Эпизод 57. 01.09.39
Война началась. В общем, я уже определился как человек, не стою где-то в начале еще неясного пути, а прибыл наконец в место назначения, потому что вот я тут, в этом Хозяйстве, куда устроился служащим мой отец, и хотя пока что он оформлен тут временно, ему, без сомнения, скоро выдадут немецкое право гражданства, а я между тем стараюсь все разведать в Хозяйстве — разумеется, за исключением Главного объекта, — зато я изучаю все дорожки искусственного ландшафтного парка, расположенного вокруг, брожу по их извилистому лабиринту, проложенному среди как бы дикого леса, неожиданно натыкаясь на затаившиеся в кустах садовые украшения, на ниши и даже памятники из цветов, незаметно для себя привыкая к тому, что прибыл в место назначения; здесь я незаметно вырасту во взрослого человека, меня переполняет такое чувство довольства, какое, может быть, испытывает крестьянин посреди самого плодоносного, самого широкого поля, в самые изобильные годы, когда там уже созрел урожай, но с этим чувством уживается и другое — щекочущее, лукаво дразнящее, влюбленное, которое говорит мне: «Мне это нравится!» Под «этим» подразумевается Хозяйство, и я влюбленно ношусь по всему его пространству, где сейчас царит сытая, еще не тронутая увяданием, пока еще вечная, для меня — весенняя пора клонящегося к осени лета; я скачу, перепрыгиваю через уступы, неожиданно обнаруживающиеся в разноуровневой планировке парка, когда ты, проскочив густо-зеленый, пестреющий майским цветением коридор, под корнями деревьев внезапно обнаруживаешь каменный обрыв, вровень с которым круглятся макушки деревьев, и тут ты совсем уж вдруг натыкаешься на громко шумящую, источающую съестные запахи, кишащую народом, словно муравейник, кухню. Ты — ребенок, и как ребенка тебя ласково пропихивают в помещение, прижимают к могучим грудям, подводят к громадным суповым кастрюлям и так потчуют, что даже рыба, которую ты терпеть не можешь, — а тут угощают вареной треской, которая служит средством североонемечивания Вены, — вместе с безвкусным отварным картофелем приобретает заманчивый вкус, а на закуску в качестве коронного блюда прямо с пылу с жару — только что вынутые из булькающего фритюра баварские пончики.
С благодарностью в душе, с еще остающимся в животе ощущением приятного голода, который будет утолен в новом, свежепокрашенном семейном гнезде, где пахнет мебельным магазином (парадная комната, обставленная мебелью в старонемецком стиле, купленной за бесценок у отъезжающего за границу семейства «аризированных» владельцев текстильной фабрики, еще ждет своего торжественного открытия); я прекращаю свои разыскания, убедившись, что, вопреки моим тайным опасениям, ни одна из исхоженных мною дорожек не ведёт к какому-нибудь болоту, но я еще раз выхожу по поручению мамы: она делает запасы, и я должен сбегать за продуктами в торговую точку при нашем Хозяйстве: подвальное помещение со сводчатым потолком, маленькие пакетики миндаля, риса, кофе и какао — это на всякий случай, если вдруг будет война.
Радиоприемник тоже новенький, старый пришлось бросить при отъезде, но мы его предварительно расколошматили; тот, старый, не идет ни в какое сравнение с теперешним: у нового пять ламп, особенно впечатляют две из них: одна с зеркальным внутренним покрытием, а другая с виду похожа на торчащую в глубоком гнезде коричневую штепсельную вилку, хотя на самом деле это тоже радиолампа. Вечером папа раскупорил это вместилище звуков, и из его нутра брызнула шумная разноголосица словаков, венгров, югославов, которые хорошо ловятся в это время, и вдруг в ритме торжественного марша немецкое:
Что б ни случилось в жизни,
ты будь щитом Отчизне,
неколебимо будь!
Бейся, кровь изведав,
за наследье дедов,
смерть или победа!
Немец — твоя суть! *
— Ну вот, — произносит побледневший папа, — немцы перешли границу… Война началась… Как-то теперь поступит Англия?
В дверь входит с послерабочим визитом тетушка, и сразу с порога новый анекдот — «Гитлер и эхо»:
— «Пушкам нашим — ура! — Мура! — Война вдалеке развернется! — Вернется!» Но смотри, Тильки, если что — тсс! Никому ни слова!
— А почему?
— Потому что иначе нас всех отправят в Дахау.
— А что такое Дахау?
Папа, резко обрывая дальнейшие разговоры:
— Исправительное заведение.
Я с восторгом все глубже погружаюсь в мораль и в победные реляции блицкрига.