенно воспоминания о неудачах!
…В тот далекий день она работала вторым номером.
– Работать будешь на удержание. Как поняла, Рысь?
– Есть работать на болевую фиксацию!
– Ну ни пуха тебе, дочка!
– К черту, Рыжий!
– Пошла!
Работу на болевую фиксацию она обычно выполняла средне. К чему она, болевая фиксация? Убить проще.
Ровным, пружинистым шагом она вышла в центр спортивного зала. Украдкой огляделась по сторонам. Вокруг полно людей. Военных и штатских. Сидят за столами, пишут себе что-то в блокнотах, переговариваются. В одном углу тихо стрекочет кинокамера, в другом – врачи в белых халатах осматривают пару, работавшую первым номером.
Из противоположного конца зала ей навстречу шел высокий, хорошо сложенный молодой мужчина. Как и Рысь, он был одет в солдатскую форму без знаков отличия образца сорок третьего года – гимнастерка, ремень, галифе, сапоги.
Соперник Рыси был чекистом по крови. В военную разведку, например, его бы не взяли из-за высокого роста и массивного телосложения. Если за линией фронта такого бойца, большого и тяжелого, ранят, его придется добивать. Бугая через линию фронта не потащишь – замедлит движение группы.
Соперник ей улыбнулся, остановился в трех шагах от центра зала, где стояла Рысь, принял оборонительную стойку. Схватки проходили без судей, без лишних команд и комментариев. Дрались профессионалы.
Рысь согнула ноги в коленях, правую руку с открытой ладонью подняла к подбородку, левой прикрыла промежность. Этот жест вызвал смешки среди зрителей.
Соперник никак не отреагировал на изменения в ее стойке. Стоял, выдвинув левую ногу, прикрыв грудь сжатыми в кулаки руками. Первым он нападать не собирался. Оно и понятно, контратаковать всегда проще.
Рысь медленно и плавно сместилась на шаг влево. Чекист повернул голову, в остальном его позиция осталась прежней. Рысь сделала еще один шаг, еще и еще. Она обходила его вокруг, «плясала хоровод», как называл этот маневр Рыжий.
Соперник не выдержал, когда она почти зашла ему за спину. Он резко развернулся к ней лицом, на долю секунды его ноги нелепо скрестились. Рысь ждала этого короткого мгновения. Она подпрыгнула вверх, но больше вперед, и пятка ее правой ноги ударила ему в колено. Он упал. Рысь не хотела ломать ему ноги, шлепнула по коленке, скорее толкая, чем ударяя. Повинуясь силе инерции, она свалилась сверху на противника, перевела нерастраченную энергию удара в импульс, переместивший ее тренированное тело.
Поверженный попытался встретить ее ударом локтя. Рысь была к этому готова, даже улыбнуться успела в момент фиксации запястья и плеча согнутой руки противника.
Все! Чистая победа! Удержание выполнено, осталось только взять побежденного на конвоирование и отрапортовать о завершении схватки. Зря Рыжий так переживал за нее, она ведь умница, послушная девочка. Что приказано, то и выполняет.
– Ослабь хватку, подруга, кости трещат, – прошептал посрамленный противник так, что шепот его был слышен только им двоим. – Сдаюсь я, твоя взяла…
Она немного расслабила пальцы, обхватившие широкое мужское запястье. Мало ли, может, у него там травма была, она ж не знает. Раз унизился до просьбы, значит, действительно лихо мужику, и нечего над ним издеваться зря, свой ведь, советский человек.
Он судорожно рванулся, разрывая захват. К этому времени Рысь была уже на ногах, а моложавый соперник-чекист встал на одно колено. Еще совсем немного, и она провела бы его перед комиссией, согнувшегося в три погибели, беспомощного из-за выкрученной за спину руки.
Его запястье выскользнуло из мягких женских пальцев. Чекист опрокинулся на спину, выбросил вверх ногу. Носок сапога ударил Рысь в левую грудь.
Сильнейший удар отбросил ее на несколько метров, но она не упала, сумела сохранить равновесие.
Лучше бы упала! Чекист был уже рядом и по-боксерски врезал кулаком в подбородок – она едва успела нагнуть голову. Кулак задел висок, растрепал собранные в пучок на затылке волосы. Крюк с левой не удался, и тогда чекист ударил прямым с правой.
Однако Рысь уже была готова ответить ударом на удар. Спасаясь от правого кулака, летящего навстречу ее переносице, она развернулась на сто восемьдесят градусов, оказалась спиной к противнику, согнулась в пояснице так, что ее растрепанные волосы коснулись крашеных досок пола, и одновременно выбросила левую ногу назад и вверх.
Каблук керзача редкого в армии тридцать четвертого размера угодил любителю боксерских ударов точно в пах. Удар был необычайно мощный, чекиста аж подбросило в воздух – «фонтан» был одним из коронных ее ударов.
Нет большей ошибки, чем повторять ошибки прежние. Однажды она уже пожалела чекиста, проявила снисхождение. Хватит! Он сам начал работать на поражение, пусть теперь пеняет на себя!
Рысь снова повернулась к сопернику лицом. Безымянный и средний пальцы ударили ему по глазным яблокам, и моментально ее бьющая рука согнулась, а острый локоток врезался в могучую мужскую грудь, ломая ребра, разрывая мышцы…
…Из омута былого, давно прожитого, ее вернули странные звуки в коридоре. Сначала гудел лифт, потом он с натугой открывал свои раздвижные двери, а после этого она услышала такой шум, будто на пол сразу же, одновременно, свалилось изрядное количество туго набитых мешков.
Она вскочила с кровати, метнулась к двери, чуть-чуть ее приоткрыла и выглянула в узкую, толщиной в мизинец, щель.
В противоположную сторону коридора от распахнутых створок лифта шагал низкорослый толстый мужчина в коротком, до колен, черном плаще и широкополой фетровой шляпе. В руках он держал автомат с непомерно длинным глушителем. В тот момент, когда его увидела Рысь, он как раз менял автоматный магазин. Без суеты и спешки, спокойно, по-деловому.
Рысь распахнула дверь, перепрыгнула через тело убитого охранника и что есть мочи побежала навстречу толстяку с автоматом. Хорошо еще, что она отказалась раздеться и врачи не настаивали, чтобы она сняла свой брючный костюм, привыкли, наверное, к причудам богатеньких пациентов… И очень-очень хорошо, что она нагло улеглась поверх одеяла, не снимая туфли, а то пришлось бы сейчас бежать босиком, а ей же всегда было ловчее работать в обуви.
Толстяк оторопел. Всякое видел Вампир, но чтобы приличного вида дама скакала через трупы и бежала навстречу смерти, сама напрашивалась на пулю – такого ему видеть не приходилось. Обычно случайные свидетели его незамысловатых акций, напротив, пытались убежать, уйти, уползти, пока еще в состоянии были двигаться, но чтобы броситься на него – носителя смерти и источник ужаса, – такого не было ни разу. Сидела бы себе тихо за дверью. И чего ее в коридор понесло?
«Да она с ума сошла! – сделал вывод Вампир. – Еще орать начнет, не приведи Господи. Надо скорее… Вот черт! Ненавижу автоматическое оружие, вечные проблемы с перезарядкой, то ли дело пистолет…»
Новый магазин с щелчком встал-таки на место. Вампир поднял автомат, намереваясь выстрелить сумасшедшей в голову, прищурился, целясь, надавил на курок…
Голова дамы вильнула вниз, в сторону, и короткая очередь прошла мимо! Он снова выстрелил и снова промазал!
Рысь выполняла маневр, именуемый «качанием маятника». Сложный в исполнении и требующий особой выучки. Серия непредсказуемых, внешне нелогичных движений при стремительном сокращении дистанции. Единственный по-настоящему эффективный способ нападения невооруженного бойца на противника, ведущего беглый огонь из автоматического оружия.
Она перемещалась прыжками. То длинными, то короткими. То низко приседала, то подпрыгивала высоко вверх. Двигалась зигзагом, преимущественно уходя влево и вынуждая стрелка смещать прицел в правую сторону. Учителя Рыси опытным путем выявили – метко стрелять в уходящую вправо мишень значительно сложнее, чем в мишень, смещающуюся в левую сторону относительно стрелка.
Она ни разу не зафиксировала тело в какой-либо промежуточной точке своих перемещений и постоянно находилась в состоянии, далеком от равновесия.
Годы, проведенные без постоянных тренировок, не позволяли ей сейчас совершать акробатические кульбиты и кувырки. Однако и несколько упрощенный маятник помог избежать пули, обмануть снайпера и перехитрить смерть.
Две короткие очереди минули цель. Выстрелить третий раз Вампир не успел. Рысь вырвала из его рук автомат, сломав при этом о спусковую скобу его указательный палец.
«Маятник» отнимает слишком много энергии, и ей едва хватило сил на проведение завершающего приема – подсечки под названием «коса».
И когда Вампир упал на пол и ствол уперся ему в грудь, Рысь еще целую минуту не могла говорить. Сердце колотилось, легкие пылали огнем.
– Кто ты? – хриплым шепотом спросил Вампир. Он был так изумлен, что не ощущал ни боли, ни страха.
– Зови меня Рысь… – задохнулась женщина, отвечая.
– Что ты хочешь, Рысь? Убить меня?
– Нет… Хочу уйти с тобой… Незаметно…
– Разве ты не убьешь меня?
– Нет… Выведи меня отсюда.
– Я должен встать.
– Вставай.
– Убери автомат.
– Вставай, убрала…
Вампир перевернулся на живот, поднялся на четвереньки, пошатываясь, тяжело встал на ноги и сразу же ощутил давление автоматного ствола под левой лопаткой.
– Иди и помни: я не промахнусь.
– Я должен устранить женщину в палате рядом с твоей, для этого я и убрал охрану. Тебя я не хотел…
– Так я и поняла, – усмехнулась Рысь. – Сразу догадалась, я догадливая. Иди быстрей, на женщину нет времени… Куда мы?
– В лифт.
– А потом?
– На нулевой этаж, в подвал.
– И дальше куда? В канализацию?
– Откуда ты знаешь?
– От тебя говном воняет, вот откуда…
Переговариваясь шепотом, они вошли в лифт. Вампир нажал кнопку с цифрой «0» и притих под дулом автомата.
В гараже-подвале беспорядочно лежали трупы охранников, на бетонном полу валялся пустой автоматный магазин и блестела россыпь гильз. Среди прочих автомобилей, отдыхающих в гараже, Рысь заметила и свою старушку-»копейку». Вот куда, оказывается, загнали ее «Жигули» люди Акелы! Спасибо им за работу, и прощай, верная механическая лошадка.
– Куда идти?
– Во-он там, в углу, люк.
– Пошли. Где ты достал план подземных коммуникаций?
– Диггеры помогли… Ай, черт!
– Что такое?
– Палец заболел, ты мне его сломала.
– Терпи. Кто такие «диггеры»?
– Психи, ползают по подземельям Москвы, романтику ищут.
– Да, кажется, я видела по телевизору.
– Они клянутся, что в любое здание есть ход из-под земли. Я заплатил, они и указали этот путь.
– Хороши романтики… Что у тебя с голосом?
– Охрип десять лет назад.
– Пришли. Полезай в люк первым и помни про автомат.
– Помню. Ты не бойся, Рысь, там, под землей, просторно…
– Я знаю.
– Откуда?
– Ты хоть и воняешь говном, но плащ и брюки чистые… Где фонарь, внизу оставил?
– Откуда ты зна…
– Знаю! Догадалась. Я же предупредила – догадливая… Лезь давай, не тяни…
Комфортно спускаться вниз, в шахту бетонного колодца, Вампиру мешал сломанный палец. Тяжело цепляться одной рукой за металлические ржавые скобы, поэтому спускался он медленно, что Рысь вполне устраивало: можно было помолчать немного, подумать.
Она беседовала с этим хриплым отнюдь не от скуки. Так ее учил Рыжий. Разговор при сопровождении пленного отвлечет его от естественного желания рискнуть и пуститься в бега. Необходимость отвечать вооруженному конвоиру путает мысли, мешает прикинуть план побега или напасть на сопровождающего. К тому же по голосу сопровождаемого (есть еще один косноязычный термин – «доставляемый») конвоир постоянно контролирует его психоэмоциональное состояние. И плюс ко всему никогда не помешает установить с пленником «личный контакт», как при допросе.
Рысь спустилась в колодец следом за Вампиром и приказала коротко:
– А теперь отдай мне фонарь и лезь опять наверх. Крышку люка нужно за собой закрыть.
– Зачем?
– Чтоб нас искали подольше.
– Ладно, полезу, только не стреляй.
– Не буду.
– Правда, не стреляй. Без меня заблудишься в подземелье.
– Сказала же – не буду, лезь быстрее!
Он полез. Рысь старалась постоянно держать его на прицеле, но все-таки успела оглядеться, скользнуть вокруг лучом мощного фонаря.
Просторно. Так просторно, что можно идти во весь рост. Железобетонные стены, железобетонный потолок в ржавых разводах. Удивительно чисто под ногами. Каблуки стучат по камню, их перестук глухо резонирует эхом. И лишь посередине подземной тропы течет по желобу мутный и вонючий ручеек, коричневая мерзкая жижа.
– Все, закрыл… – Вампир спустился, спрыгнул с последних ступенек.
– Пошли отсюда.
– Дай мне фонарь.
– Нет. Фонарь останется у меня.
– Свети тогда на стенку, на правую. Я на ней стрелки мелом рисовал.
– Пойдем, ты впереди, я – сзади.
– Свети на стенки.
– Да поняла я! Поняла! Пошли… И куда же нас выведут твои стрелки?
– В подвал дома в двух кварталах отсюда.
– Долго идти?
– Минут сорок.
– Тогда вон за тем поворотом отдохнем. Я устала.
– Ты меня не убьешь?
– Ты уже спрашивал…
Они свернули, обогнули прямой угол серого бетона. Все углы здесь были прямыми. Математически четкие перекрестки подземного лабиринта, где так просто можно заблудиться.
– Сними плащ.
– Зачем?
– Постели на землю, я сяду… Вот так, хорошо… Устала.
– Пожалуйста, не свети мне в лицо фонарем.
– Потерпишь… Рассказывай.
– Что рассказывать?
– Все. Кто тебя нанял, как и зачем… Все рассказывай.
– Заказчика я не знаю, связью с ним занимается мой менеджер…
– Как зовут? – перебила Рысь.
– Кого? Менеджера?
– Ты глуп как тенор, слышал такое выражение?
– Слыхал…
– Ну, чего голову повесил, рассказывай.
– Как зовут менеджера, я тоже не знаю. Я его ни разу не видел. Мы общаемся через курьеров…
– Курьеров ты, надеюсь, видел?!
– Приходилось.
– Значит, в принципе, можно легко выйти на твоего менеджера?
– Нет. Курьеров он подбирает на Каширке. Там, рядом с метро, больница для раковых больных. Вот там он находит молодых семейных парней с диагнозом, гарантирующим смерть через полгода, а то и раньше. Предлагает им работу за хорошие деньги. Многие соглашаются, хотят обеспечить семьи хоть как-то… Если их прихватывают менты или еще кто, они молчат, терять-то им нечего, некоторые вообще сразу кончают с собой.
– Цинично, но разумно.
– Да, разумно… Больные работают курьерами или участвуют в разовых акциях.
– Что ты называешь «разовой акцией»?
– Ну, когда нужно срочно кого-нибудь грохнуть, времени на подготовку нет. Больной берет гранату, сует в карман и, как камикадзе, подрывает себя вместе с объектом акции.
– С заказчиком твой менеджер тоже общается через курьеров?
– Конечно, иначе нельзя.
– У тебя случайно валидола нету?
– Нету.
– Жалко. А деньги у тебя есть?
– Деньги есть.
– Давай их сюда.
– Ты же обещала меня не убивать!
– Обещала, ну и что? Видишь, я ушла без верхней одежды, бросила свою сумочку. Выйду на поверхность, такси взять не на что.
– Вот, на, возьми. Все, что у меня есть с собой, триста долларов.
– Скромно… Ладно, пошли дальше, я отдохнула… Нет! Помогать мне не нужно, сама встану… Пошли.
Они двинулись дальше. Ствол автомата по-прежнему упирался в спину Вампиру, а луч фонаря искал на стенах белые корявые стрелочки.
Раиса Сергеевна продолжала задавать Вампиру вопросы. Интересовалась, как он ознакомился с архитектурным устройством здания лечебного комплекса, почему вооружился только автоматом и не взял с собой другое оружие, посмеялась над примитивностью и наглостью плана сорванной ею акции, возмущалась непрофессионализмом охранников. Она не позволяла Вампиру замолчать ни на минуту, как учили, а в это время обдумывала свои дальнейшие действия и возможные последствия налета Вампира на лечебное учреждение.
Акела, конечно же, решит, что налет был организован специально для того, чтобы ее выкрасть. В коридорах видеокамер нет, а в палатах объектив фиксирует исключительно больничную койку. Если и велась видеозапись, то Акела увидит лишь то, как она вышла из кадра, ничего более. Прекрасно. Пусть помучается, кому и для чего нужно было ее похищать, да еще такой ценой.
Заказчик акции вообще ничего не поймет, что тоже приятно. Интересно, будут обращаться работники элитарной клиники в милицию? Скорее всего нет. Погибли охранники, считающиеся профессионалами, – уладят проблемы с родственниками, и все. Антиреклама клинике ни к чему. А если даже и вызовут ментов, толку будет мало. Раиса Сергеевна относилась к милиции крайне скептически, имея на то основания.
После того рокового боя, когда она, защищаясь, убила чекиста, Рыжий объявил, что ее армейская жизнь закончена. Рыси предстояло погибнуть, «подорвать себя гранатой» во время учений и воскреснуть для новой гражданской жизни с новыми документами, под новым именем и с новой биографией.
Она внедрялась в незнакомую жизнь на гражданке, используя знания, полученные в армии. Прежде всего необходимо было где-то жить, на что-то существовать, и она вышла замуж за одинокого аки перст кандидата химических наук много старше себя. Они познакомились, когда их бригада девчат-лимитчиц делала ремонт в его квартире. Престарелый жених помог девушке Рае устроиться на курсы бухгалтеров, был обходителен и деликатен, ухаживал за ней целых полгода, и его абсолютно не смущал тот факт, что в качестве приданого ему достанется годовалый малыш по имени Костя. Жил кандидат наук небогато. Однокомнатная квартира, скромная дача – вот и весь капитал. Раиса вышла замуж исключительно ради сына, считала, что мальчику не повредит умный и образованный отчим.
Ужасы семейной жизни начались через месяц после свадьбы. Отчим возненавидел малолетнего проказника-пасынка. Он обвинял жену в том, что она любит только «своего ублюдка», а он, давший ей, «сраной лимитчице», все, не имеет права даже свои прихоти в постели удовлетворить с законной сожительницей. И вот однажды, когда новоявленный муж замахнулся на малыша Костю, Рысь не выдержала…
Врача «Скорой», констатировавшего смерть, заинтересовал свежий синяк на впалой груди новопреставленного раба Божия, он сообщил про синяк милиционерам, а те безропотно поверили рассказу рыдающей вдовушки с младенцем на руках про неудачное падение горячо любимого мужа во время натирки паркета и нечаянный удар грудью о краешек стола. Все, и соседи, и сослуживцы (через пятнадцать лет с их помощью Костя поступил в МГУ), оплакивали товарища Поварова. Всплакнула и Рысь. Какой-никакой, но все же был рядом мужчина. Однако без него им с Костиком будет лучше.
… Вампир споткнулся и замолчал. Вот уже минут десять, как он стал делать длинные паузы, медлить с ответами на вопросы Рыси.
– Я спросила, долго ли нам еще идти? – Она ткнула автоматным стволом ему в поясницу. – Отвечай!
– Нет.
– Что – нет?
– Нет, недолго.
– Сколько примерно?
Он молчал, делая вид, что не расслышал вопроса. Рысь насторожилась. Его молчание могло означать только одно – Вампир готовится рискнуть, обдумывает, как ловчее на нее напасть.
– Я спросила, сколько примерно нам еще идти до выхода? – Рысь отстала на шаг от идущего впереди толстячка.
– Скоро уже. – Вампир повернул голову, скосил глаза, щурясь от яркого света фонаря. – Скоро…
От него ощутимо исходили биотоки отчаянной решимости, порожденной животным страхом. Он боялся этой женщины, будто воплотившейся из ночного кошмара. Рысь подтянула автомат ближе к себе, погладила указательным пальцем правой руки спусковой крючок. Автомат был компактен и удобен – «АКС-74У» с укороченным стволом. Длиннющий цилиндр глушителя к короткому стволу приделал явно какой-то народный умелец, и этот факт несколько беспокоил Рысь – она всегда опасалась самодеятельности.
Автомат был удобен, но она держала его неловко – левой рукой приходилось удерживать еще и нелепый длинный фонарь. Специалист класса Рыжего давно бы воспользовался одним из тех эпизодов, когда ей приходилось выворачивать кисть с фонарем, искать на сером бетоне очередную указующую стрелку. Рыжий давно бы ее обезоружил, но не следовало недооценивать и этого коротышку. Человек, чующий затылком смерть, способен на многое. Любой противник опасен – так учил Рыжий, – при должной степени везения и ребенок может убить признанного эксперта рукопашного боя.
– Мне не нравится твое молчание, – строго сказала Рысь.
Вампир не ответил.
– Ты уверен, что я хочу тебя убить, но зачем? Зачем мне тебя убивать?
Вампир молчал.
– Ответь мне! Зачем тебя убивать?
Он напрягся, ожидая обычного, привычного уже толчка стволом в спину.
Став киллером, Вампир полгода исправно ходил в секцию карате, хотел, наивный, научиться убивать голыми руками, старался, ни одной тренировки не пропустил. Но как-то в спортзал завалились рэкетиры – сенсей-каратист, подражая героям кинобоевиков, отказывался платить дань местной «крыше». Рэкетиры проигнорировали героическую позу сенсея, посмеялись над его готовностью вступить в неравный бой с криминалитетом. Один из них, хихикая, достал из широких штанин два ствола, прицелился в сенсея с безопасного расстояния и изрек плохо срифмованный афоризм: «Не поможет карате, если в двух руках «ТТ».
После этого случая Вампир оставил попытки в совершенстве овладеть искусством японского смертоубийства.
Но сейчас, бредя по этим катакомбам, он неожиданно вспомнил усвоенный в спортзале метод обезоруживания противника, когда тот тычет тебе стволом в спину.
Все равно она его убьет, эта невесть откуда на него свалившаяся жуткая баба, так почему бы не рискнуть? Ведь так все просто: нужно всего лишь резко развернуться лицом к конвоиру, сбить на повороте ствол (какая разница – пистолетный или автоматный?) предплечьем одной руки и, продолжая поворот, другой рукой схватить вооруженную руку противника.
– Зачем мне тебя убивать? – повторила Рысь и ткнула в спину Вампира теперь не глушителем, а фонарем.
Он тут же с завидным для такого толстяка проворством повернулся к ней всем корпусом. Пятерня со сломанным пальцем вцепилась в пластмассу фонаря.
И тогда Рысь выстрелила. Палец надавил на спусковой крючок автоматически, рефлекторно. Автомат она удерживала одной рукой, ствол ушел вниз, и короткая очередь пришлась по ногам Вампира. Он упал лицом вперед на нее, искалеченная рука судорожно вцепилась в фонарь. Рысь встретила падающее тело ударом колена и вскрикнула от боли. Годы уже не те, не рассчитала силы. Коленка чересчур сильно ударила по круглой голове в фетровой шляпе. Вампира подбросило вверх, перевернуло в воздухе, и он гулко шлепнулся на каменистый пол. Фонарь он все же сумел вырвать из ее руки. Рифленое стекло стукнулось о камень на мгновение раньше тела и разлетелось сотней гранул. Единственный источник света исчез.
В полной темноте, в кромешной мгле, она перехватила автомат обеими руками, услышала подозрительный шорох, и снова палец самопроизвольно надавил на курок. Вампир громко застонал.
– Дурак! Я бы тебя отпустила, как только мы оказались бы на поверхности! Идиот, зачем ты вынудил меня стрелять, какой же ты идиот!..
Рысь была очень собой недовольна. Нет, все-таки она растеряла за годы прозябания в шкуре обывателя множество навыков. Нельзя было его убивать! Нельзя было стрелять! Она не смогла подавить в себе естественных рефлексов, а ведь раньше умела полностью подчинять свое тело поставленной задаче. Раньше, много лет назад, палец курсантки Раи – она же Рысь – не дрогнул бы, остался бы спокойно лежать на изогнутом металле курка. И Вампиру, чтобы его образумить, хватило бы одного хорошего удара цевьем автомата по морде… Как же теперь одной, в темноте, найти выход из подземелья?..
– Ты не найдешь без меня выход! – злорадно засмеялся Вампир.
Вторая автоматная очередь задела легкое, кровь хлынула в горло, увлажнила голосовые связки, и умирающему показалось, что перед смертью он вновь обрел голос.
– Одна в темноте ты заблудишься. Будешь неделями блуждать под землей, и в конце концов тебя сожрут крысы! Сожрут живьем!
Словно в подтверждение его слов в глубине туннеля пискнуло и прошуршало, убегая, некое маленькое существо, может, действительно крыса, а может, какой другой подземный обитатель.
– Не бойся за меня, – твердо сказала Рысь. Внезапно ее охватила дикая злоба. Из-за этого кретина-самоубийцы могут пойти прахом все ее планы! – Скорее я буду питаться крысами, если заблужусь, а не они мною. Сырая крыса вкусна и питательна. Целиком ее, сам понимаешь, есть нельзя. В пищу годятся в основном задние лапы и спинка. Передние лапки тоже съедобные, но они слишком маленькие. Естественно, нельзя кушать крысиные головы, хвосты и требуху… Да, чуть не забыла самое главное: в пищу годятся только здоровые шустрые молодые крысы, те, что еле ползают, как правило, больные, заразные…
– Кто же ты?! – Вампир уже не смеялся. Хотя перед смертью ему и довелось испытать противоестественную радость. Он был счастлив уйти, убежать, спрятаться от этой женщины, пусть хоть во мрак небытия. – Кто ты, чудовище, кто?..
– Я тебе уже говорила, кто я. Я – Рысь!
