Глава 2

  Когда в дверь постучали, Марк Корнуолл ел хлеб с сыром. В маленькой комнате было холодно; в очаге потрескивали дрова, но тепла от них исходило всего ничего. Корнуолл встал, стряхнул с куртки крошки сыра и открыл дверь. На пороге стояло весьма странное существо — крошечное, не более трех футов ростом, худое и сморщенное. Из-под поношенных кожаных брюк виднелись босые, густо заросшие шерстью ноги. Наряд существа дополняли старенькая рубашка из алого бархата и остроконечный колпак.

  — Чердачный гоблин,— представилось существо.— Могу ли я войти?

   — Разумеется,— ответил Корнуолл,— Я слышал о тебе, но, признаться, всегда считал тебя выдумкой.

   Гоблин переступил порог и тут же устремился к очагу. Присев перед ним на корточки, он протянул ладони к огню.

   — Это почему же? — справился он.— Тебе ведь известно, что на свете существуют гоблины, эльфы и другие члены Братства. Почему же ты не верил в меня?

   — Может, потому, что никогда не видел,— отозвался Корнуолл.— По-моему, ты до сих пор вообще никому не попадался на глаза. Так что, сам понимаешь...

   — Я прятался,— заявил гоблин,— скрывался у себя на чердаке, благо там до меня не так-то просто добраться. Дело в том, что некоторые ваши монахи ведут себя, ну, что ли, неразумно. Они начисто лишены чувства юмора.

  — Сырку не хочешь? — предложил Корнуолл.

   — Что за глупый вопрос? Конечно, хочу!

   Гоблин отодвинулся от очага, огляделся и взобрался на деревянную скамью, что стояла у стола.

     — Сдается мне,— заметил он,— жизнь у тебя не из легких. Обстановочка, прямо скажем, бедноватая.

   — Какая есть.— Корнуолл вынул из висевших на поясе ножен кинжал, отрезал кусок сыра и ломоть хлеба и вручил угощение гоблину.

   — И пропитание скудноватое,— продолжал тот.

   — Увы. Однако я полагаю, ты явился не за сыром?

   — Нет,— сказал гоблин.— Я видел тебя сегодня вечером. Видел, как ты украл манускрипт.

  — И что? — поинтересовался Корнуолл.— Он тебе нужен?

  — Ни капельки,— проговорил гоблин, вгрызаясь в сыр,— Я всего лишь хотел сообщить тебе, что видел не только я, а еще и монах по имени Освальд.

   — Раз так, почему же он меня не остановил? Почему позволил уйти?

   — У меня такое впечатление, что твоя совесть совершенно спокойна. Ты даже не пытаешься отрицать своей вины.

  — Ты же видел меня,— произнес Корнуолл.— Видел, но вмешиваться не стал. Значит, у тебя имелись свои соображения.

   — Может быть,— согласился гоблин.— Сколько лет ты здесь проучился?

  — Почти шесть.

   — То есть ты уже не студент, а ученый. Книжник.

  — Разница небольшая.

   — Возможно. Тем не менее ты вышел из того возраста, когда люди занимаются всяким озорством.

   — Наверно. Но что-то я никак не пойму, куда ты клонишь...

   — Я клоню к тому, что Освальд видел тебя и все же позволил тебе уйти. Может, он знал, что именно ты крадешь?

   — Вряд ли. Я и сам не подозревал о существовании манускрипта, пока не наткнулся на него. Просто, когда книга очутилась у меня в руках, мне показалось, что переплет выглядит как-то странно. Из-под него словно что-то выпирало, как будто между кожей и основой находился посторонний предмет.

   — Если он был таким заметным, почему же никто не обнаружил его раньше? — спросил гоблин.— Кстати, как насчет добавки?

   Корнуолл отрезал еще сыру.

   — Я думаю, ничего тут сложного нет. Должно быть, мне единственному на протяжении целого столетия взбрело в голову снять с полки этот том.

  — Что ж, вполне вероятно,— признал гоблин.— А о чем говорилось в той, которую ты листал?

   — Рассказ древнего путника, записанный в незапамятные времена каким-то монахом, который, надо отдать ему должное, сделал из книги произведение искусства: красочные инициалы, причудливые узоры на полях. А содержание — так, набор побасенок.

  — Тогда зачем она тебе понадобилась?

  — Порой из груды лжи проклевывается вдруг росток истины. Я искал упоминание о том, что меня интересовало.

  — И нашел?

   — Да, но не в книге, а в манускрипте. Мне думается, рассказ в книге записан со слов самого путешественника. Я вовсе не уверен, что подобное нагромождение небылиц могло удостоиться чести быть скопированным хотя бы пару раз. А монах молодец — такой работой можно и нужно гордиться.

  — Ты говорил про манускрипт.

  — Вообще-то манускриптом его назвать трудно, ибо он состоит всего-навсего из одного листка. Все то же повествование, но с подробностями, которые монах-переписчик почему-то опустил.

  — Ты полагаешь, что его в конце концов замучила совесть и он пошел с ней на сделку, сунув листок за переплет?

  — Может быть,— отозвался Корнуолл.— Но мы немного отвлеклись. Так зачем ты пришел?

  — Монах,— сказал гоблин.— Ты не знаешь этого Освальда, а я знаю. Из всей их братии он самый опасный. Для него нет ничего святого, он готов шпионить за кем угодно. Ты, наверно, уже сообразил, что он намеренно выпустил тебя из библиотеки и не стал поднимать шум.

  — Похоже, мое поведение тебя ничуть не возмущает,— хмыкнул Корнуолл.

  — Ты прав. Скорее я на твоей стороне. Этот треклятый монах столько лет отравлял мне жизнь, все норовил поймать меня, загнать то в одну, то в другую ловушку. Я, разумеется, не давал ему спуску, отплачивал всякий раз, когда он проворачивал очередную гнусность, однако он не отступался. Так что, как ты, вероятно, уже догадался, я питаю к нему отнюдь не добрые чувства.

  — Ты думаешь, он выдаст меня?

  — Насколько я его знаю,— ответил гоблин,— он попытается продать свои сведения.

  — Кому? Кому они нужны?

   — Начнем с того,— сказал гоблин,— что похищенный тобой манускрипт был спрятан за переплетом старинной книги. То, что его позаботились спрятать — и похитить,— наводит на размышления, не правда ли?

  — Пожалуй.

   — Как в городе, так и в самом университете,— продолжал гоблин,— найдется немало беспринципных искателей приключений, которые наверняка заинтересуются рассказом монаха.

  — По-твоему, манускрипт могут утащить?

   — Разумеется. А вместе с ним в опасности и твоя жизнь.

   Корнуолл вновь угостил гоблина сыром.

   — Благодарю,— сказал тот.— А нельзя ли получить еще хлебушка?

   — Ты оказал мне услугу,— проговорил Корнуолл, выполнив его просьбу,— и я тебе весьма признателен. Но скажи, какого исхода ты ожидаешь?

   — А разве не ясно? — удивился гоблин. — Я хочу, чтобы этот противный монах сел в лужу и как следует извозился в грязи,— Он положил хлеб с сыром на стол, сунул руку за пазуху и извлек оттуда несколько листов пергамента, которые расстелил на столе,— Сдается мне, сэр книжник, ты умеешь обращаться с пером.

   — Во всяком случае, писать я пишу,— ответил Корнуолл.

  — Ну и хорошо. Вот старый пергамент, с которого стерли весь прежний текст. Я предлагаю тебе переписать твой листок и возвратить его на место.

   — Но я не...

   — Перепиши его,— перебил гоблин,— но не целиком, а с изменениями, маленькими, незаметными, которые собьют ищеек со следа.

   — Это просто,— сказал Корнуолл,— но свежие чернила выдадут подделку, и потом, мне не под силу скопировать в точности почерк. Обязательно проявятся различия, которые...

  — Да кто сумеет их установить? Манускрипт видел только ты, поэтому за почерк можно не беспокоиться. Пергамент достаточно древний, а что касается стертого текста, то в старину такие вещи проделывали довольно часто.

   — Не знаю, не знаю,— пробормотал Корнуолл.

   — Чтобы отличить оригинал от подделки, нужен глаз книжника — а с чего ты взял, что твое творчество попадет в руки кому-нибудь из них? К тому же тебя все равно здесь не будет...

   — Не будет?

   — Конечно. Или ты полагаешь, что можешь оставаться тут после всего, что случилось?

   — Наверно, ты прав. Честно говоря, я и сам подумывал уйти.

   — Надеюсь, то, что написано в манускрипте, не окажется пустой выдумкой. Но даже если...

   — По-моему, не окажется,— заявил Корнуолл.

   Гоблин соскользнул со скамьи и направился к двери.

   — Постой,— окликнул его Корнуолл.— Ты не назвал мне своего имени. Мы еще увидимся?

   — Меня зовут Оливер — по крайней мере, так я представляюсь людям. А насчет того, чтобы увидеться... Вряд ли. Хотя... Сколько тебе понадобится времени, чтобы изготовить подделку?

   — Немного.

   — Тогда я подожду. Мои возможности невелики, но кое в чем я смогу тебе помочь. Я знаю заклинание, которое обесцвечивает чернила и придает пергаменту, если его правильно сложить, весьма древний вид.

   — Я сяду за работу прямо сейчас,— сказал Корнуолл.— Ты не стал расспрашивать меня, что же там такое написано, и большое тебе за это спасибо.

   — Так ты же прочтешь мне,— заявил гоблин.