25

Дома Ашер решил вместе с женой и дочерью поехать в город. Приближалось Рождество, а он и без того в ближайшие дни собирался вернуться.

— Ты уже решил для себя, что будешь делать? — спросила у него Тереза.

Она сидела на скамейке в уголке, Ашер стоял в кухне. Дочка не стала слушать их разговор и убежала на крыльцо, как только дятел возобновил свой стук.

— Нет, — признался Ашер.

— Я понимаю, — сказала жена.

— Мы могли бы снять дом, мы бы в нем жили, а я к тому же принимал бы больных, — предложил Ашер.

— А нужен ли тут врач? — усомнилась Тереза, помолчав.

— Нужен, я сам видел.

Они снова приумолкли.

— Может быть, еще раз попробуем начать все сначала? — произнес Ашер.

— А дочь?

— Школьный автобус останавливается у магазина. Нам нужно провожать ее только до автобуса.

Тереза задумалась. Ашер смотрел на нее: когда она задумывалась, у нее на лице появлялось напряженное выражение.

— Когда ты все решишь для себя, мы как-нибудь разберемся, — заключила она.

Вернувшись спустя две недели, Ашер первым делом направился к доктору, который жил в бывшем здании школы.

— Со школой произошло то же, что и с домами, — сказал тот, — они тоже предназначались для чего-то другого. Вы обращали внимание на огромные кухни? Прежде на каждой ферме было вдоволь батраков и батрачек, вот они-то и толклись в кухне денно и нощно. А сейчас на каждой ферме только хозяин со своей семьей, да его тракторы и комбайны. Правда, им бы не помешали более современные спальни для детей. А вот кухни могли бы быть и поменьше. Кстати, меня часто о вас спрашивали, — добавил он.

Когда Ашер сказал, что у него сложилось впечатление, будто на него никто особо не в обиде, врач ответил:

— Знаете, они привыкли терпеть самых разных людей. Если кто-то сидел в тюрьме, то потом возвращается домой и живет с остальными под одной крышей. Те, кто раньше его знал, притворяются, будто ничего не произошло. Если он где-то работает, все рады, что он согласился помочь. То же самое и с душевнобольными: коль скоро они работают, пусть живут, никто их не трогает. Конечно, они грубые, бывает, шутят над беззащитными и чудаками, иногда опускаются до хулиганства, но привыкли терпеть самых разных людей.