Эпизод 23. 03.04.44
Больничная палата.
С. (Пишет/отмечает в графике: ангина, бронхит, грипп. Температура 39.2 / 110.)
Ш. Так чем же ты все-таки болен?
B. (Засыпает.)
C. Все сразу, что только можно подхватить.
Ш. А сыпь? (Засыпает.)
С. (вытаскивает термометр из подмышки Ш.): Разве тут угадаешь? Что-нибудь не то съел, вот и высыпало. (Щупает пульс, затем заносит данные в график Ш.): Температура 38.8 / 90.
Ш. Чем же мы болеем?
С. Слушай, не надо приставать ко мне с вопросами; вот завтра придет фрау доктор Путер, тогда все и узнаете.
В. Нас отправят в «Белависту»?
С. Вот еще не хватало! Я хочу, чтобы вы остались у меня здесь. Опять зачесалось? Ничего, сейчас присыплем детской присыпкой.
Ш. (с хохотом 15-летнего мальчишки): Наш бебик!
С. (присыпая В): Ишь, расшумелся! Радуйся лучше, что тебе не нужна присыпка.
Ш. (смеется по-взрослому): А почему бы и нет! Я тоже не прочь, чтобы мне кое-где присыпали.
С. (притворяется, что не понимает его, продолжает пудрить В.): Какой же ты у нас все-таки бледный. Тебе бы почаще на солнышко.
B. (Бьет кулаком по своей словацкой подушке.)
C.: Что это ты?
B. Какая же это тоска зеленая, сестричка! Все ждешь-ждешь весны, а она тут все никак не начинается.
C. В «Серне» все начинается с запозданием.
Ш. Но сегодня-то солнышко по-настоящему припекает. Анчи! (Тот, посыпанный детской присыпкой, уже спит.) Партийные бонзы со своими бабами уже вовсю загорают на террасе.
С. Сколько раз тебе повторять, Шустер, чтобы ты не смел подходить к окошку!
Ш. (делает непристойный жест): …Со всеми бабами — учительшами и с чешками.
С. Только не со мной.
Ш. (с высоты своей умудренности): Так всегда было, сестричка: есть такие, и есть сякие.
К. Это верно.
Ш. Видали Милицу? (Водит пальцем по своему лицу): Фу ты — ну ты!
С. Да уж! Размалевана, точно артистка немого кино.
Ш. И даже глаза! Вокруг глаз все обведено синим. Это надо же так! Сестричка, а сестричка!
С. Ну что?
Ш. А вы бы так хотели?
С. Немецкая женщина не красится. (Этот разговор ей надоел, и она выходит из комнаты.)
Ш. А тебе нравится такая женщина? Анчи!
В. Мне так хочется чесаться, кажется, обои бы со стенки содрал!
Ш. С ума они сошли, что ли, — в больничной палате украсить стенки черными точками и черточками!
В. Слава Богу, хоть теперь без географии в чулане!
Ш. Мы же ничего и не увидим, кроме Попрада, верно?
В. «Когда мы будем уезжать
И этот Попрад покидать,
То все ребята будут рады,
Как будто вырвались из ада».
Ш. А ты не знаешь, чем кончилось? Нашли они в конце концов автора этого стишка или нет?
В. (легкомысленно): Пятьдесят приседаний — и марш в Управление.
Ш. Знаешь, до чего же мне хочется девчонку!
В. Но ведь не такую же, как эти там.
Ш. А Милица-то — ничего себе. (Чертит в воздухе гиперболическую кривую.)
В. Мой идеал — простые, нордические девушки; порядочная, хороший товарищ, и чтобы одна на всю жизнь.
Ш. Ну, это не обязательно. Ты хоть знаешь, как редко это бывает, чтобы уже на всю жизнь?
В, В таком случае это не любовь. С таким же успехом я могу заниматься этим один в уборной. Как Дичка, который делает это целый день напролет.
Ш. Говорят, у него эта самая штука просто страшенная.
В. А сколько вообще-то можно этим заниматься?
Ш. Да сколько угодно, пока пальцы не заболят.
В. (после сна записывает в свой дневничок): «Мысли в голове очень ясные. Никаких фантазий. Почти все время сплю. Кошмарное состояние. В Татрах оттепель: снега растаяли, и все зеленеет. Все время слышна капель: вода капает из водосточного желоба и с сосулек. Все уже покрываются красивым загаром, и только я один по-прежнему больной и бледнолицый. Такое жуткое невезение!»
