4. Чудовище
– Короче, я чуть в обморок не упал, честное слово. – Игнат затянулся, стряхнул пепел в форточку, затянулся еще раз и щелчком отправил окурок на улицу. Посмотрел на ожидающего продолжения с пояснениями Виктора, который сидел, облокотившись на полосатый куль матраца, взглянул на Федора, который уселся на стуле, пристроив локти на столешнице, подперев кулаками щеки.
А на столе перед Федором, потеснив графин, лежали личные вещи и вещицы Андрея Крылова, а также казенная видеокамера рядом со стопкой чистых, фабрично запечатанных видеокассет. Личная собственность без вести пропавшего была рассортирована по принципу – тряпье отдельно, предметы отдельно. И тряпья, и предметов набралось немного. Особняком, поближе к Федору, легли тощий блокнот и массивная шариковая ручка.
– Чего ж такого бабушка Глаша тебе сказала, что ты... – начал Виктор в который раз, но Игнат снова его оборвал, остановил и жестом, и словом:
– Стоп, Витя! Нет! Повторяю: сказанное бабкой о моем сокровенном вам, други, сообщать не стану. Она говорила о жизненных ситуациях, известных мне одному и никому другому... – Игнат замолчал на секунду, почесал в затылке, усмехнулся отнюдь не весело. – Известных только мне и, каким-то непостижимым образом, ей, черт ее подери. Я, повторяю, едва в обморок не свалился. Баба Глаша кликнула Петра, он мне водички принес, и она выдала еще пару-тройку малоизвестных широкой публике фактов из моей бурной биографии. В общем, вышел я от нее на ватных ногах, с винегретом вместо мозгов, под соусом самых противоречивых эмоций. Деньги она с меня брать отказалась категорически. Ковыляю я, значит, в сопровождении Петра и думаю последними остатками серого вещества – надо бы, думаю, поговорить с племянником ведьмачки об Андрее. Только собрался, только-только вернулся ко мне дар осмысленной речи и, нате вам, – мы уже за воротами! «Волга» бибикает, молодой барчук мне из салона рукой машет, дескать – сюда, скорее, бражка стынет. Петя шмыг во двор молча, а я, делать нечего, залез в черную «Волгу», остаканился брагой. Вижу в зеркальце над ветровым стеклом – вроде чуточку порозовел. Закурил, совсем полегчало. Одна беда – после браги той поганой во рту сейчас будто кошки нагадили. Вить, кипяток не подоспел еще?
Виктор нагнулся к прикроватной тумбочке, поправил спираль миниатюрного кипятильника в граненом стакане и разочаровал:
– Медленно закипает.
– Вить, если ты не против, можно я первый чайку хлебну, о'кей? Федор, можно? Спасибо, мужики. Итак, на чем я остановился? Вспомнил: я собирался вас ошарашить сведениями, полученными от барчука Бублика во время совместного распития ядреной браги, черт бы ее подрал. Короче, барчук меня дожидался, чтоб выплакаться в жилетку и выпить. Упорный, блин, ждал слушателя и собутыльника около часа. Мне-то казалось, что минут двадцать торчал у бабки, ан нет – час без малого. Впрочем, не суть... – Игнат прикурил новую сигарету, дыхнул дымом в форточку. – Барчук, собутыльник мой, когда не смеется, удивительно нудный пацан. Подозреваю, он всех старых знакомых давно достал нытьем по самые гланды, посему цепляется клещом к новым незнакомым людям. К тому же он, видите ли, не приучен пить в одиночку. В общем, накатили по второму, пацанчик представился: зовут Саней, фамилия Бубликов, погоняло, легко догадаться, «Бублик». Типа, крутой, весь в папу, а папаша у Бублика вроде крестного отца всея братвы города Сидоринска. Выпили еще, он все жаловался, дескать, корешей Глафира Мальцева бесплатно принимает, а ему, такому веселому, и за приличные башли не желает «ясновидеть».Так и сказал: «ясновидеть», клянусь. В третий раз парень приезжает к бабе Глаше – и, представляете, третий раз она его выставляет. Бабуля Глафира – авторитет, блин. Братки, урла, мусора – ей все по фигу. Стремаются ведьмачку преступные сообщества, равно как и властные структуры. И я, мужики, их понимаю, черт побери! Накатили еще по стакану, выпили, и я рискнул, признался, кто таков, с кем и за каким интересом в Мальцевке. И, вы не поверите, слыхал, оказалось, Саня Бубликов про нашего Андрюху! Сама Глафира Иванна, оказывается, через Петра с Павлом связывалась с братвой, наводила справки о без вести пропавшем. Скандал с исчезновением столичного корреспондента бабке не в дугу. Надеялась старая халявную телерекламу поиметь, а вместо...
– Это понятно, – перебил Федор, состроив брезгливую мину. – Пургу гонишь, пьянь. Дело говори. Чего братки? Искали Андрея?
– Ошибаешься, Федя... Пардон, Федор... – Игнат отцентрировал съехавший набок узел галстука. – Я уже не пьяный и даже не выпивший. Признаюсь, после энного стакана малость повело, однако хмель выветрился напрочь, когда Бублик меня до центральной площади подвозил. Как все заборы не пересчитали, как никого не задавили, как бухой в хлам Бублик доедет до Сидоринска, честное слово, ума не приложу. Пытался его уговорить поспать часок-другой на травке или хотя бы башку колодезной водой прополоскать, но он заладил: «Я гонщик Шумахер, пошел ты на хер», ну и фиг с ним, с камикадзе. Короче, о нашей проблеме: местная, районная мафия напряглась, и результаты ее напрягов для нас, мужики, неутешительные. Ни братки, ни блатные к исчезновению Андрея отношения не имеют. Последний раз его видели мальцевские жители голосующим возле шоссе. Вроде Андрея взял дальнобойщик... и вроде в сторону от города. В смысле, не в Сидоринск повез, а черт знает куда. Ближайший крупный населенный пункт в той стороне далече, кажется, ближайшее село называется Столбовка... Да, точно, Бублик говорил: Столбовка. Но вроде и тамошние, столбовские, бандиты-блатные-мусора про Андрея ни слухом ни духом...
– То же самое нам сказали в милиции! – на сей раз Игната перебил Виктор. – Органы встали на уши, а результат – ноль! Тупик! – Фокин картинно всплеснул руками, почистил горло и собрался развить тупиковую тему, но закипела, забурлила вода в одном на всех стакане, и речистого Виктора отвлекла от словоизлияний необходимость срочного приготовления первой порции чая.
– Неужели совершенно никаких зацепок? – Сергач выбросил окурок, отошел от окна. – Неужели никаких версий у ментов? Хотя бы рабочих? Никаких совершенно предположений, пусть и бредовых, а?
– Есть версия... – Федор медленно, заторможенно кивнул. Глаза его смотрели в никуда, Федор думал, наморщив лоб, катая по столу туда-сюда пальцем массивную шариковую ручку. – Есть версия, что Андрей тронулся.
– В смысле? Сошел с ума, что ли? – Сергач тряхнул головой, улыбнулся натужно. – Свихнулся, убежал и утопился в лесном озере, да?
– Да, приблизительно... – Фокин протянул Сергачу граненую емкость с пакетиком чая «Липтон». – Осторожно, горячий. Я и говорю: тупик. Я в жизни не поверю, что Андрей помутился рассудком. Он здравомыслящий, здоровый психичес...
– Погоди, Витя! Федор! Мужики, вы серьезно, что ли? Да на помутнение сознания можно списать все, что угодно! Любую пропажу, любое преступление! – Игнат глотнул очень горячего чая и слегка обжег язык. – Черт! Вить, зачем сахар клал? Я без сахара пью!
– Угомонись! – Морщины на лбу у Федора стерлись, все, кроме одной, самой глубокой, взгляд стал тяжелым, уперся в Сергача. – Подойди ближе, алкоголик. Гляди... – Федор постучал костяшками кулака по картонной обложке книжицы с надписью «Для заметок». – Это блокнот Андрея. – Федор открыл книжицу, быстро перелистнул страничку. – Гляди, на второй странице расписание автобусов от Сидоринска до Мальцевки. Видишь, писал Андрей на коленке, почерк размашистый, строчки кривые. Теперь открываем первую страницу. Та же рука, но линии ровные, почерк убористый. Внимательно посмотри, чего намалевано. Посмотри на рисунок, прочитай подписи.
– Разреши-ка, я возьму блокнотик, можно? Возьму и рассмотрю поближе, о'кей? – Игнат аккуратно, чтоб не расплескать чай, нагнулся к столу. А через секунду, автоматически отхлебнув приторно сладкого, обжигающего гортань напитка, Сергач забыл о чае, поставил стакан на стол, с раскрытой на начальной странице книжицей «Для заметок» вернулся к окну, где светлее, и, ухмыльнувшись, присвистнул: – Блин горелый, воображаю реакцию сельских мусоров на сие творчество.
Верхнюю треть странички в клеточку занимал довольно умелый, без всяких намеков на гротеск, без всякой карикатурности, «серьезный» рисунок ластоногого существа с перепончатыми, как у летучих мышей, крыльями, с рогатой башкой на змеиной шее и с закрученным кольцами крысиным хвостом. На грушевидном теле рисовальщик изобразил чешую, на хвосте щетину, на морде шерсть. Внизу, под рисунком, располагался текст: «Diodosavrius-Rex, реликтовое земноводное, промежуточная ступень эволюции. Обитает в речке Мальцевке близ села Мальцевка. Впервые замечено и описано репортером Российского телевидения Крыловым осенью текущего года. Питается преимущественно рыбой. Нападает на человека. Ведет ночной образ жизни...» И далее в том же духе. Совершенно серьезное описание повадок Diodosavrius-Rex, якобы обнаруженного будущей осенью в несуществующей речке. Во всяком случае, пока Игнат никаких рек вблизи села Мальцевка не замечал. Описательный текст Андрей сочинил с той крупицей стеба, каковую легко перепутать с искоркой сумасшествия.
– М-да, братцы... – Сергач расправил плечи, сверкнул глазами. – А я, черт возьми, знаю, что на самом деле представляют собой эти бредовые письмена и эта сюрреалистическая иллюстрация. Это – один из так называемых психологических «рисовальных тестов», черт меня подери!
– Ты разбираешься в психологии?..
– Обижаешь, Витек! Чай, не лаптем щи хлебаю. Кстати, о чае. Можешь его вылить. Будем считать, я свою дозу кипятка принял. – Игнат взъерошил волосы на макушке. – Слушайте ликбез про «рисовальный» тест из классической психологии «Фантастическое животное». Суть его в том, что тестируемому предлагают нафантазировать не существующего в природе зверя, зарисовать его и подробно описать. Ежели у зверя нарисованы, скажем, клыки, огромные и острые, значит, тестируемый человек агрессивный. Признак тревожности – тщательно прорисованные большие глаза. Панцирь или раковина – тенденция к уходу в себя, замкнутость. И, как говорится, тэдэ и тэпэ. У шизоидов, склонных к нелогичному мышлению, как правило, плохо продумано жизнеописание фантастического существа. У консерваторов, наоборот, все описано слишком скрупулезно. Смысл понятен, да?
Федор, презрев нормы сангигиены или забывшись, пил мелкими, скупыми глотками чай, дважды пригубленный Игнатом. Виктор перебирал пуговицы на пиджаке, будто четки... Оба внимательно слушали Игната, оба синхронно ответили кивком.
– Отлично!.. – Игнат огладил взъерошенные волосы. – Давайте рассуждать здраво, о'кей? Даже зная о существовании забавного теста «Фантастические животные», сам себя Андрей вряд ли стал бы тестировать, согласны? Хотя бы потому, что расшифровка рисованных тестов – прерогатива профи. Я вам назвал почти все, что помню о том, что и как трактуется. Я не скажу ничего путного о рисунке Андрея, в смысле психологической расшифровки, поскольку не являюсь профессиональным психологом. Улавливаете, к чему клоню? Блокнот Крылов купил, рискну предположить, покидая Москву. Вторую страничку замарал на автовокзале в Сидоринске. Отсюда вывод – Андрюха контактировал в поезде с дипломированным психологом! Коротали время, Крылов травил байки из телевизионной жизни, а его сосед (по купе, по вагону – не важно) предложил телевизионщику протестироваться ради хохмы. Андрей достал свежий блокнот, раскрыл и на первом же листе чирик-чирик. А теперь допустим, что Андрей и психолог-попутчик вместе сошли с поезда. Допустим, психолог живет и работает в Сидоринске. Согласен: вероятность мала, однако...
– Однако утопающий хватается за соломинку! – Фокин ринулся к дверям, к вешалке-гвоздику, к пальто. – Едем в Сидоринск! Ребята, я догадался: психолог – женщина! – Фокин сорвал пальто, путаясь в рукавах, забалабонил: – В маленьком городке смазливую бабу с высшим психологическим образованием найдем! Обратимся к ментам, в администрацию мэра, красотку с редким для глубинки дипломом разыщем! Выдвигаю версию: Андрей познакомился с ней в поезде, запомнил ее адрес...
– Почему не записал адрес в блокнот? – обернулся Федор к застегивающему пуговицы Виктору.
– Она замужем, – подсказал Сергач. – Андрюха всегда отличался любвеобильностью и предпочитал интрижки с замужними, он поехал к ней на свидание, их застукал муж и...
– Свидетели утверждают, что Андрей уехал на попутке в сторону, противоположную городу, – напомнил Федор, нехотя поднимаясь со стула. – Угомонитесь, господа Пинкертоны. Мы съездим в Сидоринск, схватимся за соломинку. Ваши детские версии я б разнес в пух и прах, были бы свои путевые мысли. Съездим, долго ли. Лови! – Федор бросил Игнату ту самую массивную шариковую ручку, которую вместе с блокнотом выдали из личных вещей пропавшего брата. – ...Молодец, поймал. Блокнот с собой тоже возьми. Дорогой послушаешь, чего на ручке записано.
– Федор Васильевич! – Фокин надул щеки, свел воедино брови. – Вы обещали, что следующим ручку слушаю я. Вы родственник Андрея, вы старше, и я не был против, чтобы вы первым слушали ручку, но я...
– Стоп, Витя! – вмешался Сергач. – Ну чего ты заводишься? Отдам я тебе ручку. На, держи. Только, Витя! Федор! Мужики! Растолкуйте, сделайте милость, как следует понимать словосочетание «слушать ручку», а?
– До города больше сотни верст, запись двадцатиминутная, я послушаю и сразу тебе отдам, – успокоился Виктор, сдул щеки, раздвинул брови и длинно, обстоятельно ответил на вопрос, разъяснил, что означает «слушать ручку».
Разъяснять Фокин начал в «пентхаусе», а закончил, уже сидя на заднем диванчике в «Ниве», когда Федор уже стартовал по дуге, огибающей памятник, и уже покосился недовольно на Сергача, прикуривающего очередную сигарету.
«Слушать ручку» следовало понимать практически буквально. В массивный корпус импортной письменной принадлежности умелые японцы вмонтировали цифровой диктофон. Игнат запоздало вспомнил – подобные игрушки, а-ля шпионские аксессуары, ему доводилось видеть мельком в витринах столичных универмагов. «Шпионский» диктофон, замаскированный под фирменную шариковую ручку, – самый дешевый из возможных, рассчитанный на двадцать минут записи, – Андрею Крылову подарили коллеги на тридцатипятилетие. Сергач на том, прошлогоднем, празднике не был, а Фокин был и в момент узнал подарочную вещицу, едва поселковые серопогонники разложили перед москвичами вещи пропавшего корреспондента. У Вити хватило ума о встроенном диктофоне умолчать. Про вторичные (а скорее – первичные) функции японской поделки он шепнул Федору на выходе из ментуры. И случилось это незадолго до возвращения Сергача, в отделении товарищи Игната пробыли изрядное количество времени. Разумеется, Федор сразу отобрал у Вити ценный вещдок, отрядил Фокина готовить чай, сам же активизировал диктофон и сел слушать запись. Она была! Крылов записал свое первое и единственное собеседование с «русской Вангой». Диктофон тихо-тихо говорил голосом Андрея, говорка бабки Глаши было почти не слышно, приходилось прижимать ручку к щеке так, чтобы малюсенькие говорящие дырочки в корпусе находились прямо напротив ушной раковины. Диктофон изначально продавался в комплекте с наушником, однако такового не нашлось, к сожалению. Федор напрягал барабанную перепонку, Виктор тем временем сбегал за водой, на цыпочках, с полным графином и чистым стаканом вошел в комнату, стараясь, чтоб дверь не скрипела, затаив дыхание, искал кипятильник, упаковку пакетиков «Липтон», Фокин ждал с нетерпением, когда же наконец Федор положит ручку на стол и скажет: «Теперь понятна судьба Андрея». Стука металла о древесину столешницы Виктор дождался, а вот слова Федор сказал другие: «Ничего особенного. Слышимость паршивая. Андрей отчитывается перед бабкой, кто он такой есть, где родился, учился, почему не женился». Фокин расстроился, но пессимизма Федора не разделил. Надеялся Витя, что, когда сам прослушает запись, отыщет, к чему прицепиться, найдет ступеньку к выходу из оперативно-розыскного тупика. Однако прижать к щеке «шпионский» диктофон Виктор не успел – вернулся дышащий перегаром Сергач в постшоковом состоянии, оттянул внимание на себя:
– Направо. Во всяком случае, Бублик, когда меня высадил, сворачивал к тому шоссе – во-о-он туда.
Федор крутанул руль, «Нива» развернулась багажником к заднице памятника. Прыснуло мокрым из-под колес. Пока Игнат просвещал товарищей относительно «рисовальных» тестов, пока Федор допивал сладкий чай, а Виктор выдумывал версии, ветер размазал, растворил в молоке неба темные, пролившиеся дождем тучи. Пахнуло свежестью.
За автомобильными окнами мелькала умытая дождиком, но все равно унылая сельская архитектура. Где-то там, впереди, прямо по курсу – доселе незнакомая москвичам транспортная артерия, на обочине которой в последний раз видели Андрея Крылова.
– Гадство какое! Шум мотора и тряска, мать ее, мешают слушать! Ничегошеньки, ну, совершенно не слышу!
Игнат оглянулся – Фокин едва ли не целиком засунул в ухо ручку-диктофон. Потряхивало, действительно, изрядно. Ручка в ухе у Виктора колебалась, и каждая встряска отражалась у него на лице гримасой.
– Вить, поосторожней с ухом – орган нежный, на собственном горьком опыте убедился: минувшей зимой ох как намаялся с ухом. Федор, вырулим на природу, тормознешь, где потише, о'кей?
– Запись – двадцать минут, чтоб вы оба прослушали, понадобится сорок. Останавливаться не буду. – Федор наподдал газу, машина выскочила из горловины сельской улочки на просторы полей. – Рисунок являлся загадкой, запись таковой не является.
– Так на фига ж ты просил меня дорогой «ручку послушать»?
– Хотел, чтоб для порядка ты владел тем же объемом данных, что и я. Запись – лишний штрих к общей картине, для дела она бесполезна.
– А я? А про меня...
– Витька, не заводись! Федор оговорился: вместо «вы» сказал «ты», вместо «владели» с языка сорвалось «владел». Федя... пардон, Федор, ты не прав – запись очень даже может пригодиться. Бабка Глафира не в курсе, что у Андрюхи имелся диктофон, да? Я как-никак прорицатель с дипломом, правильно? Схожу повторно к «русской Ванге», скажу, дескать, руны раскинул, мол, прочитал по языческим символам все, слово в слово, о чем она спрашивала Андрея, и все, что он ей отвечал. Ошизеет бабка, гадом буду.
– Скажешь: Андрей вам говорил, что родился в городе Гомеле, что учился в МГУ, всю его краткую биографию ей по новой перескажешь, и что толку? Окно закрой, аферист, дует. Объегоришь бабку, нам с этого толк какой? Наша цель не...
– Смотри! Смотри, Федор! Там, впереди, «Волга» у дороги!
– Чего надрываешься, Сергач? Раньше тебя ее заметил...
– Это Бублика тачка, тормози!
Тачка Бублика, черная, с грязевыми подпалинами, встала, не доехав до полоски шоссе сотни полторы метров. Стояла задними колесами на грунте дороги, передними на глиноземе обочины. Движок «Волги» тихо урчал, без всякой пользы глотая бензин. Игнат издали разглядел Бублика, уткнувшегося физиономией в оплетку руля, – то ли лоб расшиб и потерял сознание, успев все же затормозить, то ли совсем развезло парня после браги, и он остановился, чтоб соснуть чуток с рулем в обнимку.
Пискнули тормоза – Сергач выскочил из машины, пробежал от «Нивы» до «Волги», распахнул черную дверцу, тронул Александра Бубликова за плечо. Санька мягко завалился на бок. Чертыхнувшись, Игнат его подхватил, не дал вывалиться из авто. Жив, чертенок! Здоров, барчук! Сопит в две ноздри, спит. Честно говоря, Сергач корил себя в глубине души за то, что не уговорил собутыльника сначала протрезветь, хотя бы в отдельном номере Дома колхозника, а уж потом устраивать автопробег Мальцевка – Сидоринск.
Бибикнула «Нива» – Федор торопил Сергача. Во всяком случае, Сергач думал, что длинное «би-и-и-и-и-п» следует понимать как «чего ты там возишься?». И на фиг, спрашивается, теребить нервы клаксоном? Сейчас уложит Бублика на сиденье, мотор у «Волги» заглушит и вернется в «Ниву». Сейчас...
Лихо свернувшую с шоссе на грунтовку такую же, как у Бублика, «Волгу» Игнат не видел и не слышал – стоял к ней задом, согнувшись, ноги на земле, туловище в автомобиле, и Бублик вдруг замычал во сне теленком. Игнат устроил Бублика, положил щечкой на сиденье рядом с водительским, повернул ключ в замке зажигания и только тогда услыхал визг тормозов, шипение шин, стук мелких камешков о днище автомобиля. Сергач попятился, вытянул себя из салона, разогнулся, обернулся.
Копия тачки Бублика перегородила дорогу, все ее четыре дверцы спешно открывались, с матом и зверскими харями из «Волги» номер два выпрыгивали оболтусы, внешне удивительно схожие с барчуком Санькой. В смысле – и этих четверых старуха, торгующая брагой, не задумываясь, окрестила бы «барчуками».
От размашистого удара ногой самого быстрого братка-барчука Игнат ушел посредством кувырка. Пиджак и джинсы запачкал глиной, к чертям собачьим! Жалко, блин! Но боевым инстинктам следует отдаваться целиком, иначе можно и здоровьем поплатиться за чистоплюйство.
Игнат кувыркнулся, прокатился по глине колобком в сантиметре от переднего левого колеса «Волги» – той, в которой мирно спал Саня Бубликов, вскакивая, оперся руками о капот и на атаку ногой ответил адекватно – лягнул нападающего. Подошва кроссовки, к сожалению, слабее, чем рассчитывал, однако попала в живот противнику. Слабоват удар, зато точен – любителя размахивать нижними конечностями скрючило, секунд на тридцать он не боец – печень вспыхнула болью, в глазах темно, без должной спецподготовки подобное состояние деморализует.
Инстинкты скомандовали «ату», тело Сергача еще одним кувырком сократило расстояние между собой и следующим агрессором. Тело перекатилось через спину, осталось в низкой, коленопреклоненной стойке, собранные щепотью пальцы клюнули следующего оккупанта в пах – и вселенная для очередного буяна моментально сократилась до размеров молекулы. Он схватился обеими руками за уязвленное мужское достоинство и удобно подставил буйну головушку для захвата с последующим рывком. Игнат инстинктивно схватил его за волосы, рванул на себя, приложил мордой о согнутое колено. Этот готов полностью – бифштекс. Выход из низкой стойки прыжком вперед и вверх – и добивание шокированного ударом в печень пацана. Хлестко, в полете, костяшками кулака ему по черепу, амортизируя приземление, поддеть его снизу локтем под челюсть, зацеп стопой голени, толчок бедром... И этот доведен до состояния полной готовности – кулебяки.
Все кончено. Пару из четверки положил он, Игнат Сергач, точнее – инстинкты воина в стиле «сегучо», в обычное время дремлющие глубоко в подкорке. Другую пару уложил Федор. Товарищ Фокин едва успел выбраться из «Нивы», а Федор вон как успел поучаствовать в разборке: пацаны лежат, еле дышат.
– Молодец, Сергач, красиво кувыркаешься... – Голос Федора ровен и спокоен.
– Умею... – Голосовые связки Сергача слегка вибрируют, мелко трясется рука, потянувшаяся за сигаретами.
Отходняк у Игната – расплата за аренду давно забывшего о тренировках тела демоном из подкорки с маркировкой «сегучо».
Коленку расшиб, готовя бифштекс. Локоть ушиб, обрабатывая кулебяку.
А еще, когда кувыркался, прокатился по острому камешку четвертым позвонком, и он теперь – так ноет, так ноет...
– Один на меня с ножиком кинулся... – Федор лизнул поцарапанное запястье. – Один долго будет оживать, другой... – Федор подул на царапину, – другой скоро очнется.
Подошел слегка растерянный Фокин.
– Ну вы и дали! Ну вы убийцы! – Фокин окинул восхищенным взглядом поле брани. – Ну красотища, ну влипли в историю...
– Фигня... – Игнат чиркнул зажигалкой, сигарета в пальцах плясала, но кое-как прикурил, затянулся. – Ясен пень, за Бубликом ехали братки, задержался Санька Бубликов в селе, вот они и забеспокоились. Едут, глядь: пижон нездешний ковыряется в тачке барчука, «Нива» поодаль. Молодые пацаны, горячие, самые крутые в районе, ура, в атаку, блин!.. Короче, Витек, иди, тормоши Бублика, без Саньки недоразумение мордобойное полюбовно уладить не получится. С братками надо бы помириться и подружиться. Я прав, Федор Васильевич?
– Прав, Игнат Кириллович.
– Я, блин, весь грязный, как... как не знамо кто! Придется возвращаться в село, переодеваться... – Нет. Пиджак снимешь, выдам на смену куртку, припасена в багажнике. Грязь на джинсах засохнет, сама отвалится.
– У нас с тобой, Федор, разные габариты, и я в твоей куртке буду выглядеть чудовищно, как... как пугало огородное.
– Не к девкам собрались и не на банкет. Закатаешь рукава – сгодится. Хватит про шмотки, братки зашевелились. Виктор! Чего там? Разбудил Бублика? Игнат, шагом марш, пора, займись дипломатией, а я займусь оказанием пострадавшим первой медицинской помощи. Работаем!
