«А я бегу-бегу-бегу по гаревой дорожке…» Хм. Кстати, надо будет озаботиться дорожкой вдоль забора… Все удобнее, чем по кочкам прыгать. Так, а что это мои сестренки отстают? Непорядок.

Оглянувшись на бегущих следом за мной близняшек, машу им рукой. Во-от, другое дело, сразу прыти прибавили. Ну, теперь и я могу чуть-чуть ускориться… Еще кругов пять, и можно приступать к работе…

Бежим-бежим, девочки. Не отставать. Выдавая импульс за импульсом в Эфире, я тащил сестер за собой, словно на буксире. Злость у них давно прошла, и двигались барышни на чистом упрямстве, постепенно уступающем место бездумному автоматизму. То, что надо. Скорость пониже, и начали…

Импульс, еще один, поймать ритм… В такт шагу. Ступня касается земли, импульс в Эфире, ступня, земля, импульс. Удар-импульс… держим темп, держим. Во-от, выравниваем дыхание… еще чуть-чуть. Есть. Все, они в трансе. Получилось. Ура! Ну, и чем я хуже гаммельнского крысолова? Правильно, я не хуже, я лучше. Тот придурок крыс водил, а за мной вон какие девчонки бегают… Сволочи, правда, но это лечится.

Постепенно, все так же используя эфирные импульсы, замедлил ход до шага и как по ниточке привел сестер во двор. А сколько удивления во взгляде охранника… Ну да, зрелище то еще. Глаза у девчонок закрыты, движения мерные, неестественно согласованные. Пугающая картинка, чего уж тут…

Отмахнувшись от высунувшегося из окна «вездехода» водителя-бодигарда, веду учениц на свой мини-полигон, уже даже не подправляя импульсами скорость и направление движения. Сами за мной идут, словно загипнотизированные. Впрочем, почему «словно»? Это и есть своего рода гипноз. Ну-у, почти…

– Сели, – подкрепляю слова соответствующим старательно контролируемым посылом в Эфире. Усаживаюсь наземь, сложив ноги «по-турецки». Есть контакт. Близняшки садятся на песок, повторяя мои движения. Так, теперь надо заставить их чуть-чуть «всплыть», и можно начинать учебу. Понеслась!

В чем проблема всех стихийников, почему их способность к оперированию Эфиром начинает развиваться по-настоящему, лишь когда они достигают своего «потолка» в управлении родной стихией? Отец Кирилла считал, что ответ на этот вопрос лежит в области чувственного восприятия одаренного. Ведь что такое стихийные техники? Это пропущенная одаренным через себя преобразованная его разумом и волей энергия все того же вездесущего Эфира. И первая сложность при создании эфирных техник возникает у одаренного от того, что его тело и разум, привыкшие преобразовывать энергию Эфира в одну из стихий, пытаются действовать тем же путем, когда это совсем не требуется. А уж когда эта привычка отягощена хоть сколько-то продолжительным доступом к так называемой наследной стихии, задача неизмеримо усложняется. Такая родовая склонность дает одаренному большую легкость в обращении со стихией или определенными техниками, но взамен нарабатывает чуть ли не рефлекторное преобразование Эфира в потоки силы нужной стихиальной направленности… Фух. Спасибо Николаю Георгиевичу за его любовь к долгим объяснениям и наплевательское отношение к возрасту аудитории. Ничуть не сомневаюсь, что больше половины сказанного восьмилетний Кирилл, занимавшийся под присмотром родителя, просто не понимал. Но запомнил… Впрочем, есть у меня подозрение, что и лекции свои отец читал сыну именно в расчете на такое вот автоматическое запоминание… Хм.

Вот подчинением тела и возобладанием воли над привычками и рефлексами мы сейчас и занимаемся. Способность к оперированию техниками у сестер перекрыта, но это не значит, что они не могут пропускать Эфир через себя. Я же проконтролирую, чтобы, вбирая энергию, они выплескивали не стихийные потоки, которые будут обязательно сорваны подавителями, а все тот же Эфир. В трансе проделать такой фокус куда проще, чем с ходу добиться осознанного контроля над течением энергии. Отец, помнится, именно так Кирилла и учил, когда ему надоело, что тот вместо ровного потока Эфира выдает то легкие порывы ветра, то облачка пара. И ведь сработало. Разум, привыкший в трансе абстрагироваться от текущей через тело энергии, в конце концов перестал пытаться с ходу преобразовывать ее в стихии. Да и в моих «прежних» воспоминаниях транс был действенной частью обучения новичков, правда, тогда у нас не было таких проблем с неосознанным преобразованием энергии, собственно, как не было и всех этих стихийных заморочек. Но цель обучения была той же: я старался «сроднить» своих учеников с прививаемыми умениями. Так и тут. Надо? Выдал стихийную технику. Нет? И через тело течет ровный поток Эфира. Как-то так.

Два часа спустя вывожу девчонок из транса, и они тут же заваливаются друг на друга. Ну, тут уж ничего странного. Вымотались они сегодня до предела. Ладно, в первый раз всегда трудно. Это я по себе помню, да и кое-кто из моих учеников мог бы подтвердить. Из тех, у кого был дар и кому я достаточно доверял, чтобы обучать «несуществующим штукам» вроде отвода глаз и прочего «мракобесия».

– Пруд за вашими спинами, халаты на веранде. У вас есть четверть часа, чтобы привести себя в порядок. Следующее занятие в понедельник. Всего хорошего. – И, пока близняшки хлопают глазами, я, стараясь держать спину прямо, поднимаюсь с песчаного покрытия площадки и, засунув руки в карманы, чтобы скрыть дрожь, ухожу в дом.

Запершись в доме, я доплелся до ванны, наскоро принял душ и, не обращая никакого внимания на тарабанящих в двери сестер, кое-как перебрался в спальню и, рухнув на постель, с наслаждением зевнув, отрубился. Не только ученикам тяжело дается первый урок.

С другой стороны, спать я лег совершенно довольным. Ощущение любимого дела в руках, казалось, давно и прочно забытое, потерянное навсегда еще Там, вернулось с новой силой, подарив ни с чем не сравнимое чувство правильности… Такого подъема я не испытывал очень давно, фактически с тех самых пор, как меня отправили в отставку, отобрав работу и… пожалуй, самый смысл моей жизни Там.

Проснувшись следующим утром, отдохнувший и довольный жизнью, я принял душ и, с сожалением покосившись на измятые брюки и посеревшую сорочку, которые вчера не успел сменить перед тренировкой, полез в шкаф за чистой одеждой.

Вот, кстати, надо будет присмотреться, насколько жесткие правила в гимназии насчет формы… Черт с ним с френчем и сорочкой, но вместо брюк я бы предпочел джинсы… они все-таки куда удобнее в ежедневной носке, чем этот официоз, да и черт его знает, не придется ли мне повторять вчерашний бег и прочие экзерсисы. Не хотелось бы, чтобы в самый неподходящий момент брюки просто треснули по шву. Приеду в школу – обязательно провентилирую этот вопрос.

Сделав зарубку в памяти и приготовив одежду на выход, я нацепил шорты и, не обуваясь, отправился на свой «полигон». Пропускать утренний комплекс – последнее дело, так что следующие полтора часа у меня ушли на тренировку и медитацию.

В дом я вернулся с разыгравшимся аппетитом. Заглянул в холодильник и, обнаружив в нем все тот же одинокий пакет с брокколи, вспомнив вчерашнее шоу, отправился в чуланчик. Откинув в сторону кучу ветоши, сваленной в дальнем углу этой маленькой комнатки, я хмыкнул. Вовремя. Энергия десятка кристаллов из комплекта, купленного мною недавно в Алексеевских рядах, за сутки почти иссякла, и запитанный от кварцев воздушный пузырь еле-еле держал нужную температуру. Полюбовавшись на затейливо расписанную морозными узорами полусферу метрового диаметра, чуть искрящую в лучах света, льющегося в распахнутую дверь чулана, я осторожно отключил почти сдохшие кристаллы, и… легко хрустнув, узорчатая полусфера рассыпалась снежинками, чтобы тут же взвиться небольшим искрящимся облаком, тающим, исчезающим прямо на глазах. Красиво.

Вздохнув, я вернул продукты, спрятанные мною от сестричек, в холодильник и, сварганив себе быстрый завтрак из чая с лимоном и бутербродов с сыром, помчался в школу, радуясь, что сегодня пятница и завтра – выходной.

Школа-школа… «Лисенок» миновал въезд под моментально взлетевшим вверх шлагбаумом. Охранник сегодня был другой, но… вот что пропуск животворящий делает!

Запарковав Рыжего рядом все с тем же гигантским вездеходом, принадлежащим некоему Комарову, я сложил свои мотоциклетные причиндалы в рюкзак и тут же, не сходя с места, облачился в «уставной» френч. Вот теперь я готов к труду и обороне. Где этот булыжник науки, подать сюда, я его грызть буду!

– Кирилл! – Я покрутил головой и, заметив шагающую в мою сторону сестру, демонстративно постучал по браслету… левому. Дескать, время-время, цигель-цигель, ай-лю-лю…

Не, не понимает. Подхватила под руку и повлекла меня, несчастного, в холодные подва… а, собственно, куда это меня так вежливо тащат? И с какого перепугу?

– Стоп, Мила, – влив энергию и «вцепившись» ногами в асфальт, застыл на месте. – Куда ты меня так настойчиво ведешь?

– В класс, – неожиданно зло рявкнула кузина, тряхнув локонами.

– Хм. Понятно. Но… я как бы и сам прекрасно могу дойти. – Пожав плечами, я позволил сестре сдернуть себя с места и, перехватив инициативу, решительно двинулся вперед. – В чем дело, Мила?

– Ну… а как ты догадался, что это я? – невпопад ответила кузина. Это что, она таким образом пытается тему перевести?

– Слишком серьезная. У Линки такого умного выражения лица сроду не было, – вздохнув, пояснил я, не забывая поглядывать по сторонам… и чем больше глядел, тем больше мне не нравилось происходящее. На нас пялились. Не смотрели, нет. Именно пялились, провожая взглядами, пока мы шли через фойе, по коридорам, поднимались по лестницам. И Эфир бурлил эмоциями, разными… но чаще всего проскальзывало удивление, непонимание и… неприязнь. Хм? – Мила… а что здесь происходит?

– Ничего, – сестра отвела взгляд.

– Ну-ну… Ладно, сам разберусь, – пробурчал я.

А когда мы остановились у входа в мой класс, кузина и вовсе вогнала меня в ступор. Отпустив руку, она нервно улыбнулась, «клюнула» в щеку и, растрепав мою и без того пребывающую в хаосе прическу, проворковала что-то по поводу удачного дня и хорошей учебы. После чего развернулась и поплыла куда-то по своим старшеклассным делам. И… Что это было?!

Постаравшись сохранить невозмутимое выражение лица, я окинул беглым взглядом заполненный учащимися коридор и, вздохнув себе под нос: «Охренеть, не встать», – направился в класс.

Правда, для этого мне пришлось отодвинуть стоящего в дверном проеме Бестужева.

– Хороший ход, – с самым задумчивым выражением лица проговорил Леонид и, тут же встрепенувшись, кивнул. – Привет, Кирилл.

– Здорово. – Я пожал Бестужеву руку и, окинув его настороженным взглядом, спросил: – Тебе что-то известно… об этом?

– Кхм… Скажем так. У меня есть предположения. Но они подождут до большой перемены. А пока взгляни на список факультативов. Я тут пробежался по ребятам, набрал кое-какие варианты, но есть затыки… Что-то не подходит для внеклассной работы, кое-что слишком специфично и не встретит понимания у учителей… В общем, глянь. Может, что присоветуешь?

Ой, ма-ать! Посадил себе на шею «энтузиазиста»…

Мила, шатаясь, подхватила падающую от усталости сестру под руку и, стараясь не обращать внимания на шум в голове, двинулась в указанную этим… чудовищем сторону. Шум в голове? А, это Линка что-то бормочет… Мила попыталась прислушаться, но мозг совершенно отказывался расшифровывать издаваемые ею звуки.

Добравшись до пруда, сестры кое-как стянули с себя запыленную, покрытую грязными разводами одежду и, не сговариваясь, дружно рухнули в теплую воду. Прудик оказался невелик, но на то, чтобы сестры смогли с комфортом устроиться в воде, места хватило.

Постепенно головная боль ушла, а тело перестало стонать от усталости… почти… Мила открыла глаза и тут же зажмурилась от полоснувшего по ним солнечного луча.

– О, проснулась! – Слабым, но уверенным тоном проговорила Линка и окатила сестру водой. – Выбирайся давай, пойдем этого… гипнотизера хренова пинать.

– Пинать? – вновь открывая глаза, отозвалась Мила и, выбравшись на тиковый бортик пруда, не вставая на ноги, окинула сестру изучающим взглядом. – Да, мы его сейчас отпинаем… ты на себя посмотри! Бледная, дрожишь, и… тушь потекла. Чем ты его пинать собралась? Грудью? Так не выйдет. Упругая, пружинить будет.

– Милка, ты чего! – Лина присела на корточки рядом с валяющейся на бортике сестрой и, обеспокоенно заглянув ей в глаза, попыталась пощупать лоб. Схлопотала по рукам и надулась.

– Шестнадцать лет Милка! – нахмурившись, проговорила та, даже не делая попыток подняться на ноги. – А ты дура. Не поняла еще? Это он после медблока с катушек съехал. Не знаю, откуда у него эти умения, но он же сейчас хоть тебя, хоть меня, хоть Лешку на тот свет отправить может. Гипнотизер… представь, что он вот так вот тебя загипнотизирует и под ближайший грузовик шагнуть уговорит или с крыши сигануть…

– Ну уж… это вряд ли, – неуверенно покачала головой Лина. – У меня же голова на плечах имеется.

– Ага. Что же ты тогда за ним как хвостик сегодня бегала? Или понравилось? – фыркнула Мила. – Нет? Ну, так надо было головой воспользоваться и остановиться. Хотела? Не получалось? Вот и у меня то же самое. А ты… пинать.

– Слушай, так, может, это дядькины знания у него… ну…

– Чего «ну»? – кое-как вставая на ноги и накинув на плечи протянутый сестрой халат, проворчала Мила.

– Отец говорил, что дядька Николай в эфирных техниках разбирался не хуже, чем дед в Огне и Тверди. И специализировался на менталистике… Ну, там, внушения, гипноз… – Голос Лины постепенно затих.

– Хочешь сказать, что он своему сыну в голову залез и… вот это вот все заложил? Бред, – помотала головой Мила, но, подумав, хмыкнула. – Хотя… Про дядьку я много всякого слышала.

– Ну да, – обрадовалась Лина. – А еще отец с Санычем теперь довольные ходят, словно дед обещал еще лет двести прожить и их от дел отстранил.

– А это здесь при чем? – удивилась Мила.

– Так ведь они в таком состоянии пребывают с тех пор…

– Как Кирилл эмансипировался и подписал договор о нашем обучении, – безэмоциональным тоном договорила Мила за сестру. И встрепенулась. – Ой, как мне это не нравится, ой, не нравится… Надо потолковать с… ним.

– С ума сошла? – опешила Лина. – Это же Кирилл!

– Вот именно. Внук главы рода Громовых. Наш брат… двоюродный, но брат! – резко махнула рукой Мила. – И вокруг него идет какая-то нездоровая суета.

– Да какое тебе до этого дело, а?! – взбеленилась Лина. – Пусть он хоть сдохнет, уродец мелкий! Мало тебе сегодняшнего опыта – хочешь, чтобы он и дальше из тебя куклу делал?

– Прав Кирилл. Ты – дура, – выслушав гневную филиппику сестры, заключила Мила. – Скажи мне, Малина Федоровна, чем он отличается от нас? Ну, кроме пола, разумеется. Он такой же внук боярина Громова, как ты и я. Где гарантия, что завтра такая же возня не начнется вокруг нас? Или вокруг Алексея?

– Отец не позволит… – фыркнула Лина.

– И вся разница, – тихо заметила Мила и, задумавшись на секунду, договорила вовсе почти неслышно: – Вот интересно, а если бы дядя Коля был жив, он бы такое позволил?

Они молча переглянулись, но Лина почти тут же отвела взгляд. Мила вздохнула и, не дожидаясь сестры, пошла к дому Кирилла. Да только на стук ей никто не ответил.

– А я Инке в школе намекнула, что Кирилла изгнали, – призналась Лина, когда их машина уже миновала Садовое кольцо.

Мила смерила сестру изумленным взглядом и, хлопнув себя ладонью по лицу, тихо застонала.

Сопоставляю два момента. А именно – сообщение Бестужева о гуляющих по школе слухах насчет моего изгнания и поведение Милы. Что получается в итоге? Правильно. Кузина пыталась показать всем и вся в гимназии, что слухи беспочвенны. Но есть один нюанс. Где вторая близняшка? Нету? Почему? Вопрос: какая сволочь назвиз… в смысле насвистела, – больше не стоит. Лина заработала пару-тройку… десятков дополнительных кругов вдоль забора моей маленькой усадьбы и отдых в медблоке.

Я побарабанил пальцами по краю парты, но решил оставить разбирательство до окончания учебного дня. Уроки закончатся – тогда и пойду искать эту… сестренку. А сейчас надо заняться школьными делами. Особенно тем, что успел наворотить этот реактивный Бестужев. Парень так рьяно взялся за восстановление своего реноме, что… в общем, лучше его проконтролировать. Он, конечно, не тот дурак, что лоб в молитве расшибет, но дров наломать может запросто. Уж больно импульсивен…

– Леонид, давай вернемся к нашим баранам. Уточни у ребят, из тех, кто определился с внеклассными занятиями, что им нужно для начала, сколько места займет это «что-то» – и скинь мне результат на браслет. После уроков пойду в администрацию, повожу жалом насчет помещений. Сделаешь? – Я поднял взгляд на сосредоточенно бьющего по невидимой для меня клавиатуре Бестужева, и тот, на миг оторвавшись от ввода какого-то текста, кивнул, но тут же нахмурился.

– Хорошо, но… А остальные? У нас еще шесть человек не определились.

– Не вопрос, гимназия большая, думаю, и для них место найдется. А сейчас нам нужно просто засветиться. Так даже лучше будет. Одно дело, если мы притащим список сразу на весь класс. Учителя не идиоты, точно насторожатся. И другое дело – если проведем нашу тихую диверсию, так сказать, по частям.

– Не понимаю, чего в этом такого, – пожал плечами Леонид, и шум в классе как-то резко стих. Ушки греют однокашники…

– Ну сам посуди, Лень! Вот организует гимназия выездное мероприятие и в приказном порядке назначает «крайних». Из кого будут выбирать?

– Гхм…

– Именно в первую очередь на карандаш попадут не занятые в общественно-полезной деятельности ученики. А у нас уже все расписано. Кстати, есть в классе любители лицедейства? – Ученики переглянулись, пожимая плечами и качая головами. Разве… а что это наше брюнетистое чудо с большими наивными глазами так зарделось? – Мария свет Анатольевна… Госпожа Вербицкая, вы меня слышите?

– Да, – выпрямив спину и вызывающе глянув на меня, проговорила та. Угадал! Точно, угадал.

– Поздравляю, господа. Отвертеться от участия в устраиваемых гимназией театральных постановках кому-то из нас не удастся, Мария Анатольевна с радостью поможет сему несчастному на пути Мельпомены, дабы не ударил сей сын… или дочь народа своего лицом в…

– Это он сейчас о чем? – вот второй раз слышу этот голос, и опять не успел засечь его владельца.

– Перевожу на русский, – вдруг поднявшись со своего места, звонко заявила Мария. – Если попадетесь под гребенку нашей театральной студии, обращайтесь ко мне. Помогу и научу. Хоть столбами на сцене выглядеть не будете.

– А с чего вообще такое беспокойство о театральной студии? – спросил один из учеников. На экране браслета тут же выскочило короткое сообщение от Леонида: «Осип Резанов, из боярских детей рода Смолиных. Первый из младшего поколения рода учится в нашей гимназии». Понятно.

– Осип, а ты читал информацию о гимназии в паутинке? – оторвав взгляд от экрана, поинтересовался я. Неужели есть кто-то, кто не знает, что в этой школе лицедейство чуть ли не профильный предмет? Да девяносто процентов дипломатов заканчивали именно нашу гимназию!

– Ну…

– Мария Анатольевна, просветите господина Резанова о том, куда именно он пришел учиться!

– С удовольствием, Кирилл Николаевич. – Девушка сверкнула белозубой улыбкой и, повернувшись к Осипу, заговорила вроде бы для него одного, но так, чтобы любой в классе мог слушать… даже не выдавая своего интереса. – Наша гимназия по праву считается одной из лучших в столице…