Как мы уже знаем, после низвержения Самойловича гетманом был то ли избран, то ли назначен Василием Голицыным Иван Мазепа — одна из наиболее полярно оцениваемых фигур украинской истории. Российская история его до сих пор оценивает преимущественно как изменника (исключение составляют работы Татьяны Таировой-Яковлевой, которая не столь поддается

старым шаблонам). Украинцы же либо считают его национальным героем, либо воздерживаются от оценок. И у тех, и у других есть определенные мотивации и аргументы. Что интересно, ни один другой деятель украинской истории не становился героем такого числа зарубежных художественных произведений. Мазепе посвятили свои творения Байрон, Гюго, Пушкин, Словацкий и др., о нем писаны картины Буланже, Верне, Жерико, Делакруа…

Но прежде чем делать выводы, проследим, собственно, за событиями и попробуем понять логику действий их участников.

Правление Мазепы началось с подписания очередных «статей», которые продолжили традицию урезания гетманской автономии. В них, в частности, утверждалось и такое: «Народ малороссийский всякими меры и способы с великороссийским соединять и в неразорванное и крепкое согласие приводить, дабы никто голосов таких не испущал, что Малороссийский край — гетманского регименту [управления], а отзывались бы везде единогласно — Их Царского Пресветлого Величества самодержавной державы.» С этой оптимистичной ноты, собственно, и началось гетманство Мазепы.

Иван Степанович Мазепа-Колединский (так полностью) происходил из белоцерковской шляхты, учился в Киево-Могилянской и Краковской академиях, был пажем короля Яна Казимира, военное дело изучал в Голландии, бывал во Франции, Германии, Италии. Знал латынь, польский, русский, итальянский, немецкий языки. Пребывал на дипломатической службе при польском дворе, тесно общался с правобережной старшиной времен Выговского, Юрия Хмельницкого, Тетери, служил и выполнял поручения Петра Дорошенко. Женился на дочке белоцерковского полковника. С посланиями Дорошенко Мазепа попал в плен к запорожцам, а те передали его Самойловичу. Судьба Дорошенко на тот момент была уже практически решена, пытаться убежать назад не имело смысла, и с левобережным гетманом у Мазепы возникает хороший контакт; он делает карьеру при его дворе. Часто посещает Москву.

В те времена он вряд ли был «заброшен» в Россию как глубоко законспирированный агент западных спецслужб: его действия определялись как амбициями, так и очевидными жизненными реалиями. Всегда характерным для Мазепы было необычайное обаяние, ораторское искусство и умение очаровывать людей — это проявлялось и в отношениях с Самойловичем, и с фаворитом царевны Софьи Василием Голицыным, и с Петром І.

Будучи гетманом, он стал, наверное, крупнейшим меценатом Церкви за всю украинскую историю: 12 новопостроенных и 20 отреставрированных за его счет храмов. Существенную помощь получала и Могилянская академия.

Социальная политика гетмана имела консервативный характер: он занимался укреплением полномочий и статусов старшинского слоя, который постепенно формировал стабильный костяк элиты Гетманщины. Продолжались традиции Речи Посполитой в сословном самоуправлении и судопроизводстве, правах и вольностях, частной собственности. Старшина все чаще начинала называть себя «шляхтой», реанимируя те ценности, за которые боролись ее предшественники. Параллельно с этим происходило то, что называлось «усилением крепостнического гнета», т. е. снова возникает барщина (отработочная повинность). Причины этого — социальная стабилизация на Левобережье к концу XVII в., когда более состоятельная старшина концентрирует у себя все большие земельные владения, заканчиваются многолетние льготы для новых поселенцев на чьих-то землях (миграции населения перед тем были значительные), а казацкая служба начинает связываться с определенной состоятельностью (нужно иметь коня и оружие); не соответствующие требованиям казаки легко переходили в крестьянское состояние и начинали нести определенные повинности. Огромное перераспределение собственности, произошедшее в результате революции Хмельницкого, когда казацкая старшина сконцентрировала в своей среде контроль над ресурсами Гетманщины, должно было привести к формированию нового слоя землевладельцев.

Мазепа определенно не был популистом, что ему потом весьма дорого обошлось. С другой стороны, мы не можем его и слишком сурово за это осуждать: несмотря на все «вольности» Речи Посполитой и казацкого гетманата, они все же касались преимущественно вооруженного сословия, а для тех задач, которые стояли перед гетманским государством, именно оно и было нужнее всего. Времена Руины прошли, и народу было желательно быть в поле. Наталия Яковенко указывает на то, что Мазепа не умел так манипулировать настроениями черни, как когда-то Хмельницкий. Но заметим, что Хмельницкий этим занимался во время всеохватывающей войны, имея гораздо больше независимости, и именно тогда, когда эта манипуляция была ему особенно нужна.

Распространенный миф о том, что Мазепа «был вторым по богатству после царя», мягко говоря, не правдив, поскольку личное имущество Мазепы отнюдь не было столь выдающимся. Иное дело то, что как гетман он вольно распоряжался государственным имуществом, ведь тогда еще не осознавалась разница между личной собственностью главы государства и средствами самого государства. Однако свобода рук в распоряжении «общественными» деньгами использовалась гетманом отнюдь не так, как это принято в нынешнем украинском государстве. Он их тратил на то, что мы бы сегодня назвали «целевыми программами», — на приоритетные цели, служащие росту благосостояния, духовности и культуры Гетманщины. Он стал величайшим меценатом за всю историю Украины: по масштабам поддержки православной культуры с ним не мог бы сравниться и князь Острожский. Представьте себе сорок восемь храмов, построенных, отреставрированных или украшенных на средства гетмана! И это на территории размером всего лишь в три современные украинские области… Поддержка Киево-Могилянского коллегиума, получившего статус академии, масштабное строительство в гетманской столице Батурине. Мода на образованность, благочестие, меценатство. Эпоха украинского барокко достигла при Мазепе своего расцвета. Понятно, что маленькая Гетманщина (всего лишь одна седьмая нынешней территории Украины) не могла создать что-то вроде Версаля, но и сейчас, слава Богу, есть на что посмотреть.

Если возникают сомнения в том, насколько тогдашняя Гетманщина была «государством» (в нашем представлении это нечто вполне независимое), то можно сказать, что настолько же, насколько уже упомянутые мною Молдавия и Трансильвания. Они были вассалами Османской империи, но порой вели вполне самостоятельную внешнюю политику, не говоря уже о внутренней. В реалиях той эпохи, когда современных национальных государств еще не существовало, большая часть Европы состояла из таких «автономных государственных образований». Были «гетманские статьи», которые служили формальной основой отношений вассала (гетмана) и сюзерена (царя), но на практике все зависело от вполне личных и неформальных отношений гетмана с царем и придворными группировками. Если отношения складывались хорошие и «взаимовыгодные», гетман мог в своих «пределах» ощущать себя полновластным господином. Ясно, что недовольные из старшины всегда были готовы написать в Москву донос, но и эта проблема была решаема. Там прагматично решали, исходя из обстоятельств: «поверить» или «не поверить». Нужно также учитывать, что гетман правил не один: он опирался на согласие старшины, которая тоже была прагматична. Если ее корпоративные интересы удовлетворялись, она не жаждала изменений, если же, наоборот, ощущала угрозу, то начинала роптать. Не секрет, что переход Мазепы на сторону шведов в грядущей Северной войне был санкционирован и востребован значительной частью казацкой верхушки.

Смена монарха в Москве — к власти пришел энергичный и молодой Петр І — не привела к смене гетмана. Мазепа вполне соответствовал тем прозападным настроениям, которые были свойственны молодому государю. В какой-то мере гетман должен был не только по образовательным и культурным предпочтениям Петра служить примером московским боярам, но и внешне: царь попросил Мазепу сбрить бородку, которую тот носил на французский манер. Но это последнее было отнюдь не главным: огромный политический и дипломатический опыт Мазепы много лет активно использовался на пользу Московскому государству. Через него шел огромный объем дипломатической переписки, к его совету прислушивались. Очень многие политические решения принимались с учетом его мнения или рекомендаций. Не будет преувеличением сказать, что до 1707 г. Мазепа внес огромный вклад в укрепление позиций Московского государства. Правда, у историков, склонных к черно-белому видению, он теперь подается лишь однозначно: либо он изначально задумывал «измену» царю, либо же все время старался изменить зависимый статус Украины. В реальной жизни все не так однозначно: люди действуют, исходя из обстоятельств, и позиция Мазепы зависела от того, как он ощущал положение и перспективы Гетманщины. Пока политика Кремля соответствовала ее интересам (и интересам гетмана, и интересам старшины), он был вполне лоялен, когда же ситуация изменилась, ему пришлось сделать тяжелый, но необходимый выбор.

Первый десяток лет своего правления гетман разделял со своими казацкими войсками все тяготы борьбы за Азов и выход к Черному морю. Это происходило рядом с Гетманщиной и способствовало стабилизации ее границ, сокращению внешней угрозы. Но с 1701 г. казаки воюют на «фронтах» Северной войны — то есть активно помогают царю «прорубать окно в Европу» вдалеке от своей родины. Если брать во внимание геополитические интересы (о которых сейчас так любят рассуждать), то Балтика для украинцев представляла интерес минимальный. Оправданием участия в этой войне могло стать то, что в условиях раскола Польши (где боролись между собой прорусская и прошведская партии) гетман мог попытаться осуществить давнюю мечту своих предшественников: воссоздать «Гетманат обоих берегов Днепра». Это и удалось Мазепе, правда, лишь на непродолжительное время. После 1706 г. обстоятельства стали складываться для него все более неблагоприятно.

Северная война истощала ресурсы Гетманщины — как налогами, так и ограничением внешней торговли (все теперь происходило через далекий Санкт-Петербург), казацкие части с большими потерями воевали черт знает где вдали от родины, и поскольку в петровской регулярной армии за людей не считались, не были в восторге от этой ненужной им войны. Население роптало из-за слишком промосковской позиции гетмана. Но наиболее угрожающими оказались планы военной реформы казачества и самого устройства Гетманщины. Петр был склонен в русле популярных в Европе идей рационализма перестроить все в огромной стране на свой прагматичный лад — создать централизованное и, по сути, полицейское государство. Война со Швецией шла с переменным успехом и требовала огромных усилий и затрат. Зародилась идея превратить украинское казачество в регулярные части и избавиться от ненужной пестроты своих военных порядков. Планы упразднения украинской автономии вынашивались уже с 1703 г. Военные полномочия украинской старшины и гетмана постоянно подвергались сомнению: казацкие подразделения переходили под командование московских офицеров. К тому же, младшее поколение петровских придворных («птенцы гнезда») в энтузиазме фаворитского рвачества не было склонно обращать внимание на местные особенности. Меншиков то хотел стать герцогом Курляндским, то подумывал заодно и о гетманстве. Петр мыслил широко и выдвигал идеи, например, о предоставлении английскому полководцу герцогу Мальборо (важной фигуры в тогдашней европейской политике) титула князя Киевского. Симпатичному ему Мазепе можно было бы компенсировать моральный ущерб чем-то пышным — например, титулом князя Священной Римской империи. Но Мазепа не был обязан мыслить так широко — у него была его Гетманщина, которой он правил уже двадцать лет и хрупкий корабль которой необходимо провести через стремнину большой войны. Критики Мазепы часто забывают, что ему проще всего было все время оставаться с Петром — сам по себе он был бы непотопляем. Но, похоже, что уже престарелый гетман (и до Высшего Суда недалеко) думал не только о себе…

Нам теперь понятие «военной реформы» не кажется чем-то страшным: ну сделали регулярными частями, ну и что? Но здесь не стоит забывать о самой природе и сущности казацкой государственности. Ведь «Гетманщина» — это скорее кабинетный термин, называлась она, не забудем, — Войском Запорожским. И хотя непредсказуемая Сечь оставалась отдельной самостоятельной силой, само устройство территории Войска состояло из полков и сотен, а вся администрация — из казацких полковников, полковых писарей и т. п. военных должностей. Отменить территориальный характер формирования казацких полков — это ликвидировать само Войско и его автономию. «Военная реформа» стала бы полным крахом того порядка вещей, который существовал со времен Хмельницкого и с таким трудом был сохранен усилиями Самойловича и Мазепы. И теперь мы можем понять, почему казацкая старшина, на которую опирался гетман, вдруг очень сильно засомневалась: — а стоит ли и дальше соблюдать верность Московскому государству? Нельзя забывать, что в восприятии старшины Войско вольно было избирать себе внешнего «протектора», как оно это уже сделало в 1654 г. и как это неоднократно бывало позже. Элита Гетманщины за полвека успела привыкнуть к тому, что путь выживания лежит в балансировании между более сильными окружающими государствами. Соответственно, при смене геополитических и военных обстоятельств уместно перейти на сторону того, кто менее покушается на местные порядки.

Но, конечно, для того, чтобы были предприняты конкретные шаги, ситуация должна была достигнуть кризиса. С 1705 г. в рамках своей широкой и ни к чему не обязывающей корреспонденции Мазепа стал переписываться с прошведским польским королем Станиславом Лещинским. Последний, понятно, был склонен привлечь гетмана на свою сторону, но тот, поддерживая контакт, не давал конкретных обещаний. Все изменилось через два года. В 1707 г. Петр начал предпринимать практические меры по передаче военной администрации на украинских землях в руки киевского воеводы Дмитрия Голицына. Для казацкой старшины это стало последним сигналом к тому, что нужно принимать какое-то решение. Ближайший соратник Мазепы Пилип Орлик свидетельствует о том, что решение было принято в сентябре 1707 г. Мазепа дает клятву «сделать так, чтобы вы, ваши женщины и дети и отчизна вместе с Войском Запорожским не погибли ни от Москвы, ни от шведов».

Представления об извечных братских отношениях украинцев и русских прекраснодушны, но сильно преувеличены. Находящаяся тогда на Украине московская армия вела себя так же, как и все иные армии того времени, удовлетворяя все свои потребности и нужды за счет местного населения. Об отношении русских к местным в Киеве во время строительства Киево-Печерской крепости свидетельствуют жалобы полковников гетману: «Великороссийские люди грабят их хаты, разбирают и жгут, женщин и дочерей насилуют, коней, скот и всякие пожитки забирают, старшину бьют до смерти». Однако к резкому изменению симпатий старшины и переориентации Гетманщины в сторону шведов население не было подготовлено. «Средний комсостав» и обычные казаки уже привыкли за семь лет воевать «против шведа». Многие гетманские военные подразделения сражались далеко на севере, вокруг были разбросаны московские войска, и любая утечка информации повлекла бы за собой быстрый и печальный конец Мазепы. Он ждал, как развернутся военные события…

Кстати, если по причине своего шведского выбора Мазепа считается каким-то антиподом Хмельницкого, избравшего союз с Москвой, то это неверно: если мы вернемся назад и вспомним последние деяния великого гетмана, то увидим в качестве союзников тех же шведов. Хмельницкий руководствовался той же логикой, что и Мазепа, ибо геополитические обстоятельства Войска Запорожского в 1707 г. во многом напоминали 1657 г. В этом смысле Мазепа скорее воплощал «завещание» Хмельницкого.

Уже подозревавший худший вариант развития событий, Мазепа пытается сохранить при себе побольше верных подразделений казаков и сердюков (наемного гетманского войска), но его силы все равно остаются весьма невелики. Попытки шведского короля Карла ХІІ в 1708 г. пробиться к Москве не принесли ему успеха, и, оттесняемый на юг, он со своей армией пришел на север Гетманщины. Тактика «скифской войны», применяемая московскими войсками, опустошала местность вокруг врага, оставляя выжженную землю. Приход войны на украинские земли обещал им полное разорение. Старый гетман, который адекватно оценивал свои и Карла шансы в этих обстоятельствах, говорил в сердцах: «Дьявол его [Карла] сюда несет! Все замыслы мои испортит, и войска великороссийские за собой в середину Украины приведет на окончательную ее руину и нашу погибель!» Мазепа рекомендовал Карлу сначала отступить, создать новую антимосковскую коалицию при участии Турции, донских казаков и других недовольных петровским режимом, а потом уже доводить дело до решающего сражения. Тем более, что после проигранного шведами боя при Лесной в сентябре 1708 г. Карл не получил необходимого подкрепления и снабжения. Молодой, амбициозный король, уверенный в своей непобедимости, не последовал его советам. Секретность предыдущих переговоров и неготовность большинства старшины и казаков вдруг перейти на сторону совершенно неожиданно явившихся шведов еще более сократила силы гетмана. К приходу новых союзников Мазепа явно оказался не готов. Окончательно на выбор последнего могло повлиять и решение Петра о том, что оборонять Малороссию от шведов Мазепа должен сам, что было уже прямым игнорированием условий всех предыдущих украинско-московских статей.

К сожалению, нам неизвестны те условия, на основании которых гетман принял патронат Шведского королевства. Фигурирующие в работах исследователей с ХІХ в. некие «соглашения» уже давно признаны фальсификатом. Скорее всего, если бы этот шаг Мазепы оказался успешным, в идеале мог бы повториться Гадячский трактат Выговского 1658 г. о преобразовании Речи Посполитой в Республику трех народов. Непосредственный сюзеренитет Швеции над Украиной в виду географических обстоятельств вряд ли был бы возможен. Но слишком многое остается нам неизвестным, поэтому гадать, видимо, не стоит.

Петр І, для которого решение Мазепы оказалось шокирующим, уже начал мстить «вору»: столица гетмана Батурин была захвачена войсками Меншикова, а гарнизон и население вырезаны. В спорах современных украинских и российских историков о точном количестве жертв батуринской резни мы можем остановиться на данных археологических раскопок: не столь важно, сколько именно тысяч было убито, но женские и детские скелеты со следами рубящих ударов являются очевидным доказательством факта убедительной победы русского оружия. Как заметил один коллега — российский военный историк: «Так ведь было за что — Мазепа же перешел на сторону врага». Признаем, был повод, и в ту эпоху всех сопротивляющихся нещадно карали — и шведы, и русские. Но факт-то не вычеркнешь из истории: бывали и такие русско-украинские отношения… Заодно замечу, что в современных интерпретациях событий Северной войны в России и Белоруссии все время почему-то говорят о «шведской агрессии». Это странно, поскольку войну- то, собственно, начала Россия со своими союзниками против Швеции — это Москву как раз и не устраивала ситуация на Балтике. На логичный вопрос моего украинского коллеги по поводу использования такого некорректного термина был получен очень интересный ответ: «Так России же был нужен выход к Балтийскому морю!» Это — все равно, как если бы весь мир посчитал 22 июня 1941 г. агрессором Советский Союз, поскольку Гитлеру были нужны бакинские нефтяные месторождения. Но оставим грустную современность и вернемся на 300 лет назад: тогда, правда, все тоже было невесело.

Трупы защитников Батурина привязывали к доскам и спускали вниз по реке Сейм в назидание потенциальным изменникам. Волна следствий, казней и репрессий против «мазепинцев» и их семей прокатилась по Гетманщине, вызвав очередную «оргию доносов». Как докладывал французский посол в России своему министерству, ««московский генерал Меньшиков принес на Украину все ужасы мести и войны. Всех приятелей Мазепы бесчестно предано пыткам; Украина залита кровью, разрушена грабежами и представляет везде страшную картину варварства победителей». Возможно, что француз был и ангажирован, но изложил правду.

В ноябре 1708 г. Петр объявляет гетманом стародубского полковника Ивана Скоропадского, а предыдущего гетмана церковь вскоре предала анафеме, в чем принимали участие его бывшие знакомцы и друзья Феофан Прокопович и Стефан Яворский. Известно, что процедура предания анафеме отнюдь не была канонической и легитимной, но это сейчас уже мало кого волнует. Интересно, что Мазепа или последователи не критиковали выбор Скоропадского. Все были живыми людьми, и в критической ситуации каждый поступил сообразно своим принципам и обстоятельствам. Многие из тех, кто толкал Мазепу на союз со шведами, оказались с другой стороны, поскольку, находясь в окружении московских войск, проявлять независимость было бессмысленно. Каждый испытал свою судьбу.

Военное счастье, очевидно, отвернулось от Карла и Мазепы. Ситуацию не изменил даже приход на помощь нескольких тысяч запорожцев во главе с кошевым Костем Гордиенко. Мазепу запорожцы откровенно не любили, но Петр І вызывал у них гораздо больше неприязни. В мае 1709 г. петровскими войсками была захвачена Сечь, а бывшие в ней казаки — казнены. Возле Сечи вскрывали могилы, «обитатели» которых тоже подвергались показательной «казни». (Здесь нет ничего «украинофобского»: после восстания Кондрата Булавина тогда порядком досталось и донским казакам.)

8 июля (н. ст.) 1709 г. под Полтавой любимый своим войском шведский король не смог полноценно командовать из-за ранения. Не имея единого стратегического плана, шведская армия со своими украинскими союзниками потерпела сокрушительное поражение от превосходящей числом почти в два раза российской армии, которая могла, к тому же (в отличие от шведов), использовать артиллерию. Если исходить из объективных обстоятельств, поражение было предрешено. Карлу и Мазепе с остатками бегущих войск пришлось отступать и перейти турецкую границу. 3 октября 1709 г. престарелый гетман умирает возле крепости Бендеры (современная Молдова).

Честно признаюсь: я не хотел бы оказаться на его месте. Мазепа дольше всех был украинским гетманом, большими усилиями, мудростью и предусмотрительностью подняв свою небольшую страну из Руины, любовно выстроил свой Батурин, поднял к небу десятки храмов, он при этом был весьма обеспеченным человеком, и оставайся он до конца с Петром — горя бы не ведал… Я не знаю, что в действительности его толкнуло на тот откровенно жертвенный шаг, — и никто не знает, ни украинский, ни российский историк. Я также понимаю, почему он умер вскоре после Батурина и Полтавы: жутко видеть такое крушение всего, что составляло твою жизнь, интересы и надежды. Но я знаю и то, чего не знал Мазепа: все последующее украинское движение, понятия и представления которого были бы во многом гетману непонятны, всегда несло на себе то ли позорное клеймо, то ли почетный титул «мазепинцев». Его жизнь закончилась катастрофой, и можно воспринимать его как «неудачника», но очень мало людей в истории смогли бы похвастаться тем, что их одно-единственное решение для многих и многих поколений людей превратилось в символ веры. Что многие повторили этот трагический путь — даже и через 200, и через 250 лет после него. Звучит это, возможно, чрезмерно пафосно, но и в начале ХХ в. для российской администрации слово «мазепинство» значили очень многое. Вышло оно из употребления лишь после появления «петлюровцев» и «бандеровцев».