5. Вторник, финал дня

— ...Прочитал? «С моих слов записано верно» написал? Угу. Вижу — написал и дату и подпись поставил... С этим порядок, а теперь давай-ка без протокола поговорим...

Кабинет Олега Ильича Попова, прозванного Циркачом, здесь, на Петровке, оказался гораздо больше того кабинетика, где Циркач вчера допрашивал Игната. Правда, и захламлен сегодняшний кабинет не в пример больше вчерашнего. И, помимо стола, за которым восседал Олег Ильич, было здесь еще несколько рабочих мест, сейчас пустующих. Зато сегодня Игнату было предложено усаживаться в потрепанное, но еще мягкое и удобное полукресло, а на столешнице, в пределах досягаемости, стоял графин с водой и чистый стакан, из коего было разрешено «лакать воду сколько захочешь». Пользуясь разрешением, пока с него снимали показания, Игнат «вылакал» три четверти графина. Во рту, точно с похмелья, то и дело наступала сушь. И голова болела, как похмельная, с той самой минуты, как, расставшись с господином Самохиным, вылез из уютной иномарки и пошел домой, заранее зная, что возле родной «сейфовой» двери скучают служивые люди, поджидают гражданина Сергача, дабы предложить Игнату Кирилловичу не мешкая отправиться по адресу: улица Петровка, дом 38.

— Скажи-ка, мил дружочек, а давно ты познакомился с Овечкиным?

— С Димой? Вы вчера меня уже об этом спрашивали. С Овечкиным познакомились в студенчестве.

— И свидетели есть?

— В смысле?

— В прямом смысле. В самом прямом. Назови имена, фамилии, адреса людей, готовых подтвердить, что вы с Овечкиным впервые увиделись не позавчера вечером, а задолго до последнего в жизни Дмитрия Овечкина воскресенья.

«Ну ни фига себе вопросик! — подумал Игнат, недоумевая. — Он чего? Подозревает, что я врал, когда говорил про давнее знакомство с Овечкиным?! Блин, какой идиотизм».

— О чем задумался, Сергач?

— Вспоминаю общих с Димой знакомых. — Игнат закатил глаза к потолку. — Мы с ним учились в одном институте, но в разных группах. Человек пять смогу назвать, они подтвердят, что мы с Димой Овечкиным не раз вместе выпивали. Доказать, что мы с Овечкиным не были знакомы до вечера его убийства, у вас не получится.

Олег Ильич усмехнулся. Почти по-доброму, почти с сочувствием. Посмотрел на Игната с тоской в глазах, улыбнулся, как улыбаются, глядя на малых детей, несмышленых карапузов.

— Ох ты, боже ж мой! Я-то, милый ты мой, ничего не должен доказывать. Это ты, мой хороший, обязан доказать, что не врал вчера о давнем знакомстве с Овечкиным. Ну а сыщется какой свидетель, подтвердит ваше шапочное знакомство в прошлом веке, так и что с того, а? Вот я недавно посадил медвежатника, с которым, как оказалось, мы первоклассниками сопливыми были соседями по школьной парте! Мир мал, Игнаша. Возможно, сыщик Овечкин сначала выявил некоего Сергача, а уж потом с удивлением узнал, что этот некто — тот самый Игнат, вместе с которым лакали портянку в канун перестройки и ускорения. Согласись — такое возможно, а?.. Ладно, с этим разобрались, едем дальше. Скажи-ка, Игнатик, ты почему вчера телефон отключил? Я тебе вечером звонил, звонил, длинные гудки слушал, слушал — и ни хрена! Почто, отвечай, аппарат отключал? Признавайся — Самохин надоумил выдернуть штепсель из розетки, да?

— Я не отключал телефон, я рано лег, сквозь сон слышал звонки, но не проснулся.

— Врешь! Ой, врешь! Ну да хрен с ним, с телефоном. Скажи, прежде чем вернуться домой сегодня утром, ты встречался с Самохиным?

Николай Васильевич вчера разрешил Игнату свободно говорить о фирме «Самохин и брат» и о сегодняшнем с ним контакте не просил умалчивать. Посему Игнат с легким сердцем признался:

— Да, об убийстве Тарасова и Виталия я узнал от Самохина.

— То-то я смотрю, тебя не шибко удивило, когда я сообщил в начале нашей встречи: дескать, сразу после твоего ухода их задушили, обоих. Потрясло маленько Игната, сбледнул Кириллович лицом, однако сопли пускать не стал, выдержал удар. Я еще подумал: молоток Игнатка, крепчает, а он, оказывается, успел с Колькой Самохиным покалякать и свыкнуться с фактом смерти Тарасова Б.В. и Самохина В.В.

— Кого?!! — Игнату показалось, что он ослышался. — Самохина Вэ Вэ, вы сказали?

— Угу. Сегодня утром был задушен Самохин Виталий Васильевич, единосеменной брат Николая Васильевича Самохина. У них мамы разные, а папа один... Ой, Игнаша, чегой-то тебя перекособочило? Неужто собрался окончательно обнаглеть и впарить лажу: дескать, только сейчас, сию секунду, узнал от меня про братские узы Виталия и Николая? Колька Самохин — мужчина сдержанный, но к брату относился трепетно, и я отказываюсь верить, что тебя, главного подозреваемого в деле об убийстве Виталия, Николай Васильевич не подергал пальчиками за кадык, спрашивая, во сколько вы с Виталием расстались и был ли Виталька еще живым да тепленьким, когда ты его в последний раз видел.

— Вы сказали — я главный подозреваемый в убийстве? Вы серьезно? — У Игната перехватило дыхание, как в предутреннем ночном кошмаре, когда румал приснившегося туга захлестнул шею.

— О да, мой друг! Ты — главный подозреваемый. Факты против тебя, мой хороший. Нет свидетелей, способных подтвердить, что ты ушел от Тарасова до убийства. Нет! А знаешь, как их убивали? Тарасова и Самохина-младшего развели по комнатам...

— У Тарасова однокомнатная квартира!

— Справедливое замечание. Я оговорился, уточняю: труп Тарасова лежал на кухне, труп Самохина — в комнате. Соображаешь? Убийца сумел усыпить бдительность обоих, явился жданным или нежданным гостем, отыскал повод, чтоб отправить Бориса Викторовича на кухню, хрен знает, может, чайку попросил запарить или еще чего, не суть, но Тарасов удалился, а убивец тюкнул легонечко Виталия тупым тяжелым предметом по башке и придушил, после чего ту же процедуру проделал с Тарасовым. Специально для тебя, Игнаша, уточняю: лишение жизни посредством удушения не такая уж экзотика, как может показаться дилетанту. Мастеришь удавку из струны или берешь, к примеру, ремешок, концами ремня обматываешь ладошки, сжимаешь кулаки, подкрадываешься сзади к жертве и р-раз — перебрасываешь удавку через голову клиента, скрещиваешь руки, одновременно поворачиваясь к удушаемому боком и подбивая его бедром. Потом нагибаешься, тянешь клиента на себя, так, чтобы его ноги потеряли опору, через пять секунд наступает наркоз и клиент «засыпает», через двадцать он уже никогда не проснется. Легкая смерть, если грамотно работать. Именно так, без всяких предварительных ударов по башке был задушен буржуй Шумилов. Удар ножом не столь надежен, как удавка. Бывает, киллер наносит пять, десять проникающих ранений, а клиент отделывается двумя месяцами лежки на больничной койке в реанимации. Выстрел в голову, спору нет, эффективнее удушения, но остается пуля, улика... Эй! Игнатик! Чегой-то ты совсем скис. Выпей водички и колись давай: слыхал такую фамилию — Шумилов?

— Да... Николай Васильевич вчера про него рассказывал... 344

— Угу, так я и думал! Ввел, значит, тебя в курс проблемы господин Самохин. В его, блин, стиле работа. Кагэбэшники всегда предпочитали налаживать с кем ни попадя доверительные контакты. Колян, он умеет, сука, понравиться и в душу влезть. А ну и хер с ними! Слухай далее, хлопчик, че дядька мэнт кажэ... Значится, по першему варианту ты шизанулся и всех придушил. По второму — тебя, хлопец, ктой-то сильно старается подставить. И этот «ктой-то» подставляет тебя умело и интеллигентно, хотя и немного нарочито, трошки с перебором. Потому я ему, провокатору, и не верю. Я ж, Игнатик, не по злобе и не по врожденному изуверству вчера тебе руку крутил. ПРОВЕРЯЛ тебя. Ты, дружок, совсем не хлюпик. И глазенки у тебя, когда злишься, как надо блестят. Понимаешь, о чем я? Ты в принципе годишься на роль убийцы. Слишком годишься... Чой-то ты загрустил, милый?

— Вы меня задержите?

— Прости, но мне невыгодно содержать тебя под стражей, а значит, и под охраной. Я тебя отпускаю. Сейчас подпишу пропуск, и проваливай на все четыре стороны. А далее либо тебя кончат, инсценировав самоубийство, либо снова задохнется кто-то из твоих старых или новых знакомых. А быть может, чем черт не шутит, тебя, милый, задушат религиозные сектанты. Хрен его знает, вдруг и правда в Москве завелись шизики, называющие себя тугами? Но, честно признаться, в реальных тугов я не верю. И, сдается мне, если я тебя сейчас задержу, ни хрена особенного больше не случится. Кроме длинного, годика на полтора-два, следствия, которое закончится ничем. А может, и чем, возможно, и получится у прокурорских повесить на тебя мокруху, хрен знает. Но мне, милый ты мой терпила, важно поймать настоящего убийцу, понял? Мне интересен тот, кто тебя подставляет, понятно? Откровенно скажу — мне бы за тобой слежку установить, «хвоста» пустить, да проклятый дефицит квалифицированных кадров не дает. Остается одно — ждать развития дальнейших событий, и, чует мое сердце, долго ждать не придется!.. Тебе Самохин визитку со своими телефонами презентовал?

— Да.

— А ну, дай ее сюда. Мои визитные карточки все давно кончились, последнюю вчера у Тарасова оставил. Я тебе на самохинской визитке нацарапаю номер своей мобилы, надумаешь — звони. Я не кагэбэшник, я охмурять не умею. Ты не баба, я не пидор, любви промеж нас ну никак не может возникнуть, и все же, надеюсь, у тебя хватит мозгов понять, что я, только я один, способен тебе помочь. От души советую: НИКОМУ, кроме меня, не доверяй. Тебя подставляет тот, кто хорошо тебя знает или хорошо изучил, соображаешь? Не доверяй старым друзьям, бойся новых. А меня не бойся. Мне поможешь — себя спасешь...

На визитке Самохина появилось написанное размашистым почерком семизначное число. Тем же почерком уже заполнены подлежащие заполнению графы в квитке-пропуске. Игнат снял с крючка-вешалки куртку, где во внутреннем кармане со вчерашнего утра лежал паспорт, а с вечера еще и деньги, сухо попрощался с человеком, который утверждал, что он единственный, кто может ему помочь, и вышел из кабинета в длинный, как срок по мокрой статье, служебный коридор казенного дома.

Головная боль усиливалась с каждой секундой. Казалось, еще немного, и череп разорвется на тысячи черепков. Свежий воздух на улице Петровка смягчил болевые ощущения и под затылочной и под лобовой костью, однако незначительно. Игнат шел к метро, мучительно вспоминая, есть ли где поблизости аптека, и стараясь, кроме как об анальгине, цитрамоне или спазмалгоне, ни о чем больше не думать. Но мысли, одна другой колючей, морскими ежами ползали по мозговым извилинам.

Пока Игнат пил воду из графина в кабинете Циркача, на улице стемнело. Зябкий северный ветер разогнал праздных прохожих. Игнат, щурясь от ветра, почти бежал по тротуару, замедлив шаг лишь однажды, возле уличного таксофона. Самохин просил позвонить и обещал прислать машину. Однако где ее ждать? Мерзнуть у таксофона? Нет, извините.

Говоря откровенно, встречаться сейчас с Самохиным ну совсем не хотелось. И вовсе не из-за того, что Циркач советовал НИКОМУ не доверять, нет. Просто до чертиков хотелось домой. Хотелось спрятаться под одеялом с головой и уснуть. И чтоб без сновидений.

Жаль, уснуть сегодня получится не скоро. Долгие и вдумчивые разговоры с Николаем Васильевичем неизбежны. Человек потерял брата, и грех последнему, кто общался с погибшим, уклоняться от подробной беседы с несчастным. И грех, и подозрительно...

Ни одной аптеки поблизости Игнат не вспомнил, но в подземке должен быть аптечный ларек — сейчас такие ларьки есть почти на каждой станции.

Ларек с вывеской «Аптека» готовился к закрытию. Толстая ларечница в белом халате поверх шерстяного длиннополого пальто заслонила фанерой окошко выдачи товара, подсчитывала дневную выручку. Игнат насилу уговорил толстуху продать ему упаковку цитрамона. В соседнем ларьке-аквариуме купил бутылку боржоми, сорвал пробку и, заглотив четыре таблетки, запил их шипучей солоноватой жидкостью.

Облегчение наступило спустя пять минут. Игнат сидел в полупустом вагоне метро на самом крайнем диванчике и наслаждался дурманом, обволакивающим голову. Ударная доза цитрамона подействовала как наркотик. Вместе с болью куда-то глубоко, в подсознание уползли и мысли-ежики, тело пронизывали ручейки расслабляющей мышцы истомы. Легкая сонливость сделала веки тяжелыми и заполнила уши мягкой ватой. Глаза закрылись сами собой.

Делать пересадку и ехать в офис к господину Самохину не было сил. Игнат решил сначала заглянуть домой, из дому позвонить в офис частных сыщиков и, пока за ним приедут, съесть чего-нибудь, ополоснуться в душе, переодеться, выложить из карманов деньги.

Потусторонний, лишенный эмоций голос объявил следующую остановку. Сообразив, что выходить на следующей, Игнат открыл глаза и машинально мазнул взглядом по фигуре пассажира напротив.

Что-то в позе пожилого, аккуратно одетого дядьки заставило Игната задержать на нем взгляд. Он сразу не понял, что именно, лишь спустя мгновение осознал причину неожиданного интереса и вздрогнул невольно.

Пожилой дядечка смотрел на Игната, потирая кончиком указательного пальца чуть заметную сизую щетину над верхней губой.

Расслабляющего лекарственного дурмана как не бывало. Обмякшие мышцы напряглись, сердце колоколом застучало в висках, а память дословно воспроизвела голос Николая Васильевича Самохина, процитировала отрывок из его вольного перевода англоязычного сайта про тугизм: "...Коснуться указательным пальцем верхней губы означает: «Я член тайного общества, я туг...» Дядька напротив почесал верхнюю губу и по-наполеоновски запихнул руку за отворот серого плаща. Игнат вздохнул с облегчением — над верхней губой пожилого мужчины спел не по годам сочный прыщик.

«У меня начинается паранойя. Сиречь мания преследования, — подумал Игнат. — Неужели с ума сходят настолько ЛЕГКО и стремительно?..»

Мозг дал сигнал «отбой», но адреналин успел впрыснуться в вены, и тревожное напряжение продолжало по инерции теребить нервы. Игнат огляделся по сторонам. Пассажиров мало. Время пик давно прошло, погода отвратительная, отсюда и избыток свободных мест в вагоне метропоезда. Кроме дядьки с прыщиком, в другом конце вагона хихикает стайка отроковиц, на центральных посадочных местах угрюмый недоросль в наушниках, рядом читает газету, свежий номер «МТ», худющая тетка в очках да под планом-схемой Московского метро дремлет дородный мужчина средних лет в черной куртке из свиной кожи и в черной же кепке приметного фасона а-ля Жириновский. Морда мужика в кепке-"жириновке" идеально соответствовала типажу раздельщика туш на скотобойне. Причем не на московской, а на провинциальной, где принято по старинке сначала осенить себя крестом и пробормотать «прости господи», а потом уже кончать жвачное животное ударом кувалды промеж рогов. Созерцание бесхитростной морды под фасонистой кепкой подействовало на Игната так же, как на японца действует любование садом камней. Физиономия провинциала ассоциировалась с простым и понятным физическим трудом на свежем воздухе, со здоровой нервной системой, чистым сознанием без червоточинки комплексов, сытной пищей, баней по субботам и стопкой отменного самогона-первача. И никаких ассоциаций, даже самых-самых отдаленных с экстравагантной сектой индийских душителей.

Визуальная терапия утихомирила адреналиновую дрожь, и тут как раз поезд остановился. Разъехались, расступились в стороны дверные створки, Игнат толчком поставил себя на ноги и, сделав три торопливых шага, ступил на платформу.

Провинциал в кепке-"жириновке" вышел следом за Игнатом. Шаг в шаг за Сергачом дошел до эскалатора, остановился двумя ступеньками ниже.

«Случайное совпадение, — беззаботно подумал Игнат, хотя и напрягся самую малость. — Циркач запросто мог пустить пыль в глаза, говоря о нехватке квалифицированных кадров для наружного наблюдения, запросто мог отправить за мною „хвоста“. Но, черт побери, я бы заметил столь колоритного мужчину в кепочке, кабы он следовал за мной аж от самой Петровки, тридцать восемь... Или мог не заметить?.. Мог, блин горелый! Головная боль, ветер, мысли-ежики, запросто мог проворонить „хвост“!.. А вообще-то, ежели за мной следят менты, я радоваться должен, а не бояться... Но только никто за мной не следит! Нервишки расшалились, вот и мерещится всякая всячина. Сейчас выйду из метро, и детина в кепке исчезнет из-за спины, растворившись в ночи...»

Однако когда Игнат вышел из павильона, тип в кепке не исчез, продолжил топать за Сергачом, поотстав шагов на пять.

Игнат на автопилоте следовал известным до мелочей маршрутом, где надо, сворачивая, а где не надо, проходя мимо асфальтовых ответвлений. Преследователь повторял все его маневры, не приближаясь, но и не отставая ни на шаг. Игнат запретил себе лишний раз оглядываться. Бросал беглый взгляд через плечо лишь на изгибах, изломах да излучинах маршрута. После каждого вороватого оглядывания Игнат вопреки собственной воле шел все быстрее и быстрее. Уровень адреналина в крови после каждого поворота-оглядывания увеличивался, а ритм сердечных сокращений учащался. Вдоль строительного забора, на последнем, финишном отрезке пути Игнат практически бежал трусцой. Бежал следом и преследователь, громко шлепая тяжелыми подошвами.

Ветер раскачивает фонари, справа дощатый забор, за ним стройка, сзади топочет по асфальту здоровяк, похожий на раздельщика туш. В голове сумятица мыслей: «Мент поганый! Придурок в кепочке! На фига ж ты за мною бежишь? Разве так должен настоящий мент следить за подозреваемым?.. Или ты и не мусор вовсе?.. Тогда кто?.. Случайный бандит-грабитель? Туг-фанатик с мордой крестьянина из Рязанской губернии?.. Хорошо бы ты оказался все-таки ментом-двоечником из наружного наблюдения, дебилом-мусором, слишком буквально понимающим приказ „сесть на хвост“. Ах, как это было бы хорошо! Ах, как в это хочется верить!..»

То, что мужчина сзади кто угодно, но не мент, стало понятно, когда из-за угла деревянного забора впереди по курсу появился еще один человек, и фигурой, и осанкой, и, главное, намерениями схожий с преследователем. Новый персонаж, едва обозначившись, побежал навстречу Игнату, а топот ног за спиной тут же заглушил шум мотора стремительно приближающегося автомобиля.

Игнат затравленно крутанул головой и заметил еще одну, третью фигуру, бегущую к нему наперерез с другой стороны улицы.

Инстинктивно Игнат шарахнулся вправо, ударился плечом о дощатый забор и в метре от себя увидел прореху в нестройном ряду шершавых коричневых досок. Всего лишь в метре находилась одна из тех дыр, сквозь которые Сергачу случалось проникать на стройку, чтобы, пройдя по захламленной территории, сократить путь до ближайшего молочного магазина.

Бегущий наперерез мужик тоже заметил брешь в заборе. Заметил и прыгнул, спеша отсечь Игнату единственный путь к отступлению.

Прыгнул мужик ловко, да приземлился неудачно — Сергач выбросил ему навстречу согнутую в колене ногу, которая моментально распрямилась и хлестко ударила попрыгунчику под ребра.

Игнат втиснулся в щель меж досками, когда рядом взвизгнули автомобильные тормоза, а мужик-попрыгунчик шлепнулся под ноги встречному бегуну.

Стройплощадка никак специально не освещалась, свет уличных фонарей таял в тени сваленного в кучи мусора, куб до конца не реставрированного строения едва угадывался в темноте. Протиснувшись в узкую щель, Игнат ринулся в сырой, пахнувший землей мрак и сразу же поскользнулся на битой кирпичной крошке, взмахнул руками в воздухе, неловко свалился на бок.

Сергач сильно ушибся бедром обо что-то твердое на земле, но боли не почувствовал, не до того было — позади уже царапала края досок свиная кожа черной куртки преследователя номер один. Дородный мужик с трудом, но упорно и целеустремленно лез в узкую шель, и слышно было, как открываются автомобильные дверцы, как из машины, остановившейся возле лаза на стройплощадку, стуча подошвами по асфальту, выскакивают новые участники травли.

Шлепнув ладонями по шершавому грунту, Игнат вскочил и, словно легкоатлет с низкого старта, припустил что есть духу по извилистой, практически неразличимой в темноте тропинке через стройку.

Знакомая тропинка пересекала вотчину строителей, причудливо петляя. Игната спасло то, что слаломная трасса до молочного магазина была им неоднократно пройдена при свете дня, и он приблизительно догадывался, где, когда и в какую сторону нужно сворачивать.

Всего дважды Игнат споткнулся, но не упал больше ни разу за рекордно короткое время забега по пересеченной местности в условиях практически полной темноты. А вот преследователям пришлось худо. Спустя секунду после старта Игнат услышал характерный шум падения тяжелого человеческого тела — детина в кепочке поскользнулся на той же кирпичной крошке, что и Сергач, и там же свалился мордой в мерзлую грязь. Но следующий субъект из группы захвата, ловко перешагнув через товарища и удачно вписавшись в правый поворот, уже дышал в затылок Игнату, когда тропинка, а вместе с ней и Сергач, вдруг резко свернула влево. Очередной преследователь, сделав ошибочно длинный шаг, провалился по колено в темную лужу густой, липкой глины. Более никаких посторонних звуков за спиной Игнат не слышал. Только ветер свистел в ушах да сердце колотилось в виски.

Из дырки в заборе на финише забега через стройку Игнат выскочил, сохраняя предельно возможную скорость. Перебежал улицу перед самым носом тихохода грузовика, промчался мимо магазина «Молоко», свернул в проходной двор. По двору Сергач бежал на исходе сил, напрямик пересек газон, поцарапав лицо о колючки шиповника, перепрыгнул детскую песочницу, обогнул старушечью скамейку и, оглушенный эхом собственных шагов, вбежал под дугу арки, влетел в маленький туннель, соединяющий тесное и тусклое пространство двора с простором ярко освещенного проспекта.

Под козырьком остановки у обочины широкого проспекта мерзли влюбленные. Юноша и девушка стояли обнявшись, не обращая внимания на закрывающиеся двери рогатого троллейбуса.

Игнат рванул к уходящему троллейбусу, расходуя последние резервы дыхания. Задел на ходу локтем влюбленного юношу, в ответ получил тумака по спине, потерял равновесие, покачнулся, всплеснул руками, чудом устоял, но троллейбусные двери, увы, уже захлопнулись.

Юноша, хорохорясь перед девицей, обозвал Игната козлом. Сергач плюнул вслед троллейбусу, оглянулся, посмотрел мутным взглядом на довольного юнца и шагнул на проезжую часть. Черт побери, какая удача! Автобус! Возле автобусной остановки! И Сергач как раз успевает перебежать перед тупым автобусным рылом, успевает вцепиться в поручни и взобраться по крутым ступенькам...

Некоторое восстановление, казалось, до последней капли растраченных силушек наступило гораздо раньше, чем ожидал Игнат. Десять секунд хриплого кашля, три минуты глубокого, судорожного дыхания полной грудью, и сердце утихомирилось, мышцы перестали вибрировать, а капли пота на лбу подсохли.

Игнат заглянул в окно. Автобус, имеющий на борту старушку, готовящуюся к выходу, пьяного, похрапывающего доходягу-алкаша и Игната Сергача, неторопливо сворачивал с залитого рекламными огнями проспекта в улочку с односторонним движением.

— Следующая конечная, — сонно объявил водитель, останавливаясь у предпоследней остановки. — Проезд не забываем оплачивать, талончики покупаем, у кого нету.

Игнат отыскал в кармане мятый проездной талончик, прокомпостировал разовый проездной документ и, засунув его обратно за пазуху, извлек из внутреннего кармана куртки визитку господина Самохина. Купленная сегодня утром телефонная карта с большим трудом, но отыскалась в кармане джинсов. Качнулся, останавливаясь, автобус, пискнули, открываясь, механические двери. Игнат спрыгнул на мостовую, подивился, что ноги идут довольно бодро, и поковылял к подмеченному еще сквозь автобусное окно таксофону.

Торопясь, Игнат набрал слегка трясущимся пальцем номер Циркача. Семь неровных цифр мент-затейник нацарапал на самохинской визитке всего-то час, ну чуть больше, назад... Занято, блин!

Игнат дал отбой и начал набирать комбинацию цифр, отпечатанную на визитке в типографии.

«А вдруг я делаю глупость? — подумал Сергач, и его палец замер, не решаясь нажать клавишу с последней цифрой телефонного номера Николая Васильевича. — Вдруг это люди Самохина за мною охотились?.. Но какой резон ему устраивать на меня облаву?.. Никакого резона, черт побери!»

Безумная версия о тугах — организаторах слежки и засады — напрашивалась сама собой. Преследователи больше напоминали подмосковных бандитов, чем фанатов-сектантов экзотического культа, ну так что с того? Может быть, туги заказали бандюкам поймать Сергача. Может такое быть? Запросто! Зачем жрецам Черной богини понадобился живой-здоровый пленный Игнат? Элементарно: чтоб узнать от него, как идет расследование предыдущих трех... нет, четырех, памятуя магната Шумилова убийств...

«Стоп, стоп, стоп! — осадил себя Игнат. — Совсем недавно у меня уже чуть было не съехала крыша, когда старичок в метро почесал прыщик над верхней губой. Нужно манипулировать фактами, и только фактами! Никаких пустых домыслов!»

Задушенный на квартире Тарасова Виталий Самохин — брат Николая Васильевича. И вопреки неверию Циркача Самохин-старший, разговаривая с Игнатом о смерти ближайшего родственника, оставался, как и прежде, спокоен, вежлив и деловит. Вот они — факты! Беспристрастные и циничные факты, из которых следует сумасшедшее предположение, что...

— Что Самохин — туг... — пробормотал Игнат и засмеялся. Нервно, истерично хохотнул. — Веселенький, ха, из меня Шерлок Холмс получается! Место в соседней с Наполеоном палате, считай, обеспечено.

Игнат тряхнул головой и уверенно ткнул блестящую кнопку, помеченную цифрой 8.

После первого длинного гудка трубка ответила незнакомым голосом:

— Добрый вечер, алло, вас слушают.

— Меня просил позвонить Николай Васильевич, я — Сергач, Игнат Сергач.

— Минуту подождите, пожалуйста, соединяю.

В трубке заиграла неторопливая приятная мелодия, прозвучало несколько тактов, и мелодичные переливы резко оборвались.

— Самохин у аппарата.

— Николай Васильевич, это Игнат...

— Где вы, Игнат? Алло?

— Николай Васильевич, на меня только что было совершено нападение. Прежде чем, как и договаривались, вам позвонить, я...

— Подождите!.. На пять минут выйдите все из кабинета, пожалуйста... Игнат, продолжайте, пожалуйста.

Игнат опустил собственные переживания по поводу прыщавого старикашки, коротко рассказал о слежке и о погоне, объяснил, откуда звонит, и, выговорившись, замолчал. Молчала и трубка. Табло таксофона бесстрастно отсчитывало молчаливые секунды.

— Алло! Николай Васильевич. Вы слышите меня?! Алло!

— Слышу. Задумался, извините. Вы меня ошарашили.

— Я и сам ошарашен.

— Игнат, в вас стреляли?

— Чего?!

— Я спрашиваю: преследователи в вас стреляли?

— Хвала духам, нет, кажется...

— Циркач о нападении уже знает?

— Нет пока. Но, если честно, собираюсь обязательно до него дозвониться. Прежде чем набрать ваш номер, я пытался связаться с Циркачом, у него занято.

— Игнат, слушайте внимательно! Все очень серьезно! Очень! Нам с вами нельзя сегодня встречаться, и вам КАТЕГОРИЧЕСКИ нельзя звонить и рассказывать о нападении Циркачу. Слышите меня?

— Слышу, но...

— Никаких «но», Игнат! Если Циркач активно включится в игру, он все нам испортит!

— В какую, черт подери, «игру»?!

— Спокойнее, Игнат. Успокойтесь. По телефону я не могу вам всего объяснить. Послать сейчас же за вами машину не могу, поскольку нет уверенности, что возле моего офиса, как и возле вашего дома, нету засады. Вы меня слушаете?

— Да. Время кончается.

— Какое время?

— Телефонная карточка. Нас скоро разъединят.

— Слушайте внимательно! Если хотите выжить, исчезните до завтра из города побыс...

— Как это — «исчезните»?..

— Не перебивайте меня, слушайте! Тот, кто устроил за вами охоту, — чрезвычайно опасен! Чрезвычайно! Вам повезло скрыться, но вас ищут! Слышите?!

— Слышу...

— Я все объясню завтра, а сейчас — бегом на вокзал, садитесь на электричку и поезжайте до конечной, в любом направлении. Паспорт при вас?

— Да.

— Если на конечной железнодорожной станции вами заинтересуется милиция, предъявите паспорт, соврите что-нибудь или скажите правду, скажите, что ждете первый утренний поезд в столицу. Переночуете на подмосковном полустанке, утром приедете и звоните мне прямо с вокзала. За ночь, надеюсь, все уляжется.

— Ни фига не понимаю! От кого я должен прятаться?

— Игнат! Я убежден, что сейчас противник работает по вашим московским адресам, по адресам ваших знакомых, вам надо...

— У меня полно друзей, я мог бы у кого-то из них отсидеться.

— Игнат, не перебивайте меня! Вы, конечно, можете рискнуть и собой, и кем-то из друзей...

— Не понял?

— Не нужно меня все время перебивать! Всякие контакты с вами опасны для третьих лиц, слышите? Общаясь с друзьями, вы ставите их под удар, слышите?

— Слышу.

— Вы вправе поступить по-своему. Можете позвонить и пожаловаться Циркачу вопреки моим инструкциям. Можете еще у кого-либо искать помощи и защиты. Но вряд ли кто-то сможет быть вам более полезен, чем я. Решайте, Игнат! Решитесь довериться мне, дадите мне ночь форы, ВСЕГО ОДНУ НОЧЬ, и, возможно, завтра я назову вам имя организатора всего этого кошмара!

— Николай Васильевич, хотя бы намекните, КОГО вы подозреваете? Я ЕГО знаю? Я о НЕМ слышал что-нибудь, когда-нибудь?

— Завтра, Игнат! Завтра! Денег у вас при себе много?

— Есть деньги, но...

— Никаких «но»! Ловите такси и на вокзал! Спасибо, что вы мне поверили. Ведь вы мне доверитесь, да? Игнат?! Вы поступите так, как я прошу? Да или нет?! Алло!..

— Да, черт побери! Но...

Но электронный кредит телефонной карточки иссяк, и в трубке запикали короткие гудки отбоя.