Глава 2
– Что это такое? – Я ткнул рукой в четко выделяющиеся на стене длинные прямоугольники с высеченным на них словосочетанием на латыни: «in расе».
Соратники подавленно молчали. Хотя я мог бы и не спрашивать. Все и так ясно. По периметру стены шли ниши. Половина из них была заложена, а остальные так и оставались пустыми.
Такие не очень глубокие ниши, с небольшим уступом внутри. Как раз помещается человек, а на уступ даже может присесть. И тесаные камни рядом лежат…
Сука… Значит, правда…
– Вот она, казна!!! – радостно завопил Клаус, сунувшийся в боковую дверцу. – Господин барон!..
– Заткнись! – рыкнул я на него. – Слышите?
Ближники недоуменно на меня уставились.
– Вот, опять…
По комнате пронесся едва различимый вздох. Тихий, как дуновение ветерка и одновременно неимоверно зловещий. Сами посудите… Неровный порывистый свет факелов едва освещает сводчатые, поросшие мхом стены, решетки, колодки, кости в цепях и тут – полный страдания стон… Жуть!
– Матерь божья! – Все одновременно истово закрестились, а Питер Нидербоккер, здоровенный головорез и отъявленный храбрец, с выражением крайнего ужаса на морде с грохотом брякнулся в обморок.
У меня самого волосы стали дыбом, а рука невольно совершила крестное знамение.
– Здесь!.. – Один казначей не стал креститься, а тем более падать в обморок. Он подскочил к крайней замурованной нише и приложил к камню ухо.
Я подхватил лом, но путь загородил Михель Кауфман. Десятник спитцеров из последнего набора. Рядом с ним стал Гвидо Зеллер и еще два пикинера, имен которых я пока не запомнил. Всех их, восполняя потери, я нанял месяц назад одной ватагой. Прошлым не интересовался. Солдаты справные и дисциплинированные. Обретаются пока в роте на вспомогательных ролях – к охране Карла, естественно, не допущены.
– Негоже, капитан, в эти дела лезть… – с угрозой прошипел Михель. – Наша мать церковь не ошибается в своих определениях. И не нам вмешиваться в деяния ее.
– В самом деле… – поддакнул ему Зеллер, – не стоит вмешиваться…
Остальные промолчали, но руки, положенные на эфесы палашей, явно свидетельствуют о намерениях.
– В сторону, солдаты! – лязгнул голосом Якоб Бользен и стал со мной рядом. – Кому сказал! Иначе!..
Вот так, значит… Якоб со мной с самого начала – в нем сомневаться не приходится. Кто еще? Клаус, Иост и казначей. Сука… считай, один сержант, пажи даже не одоспешенные, а Хорст – так вообще божье недоразумение. А арбалетчики – в кирасах, капеллинах, при мечах и алебардах. И олух Нидербоккер до сих пор без памяти лежит…
– Что это значит? – вкрадчиво поинтересовался я и сделал маленький шажок вперед, выбирая позицию. – В чем дело, ребята? Я так понял, что вы решили мне… мне, своему командиру, воспрепятствовать? Да я же ничего пока не собираюсь делать. Замуровали – значит так надо…
Еще шажок…
– Не своему командиру, а человеку, собравшемуся попрать деяния церковные! – выспренно и фанатично ответил Михель. – Я устав зна…
Но не договорил – клинок эспады перерубил ему голосовые связки вместе с кадыком. Одновременно дага с легким хрустом проткнула глазницу Гвидо. «Удар быка» – одновременный удар эспадой и дагой по разным направлениям. Мастер Понс из Перпиньяна может гордиться мной, все сделано как по его учебнику…
Разворот, сближение, махи и одновременный дикий захлебывающийся вой обоих спитцеров. Пикинеры даже не успели палаши из ножен вытащить. Первый шлепнулся на пол с перерубленными связками на ногах, а второй, скрючившись, зажимает фонтан крови, бьющий из паха…
М-да… В самом деле, черт знает что… Порой я совершаю грандиозные ляпы. Рояли в кустах сверкают своими полированными боками. Думал, обвыкся уже. Пообтесался… Ан хрен! Ну как должны среагировать невежественные, средневековые и глубоко верующие персонажи, если на их же глазах кто-то соберется исправлять правосудие, исполненное их матерью католической церковью? Думать надо, барон. Думать, а потом делать. Тьфу… Таких солдат собственными руками изничтожил… Тем более непонятно пока, из-за кого. Но ничего уже не исправишь.
– Эка вы их, капитан! – Якоб восхищенно развел руками. – Сколько раз видел вас в деле, а все равно впечатляюсь. Я уже рубиться собрался.
– Добить? – хором поинтересовались Клаус и Иост, потянув из ножен кинжалы.
– Да… И, Якоб… сколько я их тогда нанял?
– Десяток… – почесал голову под саладом Бользен. – Здеся четверо. Троих срубили обозники вчера… Одного, самого крепкого из них, еще раньше ядром достало. Ну да… осталось еще двое. Все – одна компания. Они и держались особняком. Давно на них обращал внимание. Я вас правильно понял, капитан?
– Да. Сразу после того, как поднимемся на поверхность… – Я не стал объяснять причины приказа.
Якоб правильно все понимает. Оставшаяся парочка может превратиться в источник ненужных проблем. Да, я подозрительный урод. Да, я оскотинился по самое не хочу. Но я живой. И собираюсь таковым оставаться как можно дольше. Формально я прав. Ослушание приказу наказывается смертью однозначно. А в данном случае просто действую на опережение.
Подошел к казначею:
– Займись казной. Тебе привычней будет. А мы тут сами…
Некрепко схватившаяся кладка с одного удара посыпалась на каменный пол. Поднес факел к нише…
Так и есть: скрюченное, тоненькое тельце в белом саване. Девушка… Совсем молоденькая. Почти ребенок. Живая?
Якоб поднес полированный клинок кинжала к губам девушки, а потом, понурившись, отрицательно покрутил головой:
– Не успели, капитан. Уже отошла. Мы ее последние вздохи слышали.
– Но как?.. – Я безуспешно пытался нащупать пульс у пленницы. – Не может быть…
– Может, капитан… – Якоб осторожно оттер меня от тела. – Может… Дело такое… Забрал ее боженька к себе…
– Твою мать… – от безысходности выругался я. – Верните ее назад, что ли… Будет хоть какая-то могилка.
– Сделаем, капитан. – Якоб принялся приводить в чувство так и валяющегося в беспамятстве Нидербоккера.
– Ваша милость! Вам надо это видеть!.. – В зал ворвались вездесущие Иост и Клаус. – Там такое!.. Такое!..
– Что еще?.. – Я проследовал за ними в еще один коридорчик и опять выругался: – Ад и преисподняя! Я все-таки на хрен спалю чертово аббатство!
Клетки… Похожие на пеналы железные клетки с высохшими человеческими костяками внутри. Да что же это такое?! Похоже, несчастных женщин заморили голодом. Зачем? Млять, изуверы!
– Господин капитан… – Меня деликатно тронул за руку Хорст. – Здесь живых уже нет. Займемся насущным…
– Сам решу, чем заниматься. Что там с казной?
– Два запечатанных бочонка с флоринами. Судя по печатям, там должно быть по пять тысяч в каждом. В сундуках утварь драгоценная, золотые оклады. Поднимем наверх – смогу точно сказать, сколько и чего…
– Ну так поднимайте… – буркнул я. – Клаус, Иост – помогите казначею… Якоб, дай вина…
Вот так… Право дело, лучше бы я в эти подземелья не совался. Да и хрен с ней, казной этой. Знаете… я как будто извалялся в грязи. Прикоснулся к мерзости… гадости… Будь эти церковники прокляты! И что самое дерьмовое… они же творят подобное, искренне веруя. Млять!.. Настроение испортили на год вперед, суки…
– Капитан!!! Она все-таки живая! – вдруг заорал Бользен. – Ей-богу, живая!
– Твою же мать! Ну что тормозите? Бегом за обер-медикусом!..
Девушка опять стала проявлять едва заметные признаки жизни. Держись, милая, держись…
Привели мэтра Бельведера. Толстяк глубокомысленно похмыкал и приказал своим подмастерьям тащить несчастную наверх. М-да… Бельведер явно не обладает талантами Самуила, но уже не дикий коновал. По крайней мере, руки моет перед осмотром. Почти всегда…
Вы́ходит девчонку – награжу, а угробит… Угробит так угробит. Все под Богом ходим. Надо бы попросить почтенную Лилит присмотреть за несчастной. Вроде она с нами пришла. Да не ту Лилит, что богиня… Лилит – старая цыганка. С дочерью Евсенией при обозе обретаются. Прибились и как-то прижились. По крайней мере, у народа отторжения не вызывают. Гонений на них вроде бы пока нет. Лилит с Евсенией лошадок врачуют понемногу, могут и понос при необходимости травками угомонить. А это по нынешним временам очень пользительно. Ладно, все что мог – я сделал. Теперь казна…
Ценности в три приема перетаскали наверх. Где казначей и занялся пересчетом. Уже могу сказать – моя затея с вылазкой в аббатство закончилась успешно. Вернее, не столь успешно, как прибыльно. Вот только отчего-то эта прибыль душу не греет. Да и лично мне с этой казны достанется не так уж много. А еще из моей доли великому бастарду Антуану придется злата отсыпать. Да и ладно – все равно в прибытке останусь.
Отправил гонца в ставку за указаниями, затем проверил посты и ход освобождения аббатства от всего ценного, а потом растолкал Тука и стал надираться с ним винищем. Хотел разобраться с невестами Христовыми, в частности с аббатисой, но потом плюнул. От того, что я узнаю, за какие такие грехи заморили несчастных женщин, легче мне не станет. Млять… чувствую, опять вляпался барон в какое-то дерьмо. И скотт еще взялся ныть…
– Не дело, ваша милость. Не дело лезть в дела церковные.
– Грабить, значит, можно?
– Грабить можно, от них не убудет, – убежденно заявил Логан, – а вот в правосудие церковное негоже лезть.
– И что теперь?
– Да ничего. Сделанного не воротишь. Ох и славное у монашек винцо… – Тук алчно выхлестал кубок до дна. – И рыбка пригоже идет под мозельское…
– Нет, ты подожди, братец. Так что, получается, надо было несчастную бросить?
– Да нет… Хотя…
– А какого ты мне голову морочишь?
– Ну так… к тому… Вот вы знаете, за что ее осудили?
– Да откуда?..
– А ведьму помните?
– Ее забудешь… – Я действительно тот случай никогда не забуду.
В самом начале нашей истории мы с Туком повстречали настоящую ведьму. Да, самую настоящую. Ее везли в инквизицию на дознание. Со стандартным обвинением: порчу наводила, скот морила, посевы губила… и прочая подобная лабуда. Я по наивности раньше думал, что сказки все это… Короче говоря, после того случая я свято верую: ведьмы и остальные производные этого термина существуют. И все приписываемое им – чистая правда. Почти всегда…
– Вот! – наставительно поднял палец шотландец.
– За что так наказывают, братец?
– Достаточная редкость это в наши времена… – Тук задумался. – Раньше оно да…
– Не тяни, окаянный скотт. И подай мне каплуна…
– Поверье есть такое еретическое. Хотя церковь почти всегда закрывала на подобное глаза. Ежели невесту перед самым ее вступлением в брак живьем замуровать в основание моста, либо какого другого строения, то постройка будет стоять вечно.
– Это не тот случай. Ее замуровали всего две недели назад, а аббатству уже пара сотен лет. Там у нее еще кувшин пустой стоял, то есть воды ей немного оставили… В белом саване и стриженая. Девка… лет пятнадцать… а вообще, хрен его знает сколько ей лет, но точно молодая. Чернявая такая. На камне высечено «in расе», что значит «в мире» по-латыни. И дата.
– Ну да… ну да… – глубокомысленно изрек шотландец. – Значица, обитель сия принадлежит братьям-целестинцам… Монахиня она, скорее всего. Нарушившая обет али покаяние какое строгое. Может, вообще в сношении с нечистым уличена. Хотя тут что хочешь может быть. Но точно монашеского сану девка. Своих церковный трибунал наиболее строго наказывает. Особенно женщин – невест Христовых, значит. Я вот всего три случая таких припоминаю – и все с девками… Может, аббатису поспрошаем деликатно? Хотя не стоит… Э-эх, огласки бы не вышло…
– Не причитай… – Я уже сам был не рад тому, что освободил узницу. – Давай нажремся… А девка, может, и не выживет вовсе…
Пара дней пролетела как пара часов. Известий из ставки не было: думаю, не до нас им сейчас, да и гонец завтра-послезавтра только появится. Не скажу, что я огорчен. Да и солдатики отъедятся. Что совсем нелишнее.
Спасенная девчонка так и болталась на грани жизни и смерти. Но тут я ничем помочь не могу. Все в руках Господа. Нишу, из которой ее извлекли, замуровали обратно и подчистили все следы. Может, и удастся скрыть свое вмешательство в церковное правосудие. Ну никак не входит в мои планы попадать под горячую руку церковного трибунала. А еще девушка, кажется, с примесью испанской крови… армянской… грузинской… мавританской… В общем, явно не нордической расы. И возможно, даже вовсе немая…
Словом, все как бы в порядке. Было. До тех пор, пока рано утром не прибежал караульный и не сообщил, что подходит крупный отряд пехоты под предводительством нескольких рыцарей.
Вот этого еще не хватало для полного счастья… Ну ладно, пора подраться, а то подрасслабились совсем.
– Что стоишь? Труби сбор…
– А ежели вдарить? Их всего в два раза больше. Ну в два с половиной… – Тук азартно стукнул кулаком по ладони.
– Можно и вдарить… – Я сложил подзорную трубу и сунул ее в сумку. – Уильям, Якоб, Курт, Альмейда, мэтр Пелегрини: слушай диспозицию. Арбалетчиков на стены – и затаиться. Оставьте на виду несколько человек да обрядите их в котты обозников. Пусть часовых изображают…
– Капитан, вы думаете, не разберутся? – засомневался Логан.
– Да, я так думаю. Они не знают, что аббатство захвачено. А если знают, то тогда они идиоты. Пригнать четыре сотни пехоты, да еще без артиллерии и осадной инженерии, чтобы штурмовать такие стены, – только у идиотов и у меня ума хватит. Мэтр Рафаэлло, орудия во дворе – прямой наводкой на ворота. Зарядить картечью. Быть готовыми, как ворота откроются, выпалить.
– Все не умещу… максимум два напрямую станут. – Рафаэлло Пелегрини ухмыльнулся. – Но я знаю, как сделать. Выполнять?
– Да, вы свободны… – Я в очередной раз похвалил себя за сообразительность.
Великих трудов и расходов стоило переманить ломбардца к себе на службу. Мэтр артиллерии бургундской армии Гаспар Бюро рогом упирался, не хотел отдавать своего подчиненного, но, как всегда, монеты и связи сделали свое дело. Но ломбардец стоит каждого стюйвера. Как бы его охарактеризовать? Да просто. Он бомбардир от Бога. Уверен – дай ему современную гаубицу, он уже через пару часов будет из нее палить как выпускник военно-артиллерийского училища. Вот такой уникум. Хотя у меня все командиры таланты – ну… в той или иной мере. И я тоже… это… как бы не посредственность.
– Альмейда. Строишь своих аркебузиров и после залпов орудий начинаешь палить плутонгами. Арбалетчики работают со стен. Пикинерам быть готовыми к выходу за ворота и контратаке. Ворота откроете тогда, когда враг будет уже на мосту…
Да, вот такой план. Если противник знает, что аббатство захвачено, то, конечно, план этот не выгорит, но мы в любом случае ничего не теряем. Аббатство такими силами не возьмешь – тут даже настоящей армии поковыряться придется. Стены, конечно, обветшали, но приличествуют хорошей крепости. Да и в ров с реки вода отведена. Так что…
Я снова глянул в подзорную трубу. Ага, метров триста им еще топать. Кто же вы такие? Где знамя, где значки?.. По коттам ни хрена не понятно… Туман чертов! Хотя точно не наши. Как там говорили?.. Убивайте всех – Господь сам разберется: кто свой, а кто чужой…
Черт… до чего же оптика хреновая. Или в глазах мутнеет? Да нет вроде… Ладно, и без трубы все нормально видно.
Давай, родные, давай…
Еще, еще…
Открываем ворота…
Залп!!!
Не понял…
Это что за нахрен?
– Что?! Как?! – Я поймал за ворот пожилого солдатика и притянул к себе. – Не вздумай лгать, скотина. Четвертую!!!
– Клянусь Господом Богом н-нашим и Святой Девой Богородицей!!! – заикаясь и стуча зубами, взвопил ополченец. – Позавчера капитулировали, а мы, значит, домой возвращались, сложив знамя и оружие… Все честь по чести, господин. Милостиво отпущены с миром, самим государем Карлом Бургундским, с гарантиями неприкосновенности. Ополченцы мы… из города Сен-Дье… Не велите казнить…
– Твою же мать!!! – Я отбросил от себя солдатика. – Что же вы, идиоты?..
Не договорил и в ярости двинул кулаком в стену… Это косяк… Это серьезный косяк!!!
Все прошло как по нотам. Едва голова колонны вступила на мост, как ворота открылись и серпентины мэтра Пелегрини первым же залпом сделали из нее мелкий фарш. Второй и третий залп; затем аркебузы мосарабов и болты арбалетчиков завершили дело. Полная, млять, виктория. Треть колонны как корова языком слизнула. Пережевала и выплюнула. Остальные, завывая в ужасе, ринулись куда попало, а их ловили кутюльеры и весело резали как баранов…
Млять, какой же я долбодятел! Хуже!
Знамя в чехле.
С коттдарме гербы спороты.
Оружия почти нет.
Обоз, полный раненых.
А я на это внимания не обратил… Сука… Полторы сотни невинных душ загубил. Не считая искалеченных… И барона Кальмара вместе с сыновьями, свитой и бурмистром города Сен-Дье…
Песец… Да меня Карлуша повесить прикажет! И разбираться особенно не будет. А остальные дворяне заплюют как первостатейного негодяя, нагло поправшего рыцарственность. Да со мной на одном поле никто гадить не сядет…
Вот это влетел! Что же делать? Что же так руки трясутся? Вроде вчера особо винцом не увлекались. По кубку привезенного Туком тяпнули, и все…
– Логан…
– Да, ваша милость?
– Что делать?
– А что делать?
– Что нам с этим делать!
– Да ничего. – Шотландец недоуменно пожал плечищами. – Бывает. Попутали. Они попутали.
– Они?
– А кто еще? Ваша милость, а вы не заболели? Вид ваш мне не нравится…
– Да здоров я. Они или мы?
– Они, конечно. Мы-то при чем? Откуда мы знали, что война закончилась? Белого флага у них не было. Сами виноваты. Что-то вы и в самом деле бледный…
– Ну да… – В разговор вступил Альмейда. – Флага не было. А положено при себе иметь в подобных случаях. Капитан, вы не ранены?
– Идите к черту. Значит, ничего страшного?
– Ну да. Что с пленными-то делать?
– Что? Отпустите. Пораненным и увечным помощь окажите. И барона… Ну… то, что от него осталось, пусть тоже заберут…
– Сначала пусть своих захоронят, а я отпою скопом, – предложил Уильям.
– Делай как знаешь… – Я отмахнулся от Тука и присел на тюк сена.
М-да… Что-то я мнительным стал… Белого флага действительно не было. Может, правда приболел? Голова какая-то пустая, и перед глазами все плывет… Стоп, куда?..
– Вот до чего ты себя довел, Жанно… – В темноте возникло красивое женское лицо, обрамленное черным монашеским клобуком.
– Пустое! – отрывисто бросил коренастый бородатый мужчина в родовой короне графов Арманьяк. – Я-то в его годы!..
– Бессовестный, – укоризненно сказала ослепительно красивая девушка с младенцем на руках. – Все вы, Арманьяки, такие…
– По краю ходишь ты, по краю ходишь ты… Га-га-га… – Видение Жанны де Фуа и отца с матерью сменилось образом гогочущей атаманши из мультфильма «Бременские музыканты», но с лицом руа франков Луи Всемирного Паука…
– Береги себя, береги себя, береги себя, себя, себя-а-а-а… – громыхнул речитативом и стал затихать чей-то голос.
– По делам е-э-эго судим буде-э-эт… – затянул еще кто-то на манер церковного пения.
– Удар! У капитана удар… – откуда-то со стороны как сквозь туман донесся густой бас обер-медикуса. – Я-то знаю. Ну ничего, вот сейчас кровь отворим…
– Я тебе сейчас сам ее отворю! – заорал я и наконец смог открыть глаза. – Что, мать вашу, я спрашиваю, случилось? Ох…
– Очнулся, слава Господу Богу нашему!
– Господь милостив!
– Слава Деве Марии!!!
– Да здравствует капитан!!!
Обступившие мою кровать соратники разом воздали славу Господу и стали осенять себя крестными знамениями.
– Что за?!.. – Я попытался встать и, к своему ужасу, понял, что не могу.
– Тише, ваша милость, тише… – Лапищи Уильяма прижали меня к кровати. – Приболели вы малость. Может, действительно кровь отворить? Хотите, я сам…
– Руки убери… – Я оттолкнул шотландца. – Вина дайте…
– О! Винишко – оно пользительное. Я сразу сказал: командир просто устал! – радостно воскликнул Бользен. – А вы заладили… Сами знаете, как он о службе печется. Все на ногах да на ногах…
– Ага… – согласно кивнул Альмейда. – Бабы кого хошь доведут до истощения. Я вот, помню, из борделя неделю не вылезал, так едва ходил.
– А я говорю – удар! – прикрикнул Бельведер. – Что вы можете знать про удары, неучи!
– Я счас тебя как двину, ученая морда! – угрожающе протянул сержант спитцеров Курт Боулингер. – Ты кого вот сейчас неучем назвал, скотина? Я писать умею…
– А ну тихо… – Я отхлебнул вина, и головокружение действительно почти прекратилось. – Я что, в обморок хлопнулся?
– Ага! – Кивнул Логан с растроганной мордой.
– И сколько был в беспамятстве?
– Дык почитай сутки, – подсказал Боулингер. – Мы уже думали, того…
– Я вам дам «того»… – Не обращая внимания на укоризненные вздохи обер-медикуса, я вновь попробовал встать. – Да помогите же…
И встал… А потом отправился своим ходом к столу, уставленному едой. Проголодался – жуть. Набил рот хлебом с сыром и пробубнил:
– Ну фто молфим?.. Раффкафывайте…
И сразу извергнул все содержимое желудка на пол. Внутренности взорвались огнем…
– Да его отравили!.. – ахнул чей-то изумленный голос.
