Выкапывался я долго, чуть ли не дольше, чем срезал приваренную жестяную крышку моего «гроба», но не потому, что было так уж сложно или тяжело. Хотя назвать простым этот процесс у меня язык не повернется. Жутко муторное и… «неудобное» занятие, осложнявшееся тем, что, выкапываясь, я одновременно пытался «прощупать» пространство надо мной в Эфире. И, лишь убедившись, что в радиусе полукилометра нет ни одной живой души, я наконец обрушил тонкий «потолок», который удерживал над собой слабым кинетическим щитом.

Выбравшись в конце концов из этой могилы, я на всякий случай огляделся по сторонам и, узрев «лунный» пейзаж вокруг, невольно выматерился. В сгущающихся сумерках песчаный карьер, на дне которого меня похоронили, производил весьма унылое впечатление. Но причина моей реакции была в другом. В городе нет мест, подобных этому. А значит, я за пределами Москвы… Плохая новость, учитывая мои планы…

Да, я решил не пускать дело на самотек и как можно скорее вернуть долг Ирине Михайловне. А если повезет, то и ее «братику Роме». Не дурак ведь и понимаю: стоит мне теперь «засветиться» – и в ход пойдут куда менее изощренные, зато более надежные способы убийства. Оно мне надо? Вот уж на фиг. А значит… значит, надо действовать. И первым делом мне необходимо добраться до города.

Выбравшись из карьера и оказавшись на шоссе, я очистил воздухом свою одежду… насколько это было возможно, и поднял руку. Автостоп – он и в другом мире автостоп!

Движение на трассе оказалось довольно оживленным, так что спустя каких-то десять минут я уже забирался по высоким ступенькам в о-очень просторную кабину огромного седельного тягача. К моему удивлению, кресло в нем было только одно – понятное дело, водительское. Оно оказалось расположено точно на продольной оси кабины, и сам водитель в нем в результате больше напоминал пилота какого-то футуристического летательного аппарата. А панорамное лобовое стекло, изящной дугой обогнувшее «подкову» приборной доски, и вовсе наводило на мысли о «звездолетах», как их показывали в старых фантастических фильмах Там. В общем, место для меня нашлось только на расположенной за спиной водителя широкой спальной полке. Очень широкой полке…

Грузовик неожиданно мягко тронулся с места, и тут… в общем, я понял, что забыл сделать одну важную вещь. Сообщив об этом водителю, я удостоился легкого смешка и снисходительного объяснения:

– Парень, это же континентальник! Спустись в прихожую, дверь в туалет будет справа от тебя… Только смотри, не перепутай, а то еще вылетишь на дорогу, – бросил мне водила этого монстра.

Честно говоря, находясь под впечатлением от такого «сервиса», я даже на время позабыл о своих планах. Спустившись обратно в закуток у входной двери, прозванный водителем «прихожей», я покрутил головой и заметил справа от себя низкую неприметную дверцу, отодвинув которую в сторону, оказался в небольшом помещении, расположенном, кажется, аккурат под спальным местом водителя. Точнее, нижней полкой. А я еще удивлялся ее ширине и понимающе хихикал. Однако… Да, места в туалете оказалось совсем немного, пожалуй, даже меньше, чем в санузле пассажирского вагона, зато здесь даже имелся душ! Хочу такую машину. Вместо полуприцепа засандалить нормальный кузов с кухней и спальней – и готова натуральная «вилла на колесах»… Мечта!

Насладившись достижениями цивилизации, я вернулся в кабину тягача и, устроившись на полке за спиной водителя, уставился на пролетающий за изогнутым стеклом пейзаж.

Первым моим порывом, когда я выбрался из карьера, было добраться до дома, а уже оттуда рвануть в имение, но после недолгих размышлений я отбросил эту идею как неподходящую. Кто его знает, что меня там ждет. А значит, мой путь лежит напрямую в имение. Сомневаюсь, что супруга наследника рода Громовых позволит себе не вернуться вечером домой. По крайней мере, раньше такого не было, а визиты в гости, тем более не на вечер, а, так сказать, с ночевкой, всегда обговаривались заранее. Очень-очень заранее. Московские традиции, однако. Суровое наследство средневекового прошлого и т. д., и т. п. М-да уж.

Мимо промелькнула кольцевая, и наш тягач, шипя, притормозил и скатился по «лепестку» развязки на его внутреннюю сторону. А через несколько минут и вовсе остановился у башни подвесного пешеходного перехода, рядом с автобусной остановкой.

– Приехали, парень, – констатировал водила, кивая в сторону пустого навеса, подсвеченного табло расписания.

– Спасибо, Виктор Кузьмич. Выручили. – Я пожал руку водителю и, пожелав ему счастливого пути, выбрался на улицу.

Тягач тихо загудел и покатил по кольцу, плавно набирая скорость.

Перейдя на другую сторону широкого десятиполосного шоссе, я запрыгнул в подошедший полупустой автобус и, продемонстрировав голые запястья, скорчил шоферу извиняющуюся мину.

– Что, ограбили? – оценив мой слегка потрепанный вид, спросил тот, закрывая двери.

– Если бы. Друзья пошутили, – вздохнул я. – Заснул на пикнике, а проснулся… ни друзей, ни шашлыка… ни денег с браслетом. Вот теперь до дома добираюсь.

– Ладно… занимай место, жертва обстоятельств, – покачав головой, усатый шофер махнул рукой в сторону салона и, захлопнув двери, тронул автобус с места. Нет, можно было бы, конечно, попробовать укрыться отводом глаз, но тогда водитель просто проехал бы мимо остановки. А что? Выходящих нет, под навесом пусто. Имеет право. Вот и пришлось выдумывать…

Через сорок минут я уже был недалеко от имения. По прямой от кольца до Бесед не больше пяти километров, так что действительно недалеко. Только добираться до бывшего дома по шоссе я не стал и свернул в лес. На кой мне светиться на дорожных фиксаторах?

Добравшись до знакомой опушки, я взглянул на темную громаду каменного забора, опоясывающего имение, и, предельно аккуратно, можно сказать, нежно тронув Эфир, прислушался к откликам. Раз, два, три… шесть разных, но компактно расположенных датчиков. Все, как и должно быть. Уж за прошедшие-то годы, за все эти игры в «зарницу» с близнецами и Алексеем систему безопасности усадьбы я выучил, что называется, на «ять».

Нет, стоп. Должно быть что-то еще… Припав к земле, отправляю легкий эфирный посыл в сторону стены и довольно киваю. Вот и «подстраховка». Хм, а теперь надо решить, как их обойти так, чтобы не побеспокоить.

Покинув на всякий пожарный опушку, я добрался до небольшой полянки в лесу и, усевшись на поваленное дерево, задумался. Можно было бы, конечно, просто выжечь фиксаторы, как браслет Гдовицкого тогда, на заимке… но могу поспорить, стоит мне это проделать, как к месту «обрыва» сбегутся жутко недовольные тревогой охранники. Оно мне надо? Нет. И как быть? Стихии здесь мне тоже не помощники. Ни на секунду не сомневаюсь, что львиная доля фиксаторов здешней системы контроля как раз и заточена на улавливание стихийных воздействий… В общем, не вариант.

Опомнившись, я скинул отвод глаз, под которым рассматривал систему защиты поместья, и…

Стоп! А что я, собственно, мучаюсь? Ведь здешние датчики-фиксаторы – это не Тамошняя техника. Они реагируют не на реальное изменение физических параметров в контролируемом объеме, а воспринимают эфирные искажения, возникающие в результате тех самых изменений. А потом уже переводят их в понятный любому неодаренному вид. Считается, что такие записи невозможно подделать и нельзя пройти через фиксируемый датчиками объем незамеченным. Ха… Ну-ну.

Но ведь отвод глаз как раз и создан для того, чтобы снижать возмущения в Эфире! Он не делает человека невидимым или неощутимым, а лишь выравнивает эфирный фон, размывая те возмущения, что укрытый отводом глаз объект вносит в окружающую среду своим присутствием… Именно поэтому порой обмануть неодаренного отводом глаз бывает сложнее, чем иного стихийника. Не всех и не всегда, конечно, но тем не менее… Что наводит на определенные размышления о природе Дара. Впрочем, об этом можно подумать и в другой раз, как выдастся свободное время. А сейчас у меня совсем другая задача, скажем прямо, не располагающая к философским размышлениям…

Конечно, для идеального размытия, вплоть до полного исчезновения всех «лишних» возмущений, нужна огромная концентрация и филигранная работа с Эфиром, но кто сказал, что мне это не по плечу? Ничего принципиально невыполнимого здесь нет. Тем более что частично этот прием я уже использовал совсем недавно, между прочим, когда скрывал от фиксаторов браслета возмущения, оставляемые моим телом, изображая труп. А значит… за работу.

Я глубоко вздохнул и одним отработанным до автоматизма усилием накинул на себя давно ставший привычным отвод глаз. Тронув Эфир, оглядел себя со всех сторон и принялся за работу. Максимально выровняв биение потоков силы в теле, я начал потихоньку сливать их с окружающим меня морем энергии. Через минуту я чувствовал себя так, словно погрузился в воду, температура которой идеально совпадает с температурой моего тела. Я уже не мог сказать, где кончается моя собственная энергия и начинается то самое море Эфира, да и самого тела почти не ощущал, оно будто растворилось в окружающей среде… Зато… поморщившись от возмущения Эфира, разошедшегося от меня в разные стороны волнами, словно кругами по водной глади, я окинул себя взглядом «со стороны» и улыбнулся. Сработало…

Поднявшись на ноги и старательно поддерживая концентрацию, я сделал несколько шагов из стороны в сторону, подпрыгнул, пробежался по полянке и, убедившись, что поддержание отвода не требует слишком уж больших усилий, ускорившись, ударил кулаком по бревну. Хруст треснувшего дерева да легкая, почти мгновенно растаявшая рябь в Эфире – вот и все последствия. Замечательно. Я скинул с себя доработанную технику и, прислушавшись к ощущениям, тихонько хмыкнул. Теперь понятно, почему гранды так не любят распространяться о своих умениях. За такое, пожалуй, и убить могут… если смогут.

Перемахнуть через трехметровую каменную стену усадьбы в тени «отвода», да еще и под разгоном, не составило никакого труда. И я, в очередной раз поблагодарив судьбу за то, что имение Беседы не является крепостью вроде тех, что были популярны у здешних бояр еще пару веков тому назад, скользнул уже вдоль внутренней стороны стены к жилому корпусу.

М-да. Крепости снесли, а привычки-то остались. Вот и сейчас, оказавшись у входа в основной корпус, я застыл на месте, пережидая, пока вышедшие на крыльцо охранники докурят и скроются в доме. Теперь мне надо пройти следом за ними, через сени и своеобразную кордегардию, где постоянно находятся пять-шесть бойцов рода, что называется, в готовности номер раз. Именно об этом я и говорил, когда упоминал о традициях. Правда, теперь это помещение зовется не «дружинной» или, на европейский манер, кордегардией, а «людской»… будто от этого меняется смысл. Хм.

Без опаски прощупав Эфир, благо подступы к усадьбе контролировались на порядок серьезнее, чем сама территория, поскольку у охраны нет никакого желания бежать по тревоге на каждый эфирный всплеск, я изменил решение и, нырнув в тень под стеной дома, скользнул вдоль нее в поисках места, более удобного для проникновения, чем набитый народом парадный вход.

Проходя под открытым окном пультовой, соседствующей с людской, я невольно замедлил шаг, услышав разговор охранников. Уж больно тема беседы оказалась интересной.

Узнав, что Громовы вместе с Гдовицким в полном составе отправились на поиски моей персоны, я даже на миг опешил. Только подслушать что-либо еще мне не удалось. Старший смены рявкнул на болтунов, и те заткнулись. Впрочем, нет. Кое-что еще понять получилось. Информация о моей пропаже скрывается, причем в том числе и от родовичей. Хм… честное слово, если бы не прошлое бездействие боярина, я бы, наверное, мог сейчас со спокойной душой вернуться домой. Да только если припомнить его безразличие, мне кажется, что первая леди рода, как и ее отпрыски в прошлом, выйдет сухой из воды. А значит… все-таки придется наказать ее самому… а потом быстро-быстро бежать обратно в карьер и закапываться. Грех упускать такое алиби, а в том, что Громовы обязательно меня там отыщут, я не сомневаюсь.

С этими мыслями я и отчалил от окна пультовой… чтобы через минуту обнаружить открытую балконную дверь на втором этаже дома. То, что доктор прописал!

Сон не шел. Стоило Ирине чуть глубже погрузиться в дремоту, как она слышала сдавленное сипение и хрип, а перед внутренним взором представало бессмысленно разевающее рот лицо пятнадцатилетнего мальчишки… Ирина вздрагивала и тут же просыпалась в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем. Вот и сейчас, вынырнув из дремы, она тяжело вздохнула и, открыв глаза, вдруг замерла в ужасе. Сон не закончился! Лицо Кирилла, бледное, отрешенное, нависло над Ириной, а в следующую секунду сердце женщины пропустило удар, в глазах потемнело, и… привидевшееся лицо убитого ею племянника растворилось в темноте… вечной.

Самым сложным в моем экспромте оказался вовсе не вопрос незаметного проникновения на территорию поместья и даже не маскировка убийства столь чутко спавшей в своей спальне супруги наследника рода под обычный инсульт. Нет, куда сложнее оказалось закопаться обратно в тот ящик, что по задумке братца покойной должен был стать моим гробом. А уж выгрести из него весь сброшенный на дно во время выкапывания песок… потом приварить обратно срезанную крышку бака и – вслепую! – ориентируясь только по эфирным возмущениям, на пределе своих невеликих сил, пользуясь воздушным щитом, как банальной лопатой, погрести свой «гроб» под наваленной рядом с ямой кучей грунта, а потом еще и выровнять поверхность «водяной дорожкой», – вот это было по-настоящему трудно!

Но я справился. Хотя как подумаю, на каком волоске висело все это мероприятие, дурно становится. Ведь с момента моего «самозахоронения» до появления в карьере вереницы громовских вездеходов прошло всего полтора часа! Повезло, что по дороге в Москву мне попался тот водила и не пришлось тратить время на общественный транспорт. За городом он ходит куда реже. В этом случае я прибыл бы на место не раньше полуночи. И вдвойне повезло, что о поисках, проводимых Гдовицким и Громовым-младшим, я услышал в имении от ночной смены охранников, убивавших время дежурства болтовней. Из-за этого я даже отказался от идеи допроса Ирины Михайловны насчет ее «помощников». Пришлось ограничиться беглым просмотром инфы с ее браслета… А потом бежать под разгоном добрых сорок километров. В результате, когда меня изымали из «гроба», я действительно чуть дышал… правда, тут дело было не только в выматывающем беге на пределе сил, но и в самом процессе «закапывания». Клянусь, никогда больше не пойду на такую авантюру. Ведь и вправду чуть не сдох…

Передернувшись от дурных воспоминаний прошедшей сумасшедшей ночи, я не заметил, как задремал на заднем сиденье вездехода, под чутким присмотром вдруг ставшего чрезвычайно внимательным ко мне деда.

А проснулся уже в постели, в знакомой комнате… Имение Беседы, моя бывшая спальня. Хм. А неплохо. И не скажешь, что здесь ремонт делали… если, конечно, не знать, куда смотреть. Вот, например, новенький подоконник и оконная рама. А здесь – чуть отличающиеся по цвету, явно замененные плашки паркета… Стол, шкаф, тумбочка… ну, тут ничего нового. Огонь их пощадил, так что стоят себе, как стояли… Мысли медленно ворочались в голове, сонно, неторопливо. Я зевнул и, бросив взгляд на часы, висящие над дверью в ванную, скривился. Половина третьего! Подскочив с кровати, метнулся в ванную… наскоро приняв душ и почистив зубы, вернулся в комнату и, надев свои шмотки, к счастью, не очень-то пострадавшие этой ночью, распахнув окно, сиганул прямо на клумбу.

– Кирилл?

Я оглянулся и мысленно застонал. Ну почему именно он?!

– Здравствуй, Алексей. – Я кивнул стоящему на дорожке двоюродному брату и окинул его настороженным взглядом. Знает. Лицо осунувшееся, бледное. Веки красные… Ну извини, Леша, никто не заставлял твою мамочку живьем закапывать родного племянника. По делам и награда.

– Ты слышал? – проигнорировав мое приветствие, тихо проговорил Алексей.

– Дяде Федору при мне сообщили. Сочувствую… – коротко ответил я.

– Да что ты… – Алексей осекся и, шумно выдохнув, продолжил уже мягче: – Извини. Кому и понимать, как не тебе. – И тут же сменил тему: – Ты сбежать хочешь?

– Да. – А как еще объяснить мои прыжки в окно? Лучше уж правду сказать.

– Давай подброшу до метро, – неожиданно предложил Алексей и, заметив мой недоуменный взгляд, пояснил: – Не хочу здесь оставаться. Все носятся, суетятся… и каждый норовит со своими соболезнованиями в душу влезть. Достали…

– Буду благодарен, – кивнул я.

До машины Алексея мы добрались без приключений, а на КПП нас даже ни о чем не спросили. Только Гдовицкому доложили… и шлагбаум взвился вверх.

– Что ты там с Линкой сотворил? – поинтересовался Алексей спустя четверть часа полной тишины.

– За длинный язык наказал, – пожал я плечами. – Она по гимназии слухи обо мне распускать начала… мягко говоря, нехорошие. Вот и огребла.

– Понятно, – коротко кивнул в ответ Алексей, не сводя взгляда с дороги. – Доигралась все-таки.

– А тебя это не… хм-м… не раздражает? – спросил я.

Честно говоря, сидя рядом с человеком, матери которого совсем недавно организовал то, что раньше именовалось апоплексическим ударом, я чувствовал себя не в своей тарелке. Неуютно… Не могу сказать, что у меня кошки на душе скребли от осознания совершенного убийства… сколько их за моей спиной… привык. Только тогда была служба, война… И мне не приходилось общаться с родственниками моих противников. А сейчас, глядя на вот этого хмурого семнадцатилетнего пацана, сжимающего рулевое колесо и вперившего взгляд в дорогу, я чувствовал себя… совсем не хорошо. И я действительно сочувствовал Алексею. Да, его мать, мягко говоря, не была образцом добродетели, но ведь это не его вина, правильно? С другой стороны, других вариантов она мне не оставила. Так что… Совесть, к ноге.

Алексей в ответ на мой вопрос только неопределенно дернул плечом.

– Не знаю, Кирилл. Я сейчас вообще ничего не знаю… – Автомобиль резко затормозил и прижался к обочине. Алексей кивнул на вход метро. – Ладно. Выходи, приехали.

– Спасибо за помощь. – Я распахнул дверь и спрыгнул на тротуар.

– Не за что. Похороны послезавтра. Если надумаешь, позвони, я пришлю машину.

Покачав отрицательно головой, я захлопнул дверь, и вездеход Алексея сорвался с места.

Посмотрев вслед автомобилю, я тряхнул головой и устремился к метро. И только оказавшись у турникетов, вспомнил, что у меня нет ни копейки денег. Ну, не хожу я по дому с кошельком в кармане. Не хожу. Ну и черт с ним. Разгон, и злобные турникеты захлопываются уже за моей спиной. Короткая пробежка по эскалатору – и вот я уже на станции метро «Пресненская». А полчаса спустя, выйдя на Каланчовую площадь и не увидев ни одной машины на перекрестке, я плюнул на правила и помчался прямиком через проезжую часть. Времени до встречи на полигоне оставалось все меньше, а значит, надо было поторопиться.

Запах гари достиг моего носа раньше, чем глаза увидели снесенные ворота бывшего конного клуба. Я прошел через пустой проем в заборе с покосившимися воротными столбами и, оказавшись во дворе, решительно двинулся в дом. У меня еще будет время оценить весь ущерб. А пока нужно собрать запасную одежду, оседлать мотоцикл и ехать на школьный полигон…

Рыжий взревел и, выбросив из-под заднего колеса облако пыли, рванул по просеке. Дуэль – не самое важное дело на сегодня. Но если я ее пропущу, о нормальной учебе можно будет забыть. А это три года, между прочим, и я совсем не хочу, чтобы они были потрачены на постоянное доказывание окружающим своей силы и самостоятельности.

– Кирилл, ты рехнулся? – Бестужев нервно вышагивал по скамейке за моей спиной. Я же просто наслаждался хорошей солнечной погодой и сигаретой, последней в пачке, как оказалось. Нервное состояние после прошедшей ночи и короткой беседы с Алексеем нехотя растворялось в ароматном дыму и таяло вместе с ним. Хо-ро-шо.

– Леня, успокойся. Ну хочется нашему старосте оказаться в больнице. Так кто ему злобный доктор? – лениво взглянув на мечущегося Бестужева, спокойно проговорила Вербицкая и вернулась к своему чрезвычайно важному занятию – доведению ногтей до совершенства.

– Маша! И ты? – с интонациями умирающего Цезаря возопил Бестужев. – Их же трое! Трое, понимаешь? Да они и поодиночке-то его к врачам отправят. А всей компанией сразу – вообще уложат в могилу… И не надо мне говорить, что это спарринг, а не дуэль! Все равно закопают!

– Кто-нибудь, угомоните этого белобрысого, – пробормотал Резанов, сидевший на лавке, следующей за той, по которой метался Леонид. – У меня уже голова от его беготни кружится…

– Леня, действительно, сядь уже и успокойся. – Я дернул приятеля за штанину, и тот нехотя, с сопением опустился на лавку.

М-да, когда я сообщил Бестужеву, на каких условиях хочу провести «спарринг», он чуть не рехнулся. Но, вздохнув и успокоившись, пошел договариваться с противной стороной. Я же просто не желал тратить свое время… и очень сильно рассчитывал пресечь этим шагом дальнейшие наезды, хотя бы на полгода… Естественно, что посмотреть на представление собралось чуть ли не полшколы. Кому-то было просто интересно, кто-то желал полюбоваться на то, как старшеклассники «раскатают в блин наглого новичка»… а кто-то и вовсе на полном серьезе утверждал, что таким образом я решил покончить с собой, не в силах вынести позора изгнания… М-да. В общем, равнодушных не было. Я окинул взглядом забитый зрителями «амфитеатр» и хмыкнул. Но насладиться этим зрелищем мне не дал усиленный эфирной техникой голос распорядителя, роль которого взял на себя наш физрук:

– Поединщики, в круг.

Не знаю, как Леонид умудрился договориться о варианте боя с условием «трое против одного», но он это сделал. Мало того, этот реактивный белобрысый хорек еще и тотализатор успел организовать… нелегальный, разумеется. Так что сейчас, заняв свое место в круге и наблюдая, как противники расходятся по своим местам, метрах в двадцати от меня, я отрешенно пытался подсчитать свой будущий барыш и ждал отмашки судьи.