2. Третий не лишний

Виктор Анатольевич Фокин проживал вместе с родителями в знаменитой московской высотке близ зоопарка. Витя родился седьмого ноября тридцать пять лет назад в семье академика и вплоть до пятого класса спецшколы с углубленным изучением английского искренне верил, что салют в дни годовщины Великого Октября на самом деле устраивают в честь его дня рождения. Виктор впервые выругался матом в стройотряде, куда поехал комиссаром по окончании первого курса Института стали и сплавов. Девства Фокин лишился будучи аспирантом. С первой женой развелся, защитив кандидатскую диссертацию. Со второй – накануне дебюта в качестве соведущего научно-популярной телевизионной программы. Передачу про достижения отечественной и зарубежной науки закрыли по патриотическим соображениям, и телевизионное бытие, которое, как известно, определяет наше с вами сознание, забросило Витю спецкором в одну из «горячих точек», где Фокин получил легкое пулевое ранение и знак «участника боевых действий». Отдыхая в Греции после выписки из госпиталя, Витя потерял документы, напился вусмерть и угодил в тамошнюю тюрьму. А вернувшись на Родину, нечаянно царапнул своей «копейкой» бандитскую «бэху» и попал в изнурительно долгую криминальную передрягу, из которой насилу выпутался, потеряв два зуба, семь тонн баксов, надежду на справедливость Закона, веру в бога и заодно утратив последние иллюзии относительно исключительности собственной личности.

Игнат познакомился с Витей, когда от былых интеллигентских повадок Фокина остались разве что привычка болтать лишнее и умение с достоинством носить галстук. Покуда Игнат служил в «Останкино», они с Виктором общались достаточно тесно, Первый государственный канал преобразовался в Общественный, Сергача безжалостно сократили, Фокин сумел удержаться, и с тех пор они виделись раза два-три. Последний раз, кажется, в позапрошлом году, седьмого ноября. Но вот запыхавшийся Игнат нажал кнопку дверного звонка, обитая натуральной кожей дверь отворилась, и показалось, что он пожимал Витину, отнюдь не слабую, руку буквально вчера. Фокин не изменился ни чуточки, все такой же статный, немного полноватый, гладко, до синевы, выбритый.

– Здравствуй, Игнат. Вытирай ноги.

Игнат старательно скреб подошвами ежик коврика за порогом, Виктор тем временем исподволь разглядывал мятые брюки Сергача.

– Вить, будь добр, не обращай внимания на мой пожеванный вид. Честное слово, я не запил и не опустился на социальное дно. Просто не успел с утра побриться и с вечера костюмчик отгладить запамятовал.

– Бывает, – слегка смутился Фокин. – Но, как ни стараюсь, не припомню случая, чтобы Игнат Кириллович не успел навести лоск. Странно видеть Сергача помятым.

– О ерунде говорим, Витек. Давай-ка рассказывай подробности исчезновения Андрюхи Крылова. Слабо верится, чтоб о его пропаже стало известно только сегодняшним воскресным утром. Почему сразу мне не позвонил?

– Потому, что я балда! – Фокин виновато всплеснул руками и затараторил, то ли оправдываясь, то ли убеждая собеседника в собственной глупости. – Очевидно и логично предположить, что, собираясь интервьюировать «русскую Вангу», Андрей прежде всего обратится за консультацией к профессионалу Магических Искусств, к старинному знакомому, к Игнату Сергачу. Но я, балда, до сих пор никак не привыкну к твоему, Игнат Кириллыч, сомнительному роду деятельности. Ты для меня, ренегата, как был коллегой по телевизионному цеху, так я им тебя машинально и числю. Инертность мышления помешала...

– Извини, – перебил Игнат, – так и будем у порога общаться или...

– Ноги вытер? Пошли! – Фокин взял Сергача под локоток, увлек в пахнущие книгами и свежемолотым кофе глубины академического жилища. – Пошли ко мне в комнату. Представляешь, лишь час тридцать назад, обсуждая по телефону с Федор Василичем планы завтрашнего отъезда, я, балда, сообразил, что не мешало бы созвониться с магом Сергачом. Федор...

– Секундочку, – вновь вклинился Игнат, – кто такой Федор Васильевич и куда, прости, вы с ним завтра собрались отъехать?

– Мы с Федором Васильевичем отправляемся искать Андрея. Думали сегодня уехать, но в воскресенье к вечеру на всех дорогах пробки: народ с дачных участков возвращается, а днем отчаливать мне не с руки: должен родителей дождаться, они тоже на даче отдыхают. Я созванивался с родичами, обещали пораньше вернуться. Проходи, располагайся, а я на кухню сбегаю, кофе принесу.

– Секунду! Скажи, кто такой Федор Васильевич?

– Брат Андрея.

– Разве у него был... то бишь, есть брат?

– Старший, двоюродный. Он скоро подъедет, познакомитесь. Колбасы нарезать? Ты позавтракать сегодня успел?

– Успел, спасибо. Не нужно закусок, разреши лучше покурить в твоих хоромах.

– Кури, пепельница на фортепиано. А разве ты куришь? Раньше ты...

– Теперь курю.

Хрустальный блин пепельницы притулился среди фарфоровых балеринок и фаянсовых вазочек. Табачком Витя не баловался, курила, дымила беспрерывно его вторая жена, от нее на память и осталась пепельница в Витином хозяйстве.

Игнат осторожненько снял емкость для окурков с музыкального инструмента, присел на стул с высокой спинкой подле круглого столика на одной разлапистой ножке, закурил. Далеко – прямо по коридору и налево – на кухне закипал со свистом кофейник. Сергач обвел взглядом помещение: оно, как и Фокин, мало менялось с годами. Те же обои, те же пожелтевшие фото прикрывают корешки тех же собраний сочинений на книжном стеллаже. Хотя нет – две фотографии свежие: фотопортрет неизвестной блондинки и парное фото Виктора вместе с той же незнакомкой на фоне спортивных тренажеров.

– Кофе прибыл, – объявил Виктор, внося поднос с тремя чашечками, сахарницей и кофейником.

– Спасибо. Третья чашка, насколько я разумею, для Федора Крылова.

– У Федора другая фамилия. По моим расчетам, Федор Васильевич прибудет с минуты на минуту. После нашего с тобой телефонного разговора я с ним опять созвонился... Куда ты смотришь? Ага, понимаю: тебя заинтересовала фотография моей невесты.

– Ты чего, старичок? Собрался третий раз попытать счастья в браке?

Разливая пахучий темно-бурый напиток в стройные чашечки, Виктор улыбнулся знакомой Сергачу по собственному отражению в зеркале улыбкой блаженного идиота.

– Она не такая, как остальные, – изрек аксиому Виктор, с видимым усилием прогоняя идиотскую улыбку. – Она закончила с отличием Институт физкультуры, работает инструктором в фитнес-клубе, пишет диссертацию, стихи сочиняет в стиле Бродского.

– Единственное, что меня успокаивает, – вздохнул Игнат, – так это то, что ты, Витя, наделен природой недюжинной физической силой и в случае семейных конфликтов сумеешь за себя постоять, не дашь себя в обиду спортсменке.

– Терпеть не могу слово «спортсменка». В переводе с английского получается «спорт-мужчинка».

– Хорош о бабах, Витек. Давай-ка излагай с самого начала историю исчезновения Андрея. И, я тебя умоляю, постарайся обойтись без лишних лирических отступлений, исключительно факты, о'кей?

Виктор кивнул, уселся нога на ногу посередине скрипнувшего пружинами кожаного дивана, ровесника репрессий тридцать седьмого года, пристроил чашечку на коленке и начал рассказ. Витя очень старался говорить коротко и конкретно, однако натура брала свое, и Фокин часто съезжал на второстепенные подробности. Сергачу приходилось то и дело перебивать речистого рассказчика и постоянно, что называется, «фильтровать базар» в голове. И вот какую последовательность событий в итоге удалось воссоздать Сергачу:

– кто-то из высокого телевизионного начальства Российского канала во время зимних гастролей «русской Ванги» в Москве, посетив ясновидящую, обалдел от ее уникального дара;

– чуткий к настроениям Большого Начальства чинуша рангом пониже предложил к производству телефильм под рабочим названием «Ванга», надеясь прокатиться за казенный счет в Болгарию, снять могилку Вангелии Дмитровой и, во вторую очередь, заехать взять интервью у нашенской, «русской Ванги», у бабы Глаши;

– денег на фильм не дали, выделили скромную сумму на командировочные расходы репортера с оператором для поездки к бабке Глаше;

– флибустьер тележурналистики А.Крылов вызвался смотаться к бабушке Глафире в одиночку и слабать авторский репортажец по принципу «голос за кадром»;

– спустя некоторое время после отъезда Андрея милицейский капитан, возглавляющий отделение внутренних дел поселка, в коем прописана пенсионерка Глафира Ивановна Мальцева, связался каким-то образом с телевизионщиками и сообщил, что, дескать, московский репортер Крылов сгинул, мол, вещи его в целости и сохранности, а сам он вот уже который день не является к месту временного проживания;

Игнат так и не понял, откуда, как и когда возник Федор, родственник пропавшего Андрея. Впрочем, это и не важно. Главное, Федор возник, снесся с Виктором, и завтра поутру они отправляются на «Ниве» Федора Васильевича в ту географическую точку, где без вести пропал репортер Крылов. Федор надеялся выяснить хоть что-нибудь о судьбе брата, а Виктор получил предписание привезти в целости и сохранности выданную Андрею под расписку ценную видеокамеру системы «Бетокам» японского производства.

Безусловно, попутчик, являющийся полноценным представителем «четвертой власти», сильно облегчит задачу частному лицу по имени Федор, и, конечно же, Виктор едет в тьмутаракань не только ради возвращения телевизионной собственности.

Игнат слушал Витю, переваривал информацию, перебивал, переспрашивал, прихлебывал кофеек и курил. Сергач скурил вторую по счету сигарету до фильтра, собрался было прикурить следующую, как вдруг в прихожей застрекотал звонок.

– Федор Василич прибыли! – засуетился Фокин, расплескивая свой нетронутый кофе, и побежал открывать.

Игнат поднялся, одернул пиджак, огладил волосы и встретил вновь прибывшего Федора стоя, едва ли не по стойке «смирно».

– Прошу, Федор Василич, проходите, знакомьтесь, – суетился Виктор, воспитанно пропуская гостя вперед. – Знакомьтесь: Игнат Кириллович Сергач, в недавнем прошлом наш с Андреем, некоторым образом, коллега, нынче профессионал ясновидения.

– В давнем прошлом, – поправил Сергач. – И я не ясновидец, я прорицаю по рунам. Окончил соответствующие краткосрочные курсы, имею диплом Магистра Рунических Искусств, а также лицензию на право заниматься частной оккультной практикой.

Федор оказался богатырем с характерной военной выправкой. Рослый, на голову выше и Сергача, и Фокина. Фигура действующего борца-вольника. Смотрит прямо в глаза, на лице непроницаемая маска вроде той, что принесла популярность киногероям Шварценеггера. Одет неброско, опрятно. За пятьдесят, но на здоровье, судя по всему, еще не жалуется, а жизненного опыта, вероятно, накопил уже с избытком, и расхожая присказка: «Если бы молодость знала, если бы старость могла» – в его присутствии кажется бессмысленной чепухой.

Федор пожимал протянутую Игнатом руку осторожно, будто здоровался с женщиной или ребенком. «Записал меня в дистрофики», – ухмыльнулся невольно Сергач, и тут же в ответ на его ухмылку крепкие пальцы нового знакомого стиснули ладонь тисками. Сразу захотелось хотя бы попытаться выдернуть кисть из живого пятипалого капкана. Однако Игнат напрягся и выдержал рукопожатие Командора, впервые в жизни понимая, каково пришлось несчастному Дону Гуану, когда он ручкался с каменной статуей.

Федор Васильевич выпустил пойманную руку, произнес шаблонно-вежливую фразу хрипловатым командным голосом:

– Очень приятно.

«Мало приятного, когда тебе руку ломают», – подумал Игнат, усилием воли подавив желание помассировать пострадавшую ладонь.

– Выбирайте, Федор Василич, где вам будет удобнее, – Виктор широким жестом обвел комнату, предлагая гостю присаживаться. – Вам кофе налить? Кофейник слегка остыл, скажите – подогрею в шесть секунд.

– Я обычно не пью кофе, – отказался Федор, выбрав место в кресле у окна. – Две просьбы к вам, господа. – Слово «господа» он произнес сквозь зубы, скривившись в грубой пародии на улыбку. – Первая: попрошу при мне не курить.

Сергач, хмыкнув, задул пламя, только что высеченное кремниевой зажигалкой.

– Вторая просьба: перейдем на «ты».

– Легко, – согласился Игнат, пряча пачку «Мальборо» в карман пиджака. – Вас... тебя можно звать Федей?

– Федором, – едкую иронию прорицателя богатырь демонстративно проигнорировал. – Игнат, ты общался с Андреем перед его отъездом к «русской Ванге», вспомни все, о чем вы говорили. Слово в слово.

– Дословно не получится. Трепотню на тему личной жизни общих московских знакомых мне не вспомнить. С удивлением припоминаю, что Андрей умолчал о появлении невесты у Вити Фокина.

– Он знал, – вставил реплику Виктор, – но я просил его пока никому ни звука, ни полнамека.

– Обо всем, что я сообщил Андрюхе про настоящую болгарскую Вангу и про нашу доморощенную «Вангу» в кавычках, хвала духам, помню отчетливо и в мельчайших деталях. Про Вангу Дмитрову вам... то есть тебе, Федор, тоже рассказывать?

– Да. Все, что слышал брат, и я должен услышать.

– И я не откажусь послушать, – напомнил о себе Фокин.

– О'кей, слушайте. – Игнат плеснул в чашечку свежую порцию кофе, выпил залпом, помолчал немного, привел в порядок мысли и чувства, заговорил медленно, складно, словно с клиентом во время сеанса прорицания по рунам: – Итак, в начале века двадцатого в маленьком югославском селении родилась за два месяца до срока девочка с недоразвитыми пальцами. В семье сомневались, что ребенок выживет, но она выжила, и ее назвали Вангелией, именем, производным от слова «Евангелие», то бишь «благая весть». Девочке исполнилось двенадцать, когда, играя в поле вместе с другими детьми, она попала в смерч. Говорят, что внезапно налетевший вихрь подхватил Вангу, закружил и вроде как оторвал от земли, и она будто бы почувствовала прикосновение к голове чьей-то ласковой и теплой ладони. Девочка потеряла сознание, очнулась к вечеру с налитыми кровью, засыпанными песком глазами, на следующее утро она ослепла. Ей пытались помочь – ей сделали две безуспешные операции и потом отдали в Дом слепых, где Вангу учили азбуке Брайля, игре на музыкальных инструментах, шитью. Через три года она вернулась домой, помогала вдовцу отцу с хозяйством, воспитывала братишек и сестренку, зарабатывала вязанием. Впервые ее дар ясновидящей проявился во время девичьих гаданий накануне Юрьева дня. Она предсказывала подружкам судьбу, и ее прогнозы всегда сбывались. Затем ей было видение очень красивого всадника в сверкающих рыцарских латах, который повелел ей пророчествовать. Как раз грянула Вторая мировая, и Ванга точно называла имена односельчан, погибших вдали от дома, и имена тех, кто вернется. Само собой, слава о ней разнеслась по окрестностям, к дому Ванги стекались толпы народа, она помогала найти потерявшийся скот, давала советы на темы целительства и, конечно же, прорицала Судьбу. В тридцать один Вангелия Дмитрова вышла замуж, переехала жить к мужу в болгарский городишко Петрич. И здесь вскоре к дому слепой ясновидящей потянулся народ. С мужем они прожили двадцать лет, потом он заболел, а она не смогла ему помочь, она знала о его скорой кончине, и, когда он умер, Ванга уснула. Проспала вплоть до его погребения, проснувшись, сказала, мол, провожала мужа до того места, где ему определено теперь находиться. С тех пор она не снимала черного вдовьего платка. Ванга верила в загробную жизнь, в неотвратимость Судьбы. За год ясновидящая умудрялась принимать около миллиона человек. Деньги за прием, между прочим, шли не ей, а в городскую казну. Каждый посетитель приносил с собою кусочек сахара, до того три дня пролежавший у него под подушкой. Ванга брала сахар и рассказывала человеку про его прошлое и, разумеется, про будущее. Прием длился не более четырех минут, причем некоторых страждущих она категорически отказывалась принимать: не любила сообщать людям о грядущих неотвратимых бедах. Кстати, приехать в Петрич к Ванге было не очень-то просто: требовалось спецразрешение властей на посещение приграничного городка. Вангелию болгары зачислили научным сотрудником специально созданного Института суггестологии. Она, как говорится, сидела на твердом окладе, а всем, ее посетившим, раздавала анкеты, в которых следовало указывать, что прорицательница предсказала и насколько полно оправдались ее пророчества. Перед смертью Ванга Дмитрова сказала, что во Франции живет девочка, которая ослепнет в десять лет и получит ее дар ясновидения. И якобы еще одна такая девочка живет у нас, в России.

Сергач закончил и налил себе еще кофе, благо кофейник был рядом, на столешнице.

– Эрудиция Игната Кирилловича вызывает уважение, – нарушил общее молчание Витя Фокин.

– А я слышал, что Ванга числилась в болгарском КГБ, – сказал Федор. – Ее заранее снабжали досье на некоторых клиентов, на нее работали таксисты из Претича, склоняли пассажиров к откровенной беседе и выясняли биографические подробности. Ванга поражала мистически настроенного нужного клиента отменно отрепетированной прозорливостью и после задавала интересующие КГБ вопросы.

– Не стану вам... тебе, Федя, пардон, Федор, возражать, – улыбнулся Игнат понятливо. – Ты меня провоцируешь, да? Думаешь, я мистик до мозга костей? Думаешь, я начну защищать с пеной у рта Величайшую из прорицательниц? Ни фига. Я скептик, жизнь-злодейка заставила заниматься «черной» магией, но я...

– Игнат! – ужаснулся Фокин. – Ты практикуешь «черную» магию?!

– Я профи, а профессионализм предполагает денежное вознаграждение, а разница между так называемыми «белой» и «черной» магиями лишь в том, что адепты первой не берут платы за оккультные услуги, ферштейн?

– Вангелия Дмитрова непосредственно у клиентов денег не брала.

– Так точно, Виктор Анатольевич, – Игнат промочил горло остывшим кофе, – болгарку с некоторой натяжкой справедливо назвать «белой». Нашенская «Ванга» в кавычках во время зимних гастролей в столице, точнее, сопровождающие ее лица тоже брали втридорога не со всех. Полезных людей баба Глаша обслуживала ради славы. Таким образом, Глафира Ивановна в лучшем случае «серая» магиня. Шучу.

– Заканчиваем прения, – скомандовал Федор. – Что ты говорил брату про «русскую Вангу»? Рассказывай.

– О'кей, только сначала открою источник моей информации и эрудиции. Подробности о болгарке Дмитровой и пенсионерке Мальцевой я узнал от закадычного дружка из тусовки мистиков по кличке Архивариус. Лично я никогда Вангелией не интересовался и на прием к бабе Глаше не ходил. Архивариус просветил меня насчет болгарской ясновидящей, а я все, что запомнил, то и пересказал тогда Андрею и сейчас вам. Он же, друг Архивариус, сходил зимой к бабке Мальцевой, и она буквально свела его с ума. Представляете, бабка с ходу, без всяких предварительных ля-ля, заявила, что одного из товарищей Архивариуса сглазили, в смысле – навели порчу. И приметы испорченного товарища удивительным образом совпали с моими. Дружок, вообразите, пристал хуже банного листа, заставил вашего покорного слугу смотаться в Подмосковье к мало кому известной старушке-ведунье и пройти весьма нудный ритуал очищения. Кстати, от денег за ритуальные услуги подмосковная старушка отказалась категорически, насилу всучил ей коробку слив в шоколаде. Андрею я эту байку не рассказывал. Перед Андрюхой я решил блеснуть энциклопедическими знаниями и выдал монолог про Вангелию Дмитрову, не обмолвившись ни словом о своем информационном источнике. А затем вкратце сообщил, что Глафиру Ивановну Мальцеву курирует пара провинциальных деляг с новозаветными именами Петр и Павел. Раскручивают – или, выражаясь современным языком, «пиарят» – они бабу Глашу довольно неумело, ибо Мальцева ну никак не тянет на роль той русской девочки, которую якобы упомянула перед смертью Вангелия Дмитрова. Когда слепая ясновидящая лежала на смертном одре, нашей Глафире Ивановне было уже ого-го сколько лет. К тому же баба Глаша по сию пору обходится без очков, зрение у нее великолепное. Однако какую-то фишку с ясновидением Ивановна придумала, чего-то она умеет, иначе в Москве, где пруд пруди самых разнообразных оракулов, заезжая гастролерша не поимела бы столь грандиозного успеха. Вот, собственно, и все. Все, что услышал от меня Андрей, и все, о чем я умолчал, вам теперь известно.

Фокин заерзал, скрипнули ворчливо пружины старичка дивана, Витя заглянул в глаза Федору, прищурился и высказал скороспелое мрачное предположение:

– Допустим, Андрей выведал у «русской Ванги», как выразился Игнат, ее «фишку», ее секрет. За это деляги Петр с Павлом его... э-э-э... устранили... Не дай-то бог, конечно, хоть я в него и не верю. Всей душой, конечно, надеюсь, что Андрей жив и здоров! – Фокин прижал к груди растопыренную пятерню, вроде как извиняясь перед Федором за крамольную версию об «устранении» его двоюродного брата.

– Что-либо, какие-то подробности известны о Петре с Павлом? – спросил у Игната Федор ровным, бесцветным голосом.

– Лишь то, что оба робели и заискивали перед московскими воротилами оккультного бизнеса. И я их понимаю, сам не единожды пыль в глаза пускал пришельцам с державных окраин. Чего-чего, а понтоваться мы, москвичи, умеем.

Зазвонил телефон на письменном столе. Фокин сорвался с дивана, кинулся к аппарату и вцепился в массивную эбонитовую трубку. – Аллоу! Да, я... И я тебя...

Свободной от трубки рукой Виктор сгреб в охапку древний аппарат с вращающимся диском, расплылся в блаженной улыбке и посеменил к выходу из комнаты. Вслед за Фокиным хвостом тянулся длиннющий телефонный провод.

– Скоро вернусь, – оглянулся, переступив порог, Виктор и исчез в катакомбах просторной квартиры. И только провод, разматываясь, еще долго извивался по полу.

– Это ему невеста позвонила, – объяснил Игнат Федору. – Вернется к нам Витя, подозреваю, совсем не скоро.

– У тебя со временем как?

– В смысле?

– Как насчет отправиться завтра третьим на поиски Андрея?

«Заманчивое предложение. Помнится, несколько часов назад я мечтал смыться из Москвы абы куда», – подумал Игнат, вслух же сказал:

– На фига я вам... тебе нужен?

– Пригодишься для комплекта. Фраерок с ксивой государственного телевидения есть, авантюрист с дипломом магистра оккультных наук не помешает. Я настроен разыскать брата во что бы то ни стало, живым или мертвым. Поездку я тебе оплачу, за помощь отблагодарю щедро. Машину водить умеешь?

– Да, но... – Игнат взъерошил волосы на затылке. – Но денег я с тебя не возьму. Андрюха был... Андрей мой друг. Врать не стану – не самый близкий. Однако именно Андрей Крылов привел меня когда-то в «Останкино». Мы познакомились в секции карате...

– Ты тренировался у Фам Тхыу Тхыонга? – перебил Федор и взглянул на Сергача по-новому, с намеком на уважение.

– Так точно. Занимался суперстилем «сегучо» вместе с Андрюхой. Видишь, правая бровь рассечена? Андрейкина работа. Я всегда старался попасть с ним в пару, спарринговал он здорово, на пять с плюсом. Короче, я, пожалуй, соглашусь поехать, но не ради денег.

– Тогда внесешь в общую кассу полштуки баксов. Тачкой будем управлять по очереди, в три руля, выезд завтра, в пять утра встречаемся у дома Фокина.

– Договорились, – кивнул Игнат и ужаснулся про себя: «Черт подери! Сегодня же воскресенье! Все директора во всех конторах отдыхают! Заскочить к дежурному администратору и отменить загодя свадебный ужин в ресторации – это просто, но вернуть хотя бы часть заплаченных за праздничное застолье тысяч будет ой как нелегко. Еще надо сдать билет в Анталию и попробовать отбить деньги за путевки. Обручальные кольца попытаюсь сдать в скупку. Блин! Весь день придется разгребать дерьмо за безумно влюбленным, подтирать за собою вчерашним. Самое простое из всего, что сегодня предстоит, – уклониться от общения со стервой, на которой вчерашний безумец собирался жениться. Страусиная политика – она самая простая...»

– Договоримся сразу, Игнат: на время экспедиции я твой командир. Последнее слово всегда за мной.

– Пусть так, но при одном условии.

– Каком?

– Ты снимаешь запрет с курения, ладно?