4. Черная магия в ассортименте

Так уж совпало, что записанные первыми на листочке из блокнота координаты оказались ближе всех остальных от подворотни, где Игнат Сергач попрощался со своим странным приятелем. С десяток минут Игнат блуждал по лабиринту переулков, поминутно уточняя маршрут у редких прохожих. Аборигены окрестностей Чистых Прудов охотно посылали Сергача каждый в другую сторону, но вот наконец милая девушка с пудельком на голубом матерчатом поводке махнула варежкой, сопроводив мах пояснением:

— Это рядом совсем. Свернете за угол, сами увидите.

— Спасибо большое.

— Не за что... Нельзя! Джой, нельзя, кому сказала?!

Под аккомпанемент визгливого лая Сергач обогнул указанный угол и с радостью узрел табличку с названием искомого переулка.

Навстречу чаще обычного стали попадаться несчастного вида старушки и немощные старцы. Словно болезнетворная аура вокруг прибежища злого чародея гнула старческие спины к земле. Мимо проехал черный, показавшийся похожим на катафалк, «Мерседес». Сергач поежился, достал из кармана бумажку с адресом.

Переулок тот, который нужен, а дом... Ну конечно — дом номер тринадцать, какой же еще! Игнат задрал голову, увидел цифру пятнадцать на бурой кирпичной стене, прищурился — вон и единица с тройкой виднеются. Красные цифры на серой, потрескавшейся штукатурке.

Подле дома тринадцать затормозил вызвавший ассоциации с катафалком «Мерседес». Из единственного подъезда с крылечком тринадцатого дома вышла сгорбленная бабушка. Резиновый набалдашник старушечьей палки нащупал ступеньку, другую. В свете фар «Мерседеса» засияли фальшивым золотом буквы в черном квадрате под бетонным козырьком крыльца: «РАЙОННАЯ ПОЛИКЛИНИКА».

Игнат усмехнулся. Надо же, какая наглость — заниматься черной магией под крышей лечебного учреждения! Впрочем, Архивариус предупреждал, дескать, для «отвода глаз» фигуранты из его черного списка ведут обычный прием обычного населения, а для этого самого «отвода глаз» лучшей крыши, чем районная поликлиника, пожалуй, не отыскать.

Из «Мерседеса» — новенького, «шестисотого» — вышел мужик, одетый беднее, нежели положено хозяину такой машины, и в то же время гораздо шикарнее обычного посетителя обычной поликлиники. Типичный шоферюга на службе у большого босса со специфическими хамоватостью в поведении и шиком в одежде. Скрипя сапогами-"казаками", похрустывая складками фирменной кожанки, шоферюга походя задел плечом Сергача, обогнул старушку, дернул, будто проверял на прочность, облезлую дверную ручку. Затылок в затылок с шофером Игнат миновал душный тамбур, вошел в пахнущий лекарствами холл с раздевалкой, стойкой регистратуры и аптечным лотком. Шофер и Сергач, оба остановились, осматриваясь.

Где конкретно искать чародея, каковой в записке Архивариуса значился как «Семен Аронович» без фамилии и без прочих пояснений, Игнат понятия не имел.

Шоферюга, сориентировавшись, двинул к регистратуре, к очереди в окошко «Справочная». Игнат собрался было последовать его примеру и попытаться получить справку о Семене Ароновиче, который где-то тут обитает, но вдруг заметил приклеенную к стене картонную стрелочку с надписью: «Интенсивная биоэнерготерапия. 1-й этаж, кабинет № 10».

— Ага! — выдохнул Игнат, приободрившись. И добавил про себя: «Попался, голубчик!»

«Странно, что кабинет десятый, а не тринадцатый», — думал Сергач, сворачивая по стрелке.

Кабинет биоэнерготерапии спрятался в самом конце коридора, по соседству с фикусом, обтянутыми дерматином лавочками, а также стенгазетой, шокировавшей Игната броским заголовком: «Убей в себе болезнь!» И ниже слова «убей» к ватману были приклеены фотопортреты с мелким сопроводительным текстом. Не иначе, фотографии тех, кому биоэнерготерапевт Семен Аронович помогал убивать болезни.

Стенгазета произвела на Игната столь яркое впечатление, что двоих дожидающихся приема посетителей он удостоил вниманием лишь после того, как сварливо взвизгнула толстая тетка в махровой шляпке:

— Молодой человек! Верхнюю одежду полагается сдавать в гардероб! Молодой человек, я к вам обращаюсь!

— Ко мне? — Игнат расстегнул куртку. — Простите, в десятом кабинете сейчас мужчина или женщина?

— В десятый очередь по записи, — подал голос из тени фикуса второй ожидающий, бледный женоподобный парнишка.

— В верхней одежде нельзя! — не унималась тетка.

— Мне можно. — Игнат поправил галстук. — И в верхней одежде, и без очереди. Я, некоторым образом, коллега убийцы болезней Семена Ароновича. Кто на приеме? Мужчина? Женщина?

— Никого, прием начинается в семь часов...

Бледнолицый юноша еще чего-то говорил, но Игнат услышал достаточно. Сергач решительно толкнул дверь с биркой «10», широко шагнул, переступил порог.

— Добрый вечер. — Игнат придержал дверь, чтоб не хлопнула, закрываясь.

За белым столом, какие обычно бывают в поликлиниках, сидел худощавый мужчина в белом врачебном халате, белой докторской шапочке и в массивных очках с зеркальными стеклами. За исключением очков на пол-лица, «доктор» полностью соответствовал унылому образу рядового участкового врача из рядовой поликлиники. И стол, и стулья, и убогая кушетка, накрытая жеваной клеенкой, все вокруг знакомо любому, кто хотя бы раз получал больничный лист по месту жительства.

— Быстро нас нашел? — Голова в очках-зеркалах повернулась к Игнату практически в профиль.

— В смысле? — Игнат немного растерялся. Почему на «ты»? И вообще... И этот странноватый поворот головы...

— Ты... вы посетитель? Прием с девятнадцати. Вы записались? Верхнюю одежду сдайте в гардероб, будьте так любезны.

— Про гардероб и про семь часов мне уже говорили. — Игнат подошел к столу, сел на стул напротив доктора. — Я не простой посетитель. Я в чем-то ваш коллега, уважаемый Семен Аронович.

— Ошибаетесь, я не Семен Аронович, я его ассистент. — Голова в огромных очках развернулась так, что снова оказалась почти что в профиль к Игнату.

«Или он глух на одно ухо, или слеп на один глаз, — нашел объяснение маневрам головы ассистента Сергач. — Скорее всего у него проблемы с глазом, отсюда и зеркальные, непроницаемые очки. Однако не помешает на всякий случай говорить погромче».

— А Семен Аронович сегодня появится?

— Не кричите, я не глухой.

Хлопнула дверь. В зеркалах очков отразилась кожаная фигура того самого шоферюги из «Мерседеса».

— Вам обо мне звонили, — сказал шофер. — Можем ехать, Семен Ароныч.

— Я не Семен Ароныч. — Губы ассистента дрогнули, он улыбнулся. — Семен Ароныч будет позже. Выйди, обожди за дверью.

Шоферюга послушно вышел.

— Я вас, в чем-то коллега, перепутал с извозчиком. — Профиль ассистента улыбнулся еще шире. — Представьтесь, будьте любезны.

— В котором часу появится Семен Ароныч?

— Появится и сразу уйдет. Говорите со мной. Я веду прием в поликлинике, Семен Ароныч здесь иногда консультирует, в основном работает на вызовах. Я его ассистент, диспетчер и секретарь, от меня у Семена Ароновича секретов нет. Итак?

— А я руковожу фирмой «Альфхейм», может, слыхали про такую?

— Не доводилось. Судя по названию, вы занимаетесь чем-то германско-скандинавским?

— Лично я прорицаю по рунам. Впрочем, это неважно. Неважно, чем я занимаюсь, скорее наоборот — важно, чем я не занимаюсь. Один серьезный постоянный клиент попросил навести порчу, порчу на смерть. К сожалению, в фирме «Альфхейм» нет соответствующих специалистов, а отказывать просто так клиенту, готовому заплатить хорошие деньги, согласитесь, было бы глупо.

— И вы пришли к нам. — С обращенного к Игнату профиля исчезла улыбка. — Откуда вы взяли, что мы занимаемся порчей на смерть? Кто вам рассказал?

— Вы не поверите! Вы будете смеяться. Один старинный знакомец живет в районе Чистых Прудов, он приписан к вашей поликлинике. Здоровый парень, никогда не болеет, но нынешней зимой загрипповал, пошел за больничным и случайно забрел в ваш предбанник. Парень любознательный, вашу стенгазету досконально проштудировал, с народом в очереди потрепался. Между прочим, получается, ему наврали, сказали, дескать, прием ведет лично Семен Ароныч, фамилию я запамятовал.

— Семен Ароныч Альтшуллер. Ну и что?

— Как это «ну и что?»! Я ж говорю — знакомец процитировал заголовок вашей стенной газеты, мне запомнилось слово «убей», и я подумал — а вдруг Семен Ароныч умеет расправляться экстрасенсорными методами не только с болезнями, но и с носителями болезней? Жизнь сама по себе не что иное, как болезнь материи. Или я не прав? Человек вообще без болезней — мертвый человек, согласитесь. Но, ежели мои умозаключения кажутся вам оскорбительными, — Сергач встал со стула, — что ж, извините за беспокойство, я пойду...

— Присядьте-ка на минутку, будьте так любезны. Вы сможете привести вашего клиента сюда, ко мне?

— Значит, вы возьметесь?

— Я этого не говорил. Сначала приходите вместе с клиентом, побеседуем о том о сем, для начала втроем. Понадобится — подключим Семена Ароныча.

— А может, лучше вы ко мне, а? Интерьер у вас, не обижайтесь, постный до отрыжки. Мои богатенькие клиенты привыкли к магическому антуражу, к таинственным декорациям.

— Встретимся здесь для начала. Потребуется, устроим выездной маскарад со спецэффектами. Опыт имеется.

— О'кей. Тогда последнее. — Игнат помусолил пальцами воображаемые денежные купюры. — Мой финансовый интерес оговорим сразу, ладно? Сколько вы возьмете за порчу на смерть?

— Разве я обещал, что мы возьмемся наводить порчу? — улыбнулся безымянный ассистент. — Я сказал: приводите клиента, сами приходите. Для начала побеседуем о грехе, об искушении, о пути истинном, о всепрощении. Для начала. А дальше видно будет.

— Пардон, я не понял? Вы мне голову морочите или надо мной издеваетесь?

— Ни то, ни другое. Вы что же, надеялись, я вот так, запросто признаюсь незнакомому молодому человеку в нарушении десяти заповедей божьих и назову расценки экстрасенсорного киллера? Еще раз повторяю: приходите с клиентом, я с ним пообщаюсь, а дальше посмотрим.

Голова в зеркальных очках дернулась по-птичьи.

«Может, у него с глазами все в норме, может, у него с шеей проблемы? — подумал Игнат, поднимаясь с жесткого сиденья казенного стула. — Хотя какая разница? Одноглазый или кривошеий, один черт — скользкий змей».

— Можно я подожду в предбаннике Семена Ароныча?

— Семен Ароныч не общается с посетителями без рекомендации секретаря. Мы с вами обо всем договорились. Ежедневно, с восемнадцати и до закрытия поликлиники по рабочим дням я здесь, в кабинете. До свидания или же прощайте, вам решать. Позовите, будьте любезны, кто там в приемной согласно очереди... Игнат развернулся на каблуках, вышел. Переступил вальяжно вытянутые ноги в сапогах-"казаках", бросил небрежно через плечо:

— Самоубийцы, вперед по записи. Киллер ждет.

Сергач пошел прочь не оглядываясь, быстро-быстро лавируя между недомогающими завсегдатаями поликлиники, на ходу застегивая куртку, поднимая капюшон. Помог в душном тамбуре древней старушке, придержал тяжелую для нее дверь. С огромным удовольствием вдохнул свежий вечерний воздух, перепрыгнул через три ступеньки, засунул руку в карман, нащупал записку Архивариуса.

Адрес номер два сегодня недоступен — до Медведкова добираться ого-го сколько, по адресам к третьему, четвертому и восьмому надо бы успеть.

«Первый блин вышел комом. Блин! — думал Игнат, меряя широкими шагами параллели и меридианы переулков. — Семена Ароныча придется вычеркнуть из списка. Конечно, змий-ассистент и его шеф, старый шулер, грешат черными делами, но я обещал Протасовой выдать на сто процентов достоверную информацию, а не на девяносто девять, блин! Я сам виноват. Легенда ни к черту. Исполнители не любят посредников, а я, дурак, забыл сию нехитрую аксиому. Легенду придется менять. Отныне я сам заказчик. Я готов квартиру продать, душу заложить, лишь бы навести порчу на... На Семена Ароныча! Ха! Отличная идея, годится!»

Сергач трусцой пересек Чистопрудный бульвар, пробежал стометровку по улице Покровке, повернул налево, спустился с одного из семи мифических московских холмов. Следующий адрес разыскал, всего лишь единожды уточнив направление поисков у продавщицы в ларьке «Табак».

Жилой дом. Старый, позапрошлого века. На первом этаже магазины — «Продукты» и «Вина». Между витринами с колбасами и с бутылками, ниже уровня тротуара на шесть ступенек, маленькая железная дверь в стене. Ржавая дверь в подвал с нарисованным мелом крестом. В записке Архивариуса так и написано: «ЖЕЛЕЗНАЯ ДВЕРЬ С КРЕСТОМ», и далее чуть помельче: «ДОН МИГЕЛЬ, ЖРЕЦ ВУДУ». Возле дверного косяка кнопка электрического звонка. Зарешеченные мутные стекла подвальных бойниц светятся желтым, значит, в подвальчике точно есть кто-то, кроме крыс, кто-то двуногий.

Сергач надавил большим пальцем на кнопку звонка. Еще раз. И еще.

— Кто там? — глухой, еле слышный голос.

— Я к Мигелю.

Мерзко заскрипели проржавевшие дверные петли, дверь приоткрылась. Чуть-чуть.

— К Дону Мигелю? — переспросили из щели прокуренным мужским голосом, делая ударение на приставку «Дон».

— К Грандмастеру Дону Мигелю.

Дверь распахнулась. За порогом мужчина лет пятидесяти с длинными, частично заплетенными в косички, но в основном хаотично ниспадающими на голые плечи совершенно седыми волосами. Престарелый хиппи обнажен до пояса, застиранные джинсы с дырками на коленках, на босых ногах войлочные домашние тапочки. В руке у лохматого маленькая, выкрашенная в черный цвет церковная свечка. Лепесток огня освещает лицо с пегой щетиной и вязь причудливых татуировок вдоль и поперек, как ни странно, поджарого и мускулистого тела.

— Проходи. — Рука со свечкой указала на вешалку около разрисованной темперой стенки. — Раздевайся.

Вешалка — палка о трех ногах — будто сноп из мужских и женских пальто, полупальто, шуб и дубленок. Игнат не глядя бросил куртку поверх пестрого снопа, взгляд его тем временем блуждал по настенным рисункам. В зеленых пятнах под ногами Девы Марии не сразу, но угадывались контуры человеческих черепов, а на алых сердечках над нимбом Божьей Матери капельки крови такие маленькие, что поначалу кажутся крапинками.

— Нравится? — спросил мускулистый хипарь, поднимая свечку повыше, поближе к зеленым черепам.

— Балдеж. Клевое граффити. — Игнат ослабил узел галстука, расстегнул ворот рубашки.

— Я рисовал.

— Ты художник?

— Иногда. Пойдем.

Из прихожей вел узкий проход в мастерскую «иногда художника». Пахло краской и растворителями, но все перебивал запах расплавленного воска. Без преувеличения сотни черных свечей, больших и маленьких, толстых и тонких, торчали частоколом вдоль периметра большой квадратной комнаты с низким потолком. Под решеткой подвального оконца легли грудой исписанные холсты, пустые рамы, подрамники. Здесь же горстка засохших кистей, изжеванные тюбики, пустые бутылки. Прямо напротив узкого прохода в мастерскую к стене прижался алтарь — пирамидообразное ступенчатое сооружение, увенчанное грубо вылепленными из цемента головами с ракушками-каури вместо глаз. Одна большая, несколько поменьше и одна совсем маленькая. Но размер глаз-ракушек у всех одинаковый, и оттого самая маленькая головка пучеглаза, а самую большую, такое впечатление, лепили с китайца. На ступеньках алтаря детские игрушки — мячик с аппликацией в виде Микки-Мауса, куколка Барби, плюшевый медвежонок и еще какая-то мелочь. И ворох птичьих перьев у подножия. А на полу перед алтарем коленопреклоненные люди. Человек десять-двенадцать спиной к Игнату, один лицом к нему.

Негритянское лицо неподвижно, чернокожее тело, прикрытое лишь льняной набедренной повязкой, расслаблено, однако спина прямая, открытые розовые ладони лежат на бугрящихся мышцами ляжках. Немигающие глаза смотрят в глаза Игнату. Белые глазницы со жгучими провалами зрачков особенно выразительны, аж мороз по коже...

— Кто ты? — спросил негр громко, басом. Всего два словечка, а сразу понятно, что он изъясняется по-русски без всякого акцента, совершенно свободно.

— Я пришел поговорить с Грандмастером Доном Мигелем.

— Говори.

— Мои слова не для чужих ушей, — сказал Игнат и чертыхнулся в уме: «Черт! Разговариваю, как будто индеец из старого фильма с Гойко Митичем в главной роли... А может, так и надо? Или лучше притвориться придурком?.. Черт его знает!»

— Чужих не бывает в доме Эшу.

«Вот бы еще знать, кто такие „Эшу“. Или чего такое?» — подумал Сергач, вслух же сказал:

— Я пришел просить жреца Эшу о многом, но и возложить на алтарь я готов многое.

— Возлагай.

— После исполнения моей просьбы.

— В чем твоя просьба?

«Ежели продолжу изъясняться а-ля Гойко Митич, переговоры затянутся. А рискну-ка я все же в целях экономии времени закосить под Иванушку-дурачка! Эх, была не была», — решился Игнат и выпалил на одном дыхании:

— Моя девушка лечилась у биотерапевта Альтшуллера. Здесь недалеко, за Чистыми Прудами. Она в него влюбилась, в Альтшуллера. Я часто захожу в магазин «Белые облака». Магазин оккультных принадлежностей и литературы, тут рядом. Листаю я, значит, книжку про порчу и сглаз, подходит парнишка, вежливый такой, и спрашивает: «Интересуетесь?» Он и подсказал, тот парнишка, как вас найти, кого спросить...

— Чего ты хочешь? — Мавр гипнотизировал Сергача взглядом. Народ на полу дисциплинированно смотрел только на жреца, никто даже и не пытался оглянуться.

— Смерти! — выдохнул Игнат.

— Девушки?

— Нет, что вы! Альтшуллера, Семена Ароновича. Наведите на него порчу. Порчу на смерть! Я заплачу. Сколько скажете.

— Надо спросить у владык перекрестков. — Негр закрыл глаза.

Хиппи-провожатый взял Игната под локоть, шепнул: «Пойдем!» Игнат пожал плечами, развернулся, влекомый обратно в прихожую пожилым волосатиком. За спиной громко и певуче зазвучал бас жреца:

— Ибарокоу моллумамба есху...

Игнат повернул голову, скосил глаза, увидел, как зашевелились люди на полу, вторя песнопениям Дона Мигеля нестройным хором:

— Ибаро-о-окоу мол-л-лумба-а-а...

— Башкой не крути, — подтолкнул Игната в спину конвоир с косичками.

— Слышь, на каком это языке?

— Йорумба.

— Каком?

— Кубинцы называют его «языком лукуми».

— Чего такое «лукуми»?

— То же самое, что и вуду... Топай, топай шустрее. Башку поверни.

— Дон Мигель кубинец? — спросил Игнат, отворачиваясь, вглядываясь в темноту узкого прохода.

— Угу. Потомственный жрец лукуми.

— Извини, а тут у вас вроде секты?.. Ой!

Сзади промеж лопаток ударил кулак. Довольно ощутимо. Сергач сбился с шага, споткнулся и едва устоял на ногах.

— Топай, топай! Не оглядывайся, топай. За дело получил, еще раз назовешь нас «сектой» — башку оторву.

— А кто же вы? — Сергач передернул плечами. На всякий случай приготовился получить еще один удар.

— У нас официально зарегистрированное общество по изучению фольклора. Запомни раз и на всю жизнь, до смерти.

— Запомнил.

— Дошли, наконец. Медленно топаешь.

— Шел бы сам впереди, освещал дорогу, а так, вслепую...

— Одевайся! Завтра приходи в это же время. Спиртного завтра не пей, запомни. Во время жертвоприношения положено глотнуть тростникового вина на трезвую голову. Ни грамма завтра с утра, запомнил? Достань где хочешь живого черного петуха, деньги с собой возьми...

— Сколько? — Игнат сдернул куртку с верхушки вороха одежд.

— Сколько не жалко. Вместо денег можешь принести игрушки.

— Детские игрушки? — Игнат накинул куртку на плечи, нарочно завозился с застежками, оттягивая время ухода.

— Угу, — седая волосатая голова кивнула. — Эшу, владыки перекрестков, они как дети. Такие же веселые и жестокие, любят и игрушки, и обожают делать больно.

— Эшу — это?..

— Семья духов. Их много. Принесешь жертвы, спросим о твоей просьбе у Эшу да Капа Прета и Эшу Помба-Жира. На русский их имена переводятся — «Эшу в Черном Плаще» и «Кружащаяся голубка».

— Если духи скажут «да», сколько будет стоить...

— Завтра все узнаешь! Скажи-ка, чувачок, как выглядит тот кадр, который тебя на нас вывел?

— Обыкновенно. В очках, с рюкзачком, вроде студент. Слушай, а порчу на смерть тоже в этом подвале...

— Это не подвал, запомни! Это дом Эшу, святое место. Для каждого дела требуется особое место. Дом для Эшу специально обученный человек искал три года.

— Ни фига себе! — восхитился Игнат, смекнув: «А официально дом Эшу арендуется как мастерская художника». — Слушай, а...

— Все! Заманал ты меня своей любознательностью. Иди, гуляй. О том, что к нам заходил, — молчи. Скажешь кому, мы все равно узнаем, кровавыми слезами умоешься. Топай давай...

Лязгнул ржавый засов, железная дверь приоткрылась ровно на столько, чтобы Игнат смог протиснуться. Игнат протиснулся, взбежал по ступенькам. Свет фонаря, такой привычный и приятный после пахнущих крашеным воском огней, блеснул на стрелках китайского «Ролекса» — двенадцать минут девятого. Быстро управился.

— Молодец, Сергач! — похвалил себя Игнат вслух и побрел в горку, насвистывая мотивчик ажиотажно популярной когда-то песенки «Ай-яй-яй, убили негра, убили...».

Один — ноль в пользу оккультного сыщика. Альтшуллер — ноль, зато Дон Мигель — номер один в будущем списке для мадам Протасовой. Конечно, прямого ответа на просьбу о наведении порчи Сергач не получил, однако формулировка «надо спросить» подразумевает помимо ответа «нет» и безусловное «ДА!». Если не Игнату, то другому просителю Эшу ответят «ДА», однозначно!

Категорически наводить порчу чернявый Дон не отказался, в принципе увиливать не стал, и пусть теперь пеняет на себя! Не исключено, что во время жертвоприношения, во время, так сказать, предварительной консультации с духами, жрец лукуми-вуду просто-напросто проверяет просителя. Даст хлебнуть какой-нибудь наркосодержащей гадости, якобы «тростникового вина», введет в состояние транса, загипнотизирует черным глазом и, безвольного, расспросит об истинных причинах, побудивших навести порчу, выяснит платежеспособность клиента, спросит о связях в преступном мире и с правоохранительными органами, дабы после не было напрягов в случае чего. У самого Дона Мигеля, не исключено, есть надежная бандитская крыша... Ну и фиг с ним!

Ожидая, пока светофор подмигнет яшмовым кружком и можно будет перейти улицу Маросейку, Игнат вытащил листок с адресами. Очередной пункт следования — дом номер такой-то, код парадного сякой-то, квартира номер двадцать пять. Очень хотелось перейти улицу, свернуть к расположенному неподалеку «Макдональдсу» и перекусить американским бутербродом, но Игнат себя пересилил, пошел искать Армянский переулок.

Всего десять минут блужданий, и вот уже Сергач, сверившись с запиской Архивариуса, набирает шифр кодового замка в пропахшем кошками подъезде. Едва Игнат вошел, ему навстречу распахнулись двери лифта, и Сергач столкнулся нос к носу с симпатичной женщиной в каракулевом полушубке.

— Простите, двадцать пятая квартира на котором этаже, не подскажете? — вежливо поинтересовался Игнат, уступая дорогу даме.

Вместо того чтобы ответить, дамочка шарахнулась от Сергача, будто от прокаженного. Ремешок стильной сумочки соскочил с каракулевого плеча, сумка шлепнулась под ноги симпатичной встречной. Отворачиваясь, пряча личико, женщина неловко подобрала сумочку и цок-цок-цок — отчаянной дробью застучали каблучки модных сапожек, бух-х — стукнулась о штукатурку ручка распахнувшейся до отказа двери, з-з-з — завибрировала пружина, возвращая уличную дверь в исходно закрытое положение, бах-х — легкий воздушный порыв развеял шлейф изысканных дамских ароматов. И снова запахло кошками.

«Чего это она? — удивился Игнат, а спустя мгновение улыбнулся. — Ясненько! Дамочка только что посетила черного мага из двадцать пятой квартиры, надеялась сохранить тайну визита от всего мира, и вдруг я нарисовался. Я, наверное, похож на молодого человека, коему маг за деньги дамочки наколдовал только что тридцать три болезни и в придачу облом в бизнесе...»

Благородная кожаная дверь квартиры номер двадцать пять на третьем этаже засветилась «глазком» после второго звонка и отворилась после четвертого.

— Вечер добрый, — поприветствовал Игната невысокий упитанный мужчина с добродушной физиономией старого клоуна. — Вам кого, юноша?

— Господин Маркус дома?

— Маркус — это мой псевдоним. — Толстячок поправил полы длинного, до колена, атласного халата, под которым он носил твидовые брюки и нейлоновую сорочку. — Прошу, юноша, проходите. Чему вы улыбаетесь?

— Давненько никто не называл меня «юношей». — Игнат бочком, бочком влез между пухлым животом господина Маркуса и обоями.

— Сколько вам лет, уважаемый? — Господин Маркус завозился с замками, дверь была снабжена ими щедро и с выдумкой.

— Тридцать шесть. — Игнат расстегнул куртку, отцентровал галстук.

— Да будет вам известно — древние маги юность человеческую датировали промежутком от двадцати одного года до сорока двух лет. Позвольте, приму у вас курточку. Обувь снимать не нужно, вытирайте ноги и, милости прошу, проходите в гостиную. Поскучайте без меня немножечко в одиночестве.

В проходной комнате, названной «гостиной», блистала чешским стеклом люстра, сверкали полировкой овал стола и гнутые спинки шести мягких стульев вокруг, сиял коллекционный фарфор в серванте. Нигде ни пылинки, чисто до отвращения. Дверной проем в следующую комнату лишен двери, завешен плюшевыми портьерами. Между сервантом и плюшевой занавеской, на дорогих обоях с тиснением болтается квадратная репродукция со старинной гравюры. Сергач подошел поближе к черно-белой картинке, расслышал тихий шорох за портьерой. За тяжелыми складками плюша кто-то прятался, кто-то топтался, сопел и пыхтел по-звериному...

— Интересуетесь изобразительным искусством?

— А?.. — Сергач вздрогнул.

Господин Маркус подошел совершенно бесшумно. В руках поднос с двумя чайными чашками, сахарницей и горсткой конфет на блюдце. Добродушная физиономия, ямочки на поросячьих щечках, участливый взгляд мудрого дедушки.

— Гравюра на стене и посуда в серванте — своеобразный тест для моих гостей. До вас заходила женщина, она все время косилась в сторону неаполитанского фарфора, вас привлекла картинка. Вы предрасположены к духовности, юноша.

— Спасибо за комплимент.

— Разве это комплимент? — Господин Маркус поставил поднос на стол. — Присаживайтесь. Смелее, юноша, будем пить чай. Вас привлекла копия с работы гениального Дюрера, называется: «Как одна благородная дама лежала на смертном одре, и две маленькие черные собачки к ней прибежали и лизнули ей рот и губы, так что они стали черными, как уголь».

— Такое длинное название? — Игнат глотнул настоянного горячего чая. Замечательный чай.

— Тест номер два: обычно интересуются смыслом названия, вас заинтриговал размер. Вы, юноша, сочетаете в себе духовность и практичность. Поздравляю, редкое сочетание. Сахаром чай не испортили, еще один плюсик к вашим характеристикам. Можно обратиться к вам с маленькой просьбой?

— Сделайте одолжение.

— Скажите совсем коротко и совершенно откровенно, кто вас ко мне направил и зачем вы пришли?

— Легко. — Игнат поставил чашку с недопитым чаем на поднос. — Меня интересует порча на смерть. Я понимаю, сколько подобная услуга может стоить, и готов заплатить много, очень много. Ваш адрес подсказал незнакомый мне пацан. История почти мистическая, честное слово. Представляете, в магазине «Белые облака» искал литературу о порче, разговорился с парнишкой, по внешнему виду студентом, он продиктовал ваши координаты.

— Студент, конечно же, вне всякого сомнения, сообщил вам, сколько я беру за предварительную консультацию?

«Тест номер три, — догадался Игнат. — Я попался. Его расценок я не знаю, и сразу ясно — моя легенда сплошная липа. Я влип».

— У меня с собой только сто долларов одной бумажкой. В бумажнике, в куртке, сейчас принесу... — Игнат вместе со стулом отодвинулся от стола, собираясь встать.

— Сидите, не утруждайтесь. Доллары я не возьму.

— Почему?

— Расчет в валюте между частными лицами преследуется государством. Я работаю по лицензии и соблюдаю законность.

— Неужели я похожу на шпиона из налоговой полиции?

— Почему бы нет? Вы не тот, за кого себя выдаете, это же очевидно. Вы неплохой актер, но заказчики порчи принадлежат к иному архетипу. Вы похожи на афериста, зачем вы ко мне пришли? Говорите правду.

Маркус хлопнул в ладоши. Раздвинулись плюшевые портьеры, из соседней комнаты в гостиную, сопя и пыхтя, вошел наряженный в камуфляжный комбинезон идиот. Говоря по-научному: «имбецил». Рыжеватые волосы, наморщенный лоб, характерное для имбецилов застывшее выражение мучительного желания что-то понять на плоском лице. Плечи — косая сажень, сжатые кулаки гнут, мнут резиновую дубинку. С толстых губ умственно отсталого, безмерно одинокого в своем природном несчастье богатыря стекает слюна. Пуговки глаз смотрят на господина Маркуса с собачьей преданностью.

— Знакомьтесь, мой защитник от незваных гостей, зовут Паша.

— Па-са. — Толстые губы Паши шлепнули, тягучая капля слюны упала на камуфляжную грудь.

— Паша знает свое имя, умеет самостоятельно ходить в туалет, сам кушает, обожает убираться в комнатах и драться. Он совершенно нечувствителен к боли. Вы можете его убить, и вас посадят...

— А ежели он меня покалечит, то ему ничего за это не будет, поскольку он недееспособен, — понятливо подхватил Игнат. — Сдаюсь! Отправьте, пожалуйста, Пашу обратно, и я вам честно во всем признаюсь, клянусь.

— Нет уж. Вы признавайтесь, а я решу, как быть с Пашей, что ему делать.

— Согласен. Впрочем, выбора у меня все равно нет. — Игнат заставил себя спокойно взять чайную чашку, не спеша отхлебнуть, улыбнуться. — Откуда у меня ваш адрес, извините, не скажу. У меня, как и у вашего Паши, есть хозяин. И я ему предан не меньше, а скорее больше, чем вам предан Паша, ибо моя преданность сознательная. Большой Человек, мой хозяин, прослышал о некоем Темном Мастере, каковой якобы умеет реально наводить порчу на смерть. В средствах пославший меня не ограничен, а ежели ваш Паша нанесет вред его хозяйской собственности, то бишь мне, Большой Человек может и осерчать, учтите.

Толстый, немолодой мужчина в атласном халате опустил лысеющую, щекастую голову, задумался. Засопел громче, запыхтел дебильный амбал Паша, продолжая терзать резиновую дубину. Маркус вскинул ресницы, улыбнулся душевно в ответ на холодную улыбку Игната.

— Смерти нет, юноша. Старушенции с косой не существует в природе. Так и передайте вашему властелину. Есть переход духовной сущности в новое состояние. Всем суждено пережить исход из нашей действительности в иные измерения, каждому в свой день и час. — Господин Маркус хлопнул в ладоши. — Паша, уходи. Иди, Паша, обожди в той комнате. Иди, мой хороший.

— Па-са. — Идиот нехотя отступил к портьере, кое-как справился с плюшевой преградой и исчез.

Маркус, с отеческой улыбкой на припухлых губах, проводил Пашу долгим, задумчивым взглядом, повернул голову, уже без улыбки, к Игнату.

— О чем я говорил, юноша?

— О дне и часе перехода в лучший мир.

— И день, и час предопределены. Вы уверены, что сами пришли ко мне, на самом деле вас прислала Судьба. Нет, не ваш хозяин, Большой Человек, а именно Судьба, истинная хозяйка наших сущностей, скованных до поры кандалами физического тела. Все предопределено, юноша. Мы с вами орудия Судьбы, и только.

— Значит, вы согласны?

— Мое согласие ничего не значит, все заранее предопределено. Доводилось ли вам, юноша, слышать о рунах?

— О чем?.. — Игнат вместе со стулом придвинулся ближе к столу. Слишком резко: из пиджачного кармана едва не вывалился заветный листочек с рунами профессионального прорицателя.

— Да будет вам известно, юноша, я работаю с руническим алфавитом, в соответствии с классическим каноном, при помощи древнейших символов сущего я умею составлять заклинания, заклятья, проклятья, защитные формулы. Рунор скаль ду финна, юноша.

— Не понял, простите, последнюю фразу.

— Рунор скаль ду финна, — повторил Маркус. — В переводе с древнеисландского — «руны найдешь». Это отрывок из Речей Высокого, его начало: «Руны найдешь и постигнешь знаки, сильнейшие знаки, крепчайшие знаки». Фрагмент песни из Старшей Эдды. Я читал ее в оригинале, я знаю язык древних исландцев. Рунические заклинания, юноша, сочиняются на древних языках. Помимо моих знаний, понадобится фотография объекта заклятия, чтобы создать его фантом в ночь полнолуния на местности, где четко обозначены врата в иное измерение. По классике, при совершении ритуала должны присутствовать волк, ворон и кошка.

— Сколько придется вам заплатить?

— Пятьдесят тысяч долларов.

— Ого! — Игнат почесал в затылке. — Солидная сумма.

— Оплата по факту, — поспешил сделать принципиальное уточнение Маркус.

— То есть заклятие может и не сработать?

— Это уж как распорядится Судьба, — виновато развел руками господин Маркус, как бы извиняясь за Ее Величество взбалмошную Судьбу.

«Бом, бом, бом...» — девять раз пробили бронзовые часы на серванте.

— Через четверть часа, юноша, я жду гостей, а гости мои не любят сталкиваться друг с другом.

Господин Маркус и Сергач синхронно поднялись со стульев.

— Рад нашему знакомству, юноша.

— Взаимно.

— Когда вас ожидать в следующий раз? — Маркус жестом предложил Игнату проследовать вместе с ним в прихожую.

— Скажем, послезавтра вас устроит?

— Послезавтра? — Толстяк потер лоб пухлой ладонью. — Послезавтра, кажется... кажется, обещали магнитную бурю. Геомагнитные аномалии негативно влияют на Пашу, он делается беспокойным и раздражительным. Заходите в начале будущей недели. В понедельник, к семи. Обговорим детали.

— Разумеется, если моего хозяина устроит названная сумма.

Игнат принял из заботливых рук добродушного господина куртку, лихо управился с рукавами, застегнулся.

— Конечно, юноша. Если устроит. И если вы вообще не сочинили про Большого Человека.

— Все еще подозреваете во мне шпиона?

— Подозреваю, не обижайтесь. — Маркус поворотился к Сергачу толстой задницей, занялся отпиранием запоров. — Всей душой надеюсь, что Судьба не сыграла с вами злую шутку, прислав ко мне с камнем за пазухой.

— Иначе в меня же этот камень и полетит, да? — усмехнулся Игнат.

— Да-с. — Господин Маркус открыл перед гостем дверь на лестничную площадку. — Можете не верить в мои магические способности и возможности, но так и будет, юноша, именно так. Счастливо вам.

— И вам счастливо, господин Маркус. Вы даже представить себе не можете, как благосклонна Судьба ко мне сегодня вечером! Ауфвидерзеен.

Не дожидаясь, пока закроется благородная кожаная дверь, игнорируя лифт, Сергач поскакал вниз через три ступеньки. Удача его окрылила, лестничные пролеты уносились ввысь, мелькали перед глазами переборки перил, двери на лестничных площадках, редкие хулиганские надписи на стенах. Удача! Вторая удача за сегодняшний вечер! Два — ноль в пользу оккультного сыщика.

«А вы непоследовательны в рассуждениях, господин Маркус, — мысленно вступил Сергач в заочный спор с толстяком-фаталистом. — Ежели „оплата по факту“, если Судьбе не всегда угодно воплощать в жизнь ваши заклятья, так где ж гарантия, что мой камень за пазухой обязательно полетит в обратную сторону, то бишь в меня?! Тем паче, карающий камень, строго говоря, и не мой вовсе. Мне за пазуху его, образно выражаясь, засунула мадам Протасова, и скоро, очень скоро я с легким сердцем верну чужой булыжник. А как она им распорядится — уже ее забота».

Сергач выскочил на улицу, можно сказать — выпорхнул, и крылья удачи понесли его к последнему на сегодняшний день пункту следования, мимо знаменитой Меньшиковской башни, мимо памятника Грибоедову, по направлению к станции метро «Сухаревская».

«Ха! Чистые Пруды в пору переименовывать в Нечистые, столько черных чародеев, самых разнообразных, обитает в округе. Или лучше вернуть прудам их историческое название: „Поганые“, — веселился Сергач, все убыстряя и убыстряя шаг. — И что интересно — двое, по крайней мере, колдуют на экзотических языках. Полиглоты, блин! Асы своего темного дела. С профессиональной точки зрения я им в подметки не гожусь. Среднее магическое образование, весьма и весьма среднее, у меня — недоучки. Стыдно даже, честное слово!»

— Даром преподаватели время со мною тратили, — тихонечко запел Сергач старинную песенку из репертуара Аллы Борисовны, — даром со мною мучился самый известный маг, да-да-да!..

Последний пункт сегодняшнего запутанного маршрута предстал вскоре в виде двухэтажной безликой постройки серого кирпича. Уродливое архитектурное наследие времен застоя в глубине заснеженного двора тонуло во мраке. Редкие тополя кругом, мученики мегаполиса, вскинули к небу обрубки рук-ветвей. Сломанные качели на крошечной детской площадке впечатлительный прохожий с болезненным воображением запросто мог бы сравнить с виселицей для малышей, а трансформаторную будку поодаль с надгробием на могиле великанов. И ветер, ветер гремел жестью на крышах обступивших дворик домов. Мрачноватое местечко. Особенно если подозреваешь, что окна на втором этаже серой постройки светятся не просто так, что за двойными рамами, за плотными стеклами прямо сейчас, в эту самую минуту плетет темную паутину, быть может, тот самый зловещий Мастер, о котором с оглядкой шепчется тусовка московских мистиков.

Однако Игнату все образные предзнаменования были, как говорится, по барабану. В двухэтажном кирпичном уродстве Сергач опознал банальную жилконтору, как водится, поделившуюся площадями с частными арендаторами. Обрубки тополиных ветвей свидетельствовали о человеческой заботе и надзоре над зелеными насаждениями. В конструкции сломанных качелей Сергач увидел намек на букву П, первую букву в слове «победа». А трансформаторная будка, она и есть будка с трансформатором, что ж еще? В завывании ветра Игнату слышался звон монет, и свет в окнах второго этажа его обрадовал очень, ибо в бумажке Архивариуса четко написано: «...ВТОРОЙ ЭТАЖ, МАГ ВЕЛИАР».

О, как меняются наши мироощущения в зависимости от настроения! Щепотка удачи, пригоршня везения, и мир вокруг прекрасен, интуиция спит, и кажется, что все будет замечательно, а разве может быть иначе?..