33

К обеду внезапно распространилась весть, что жандармы привезут Люшера в деревню. Ашер как раз хотел отправиться домой. Еще не поздно было пойти пешком, но нужно было поторопиться: перспектива быть застигнутым темнотой на дороге его мало привлекала. Может быть, ему удастся доехать на попутной машине до Вуггау, а там уж он решит, как добраться до дома. Кроме того, ему придется еще натопить печь и, может быть, посидеть полчаса в ресторанчике при магазине. Он пообедал в трактире и шел по деревне, когда его окликнул один из тех, с кем он вчера пил пиво за одним столом.

— Пойдемте, — пригласил он, — его сейчас привезут на допрос в здание местного совета.

Здание местного совета располагалось при въезде в деревню, между кладбищем и маленьким светло-желтым домиком с вывеской «Оберхаагский холодильный склад». Напротив красовалась новостройка — отделение Райффайзенбанка. Когда он подошел поближе, у входа уже собралась толпа: мужчины в рабочих комбинезонах, женщины в передниках, некоторые в черных пальто и платьях, с платками в руках. Попадались среди зевак и дети. Было по-прежнему тепло и солнечно, словно уже наступил март, когда последний снег совсем растает, — Ашер с нетерпением ждал прихода настоящей весны. Некоторые мужчины взобрались на тракторы, кое-кто выглядывал из окон и из-за заборов, а вход в местный совет охраняли двое жандармов.

— Смотрите-ка! — воскликнул его знакомец, обрадовавшись, что оказался прав. — Недолго ему оставаться безнаказанным!

Бургомистр вышел из здания местного совета и заговорил со стариком, который снял шляпу и прижал ее к груди. В это мгновение Ашер заметил председателя производственного совета шахты. Тот стоял всего в нескольких шагах от Ашера и улыбнулся, когда его увидел.

— Ну, что вы скажете? — обратился он к Ашеру.

Он подождал, пока Ашер пожмет ему руку, а потом снова повернулся к улице, не сводя глаз с въезда в деревню.

— Вы его знали? — спросил Ашер.

— Кого? Люшера? Вы говорите так, будто он уже умер.

Ашер и в самом деле думал о нем как о человеке, которого уже нет в живых. В тот миг, когда он совершил преступление, он словно перешел в иную сферу существования, чуждую для всех остальных. «Каким он был?» — спрашивали журналисты, точно он уже умер. Заработал обычный механизм. Его жизнь прервалась со смертью троих людей, которых он застрелил. Казалось, что он всех перехитрит, если выйдет на свободу и возобновит свою прежнюю жизнь. Никто больше не захочет принять участие в его судьбе. Конечно, все будут знать, что он сидел в тюрьме, все будут воспринимать это как нечто настолько естественное, что просто перестанут удивляться, думал Ашер.

— Он одиночка, — сказал старик. — Когда с кем-нибудь обходились несправедливо, как потом с ним, он и в ус не дул, другие-то в его глазах не такие законопослушные, как он, вот он и считал, что они свои несчастья заслужили. Он думал, что в мире все устроено как надо, вот только на него вдруг обрушилось такое несчастье. Поэтому и попытался восстановить порядок.

Он зажал в зубах деревянный мундштук и закурил.

— А теперь он сам видит, что происходит. Он этого не поймет.

Он вытянул руку, указывая на въезд в деревню.

— Вон его везут.

Ашер увидел, как в деревню въезжают зеленые, лакированные жандармские автобусы-«фольксвагены». Не сбавляя скорости, они подъехали к зданию местного совета и резко затормозили. Открылись дверцы, и по ступенькам поспешно спустился щуплый человек в рабочем комбинезоне, с крупным орлиным носом и расчесанными на пробор волосами. Он был в наручниках, его окружали несколько жандармов в плащах. Не успел он выйти из автобуса, как кто-то выкрикнул: «Повесить его!», — а женщины в черном заголосили и зарыдали. Люшер злобно покосился на них, а потом скрылся в здании местного совета.

Ашер не в силах был осознать, что этот человек совершил три убийства, он производил впечатление затравленного и неловкого, двигался размеренно, а в лице было что-то, вызывавшее сострадание. Женщины в толпе рыдали, Ашер неожиданно узнал худое лицо приходского священника. В синей шляпе с узенькими полями, в демисезонном пальто, он стоял среди любопытных, согнув в локте руку, словно сжимая под мышкой портфель. Его откинутая назад голова напоминала голову какой-то птицы. Когда кто-то обратился к нему, он повернулся и пожал руку плачущей женщине. Тем временем жандармы провели в здание местного совета мать и жену Люшера. Поднимаясь по лестнице, жена закрыла лицо руками, но, как показалось Ашеру, лишь для того, чтобы не видеть зевак.

Старик показал мундштуком на Местный совет и предложил:

— Пойдемте.