Эпизод 10. 20.07.44

Баня. Эдит сидит на белом подоконнике или нажимает на белую клавишу. В этом случае над белой дверью вспыхивает какая-нибудь из разноцветных сигнальных лампочек. Она сидит на краю белой кровати и полощет в воде позвякивающие друг о дружку термометры. У Эдит теперь появился новый любимчик.

Через хозяйственный двор и с мамой в баню. Баня находится в низеньком домике, внутри клубятся облака пахучего пара, который подается сюда из котельной Хозяйства, по всему полу разбросаны мокрые занозистые деревянные решетки, от которых тянет грибным запахом, и бегают тараканы черно-бурой масти, населяющие баню и близко расположенный мучной амбар. Толстая банщица, рассыпаясь в привычных любезностях, отпирает номер на двоих. Но обе ванны — та, что для мамы, и та, что для Анатоля, — закрыты занавесками, и между ними большущее свободное пространство. Обе ванны залиты солнечным светом, проникающим сквозь стекло с ледяными узорами. Когда Анатоль уже стоял раздетый, мама неожиданно заглянула к нему, отогнув занавеску; он рассердился. Мало того, она еще и высказалась по этому поводу:

— Цвет у тебя стал поздоровее, уже не скажешь, что бледная немочь!

— Но чтобы больше ты ко мне не заглядывала! — потребовал Анатоль.

Сегодня он взял с собой лупу, чтобы выжечь у себя на теле, где никто не увидит, буквы ЭДИТ. Это его очень взволновало в одной книге про Африку, а Эдит, может быть, все-таки еще ответит на его письмо. Гертруда, вернувшись после того, как сбегала с поручением к папе, делает свой привычный меланхолический круг по садовому лабиринту Хозяйства. По сравнению с остальными худосочными от недоедания девчонками она чувствует себя хорошенькой и, вступая в поединок с машиной времени, начинает не с того боку, выбрав самую медленную, скучную сторону: свободные послеполуденные часы тянутся магически, пока не складываются в определенную, никогда ранее не слышанную песню; перед тобой открываются любые возможности, и ни одну ты не выбираешь — ни одну нельзя выбрать; не с той стороны ты попадаешь в машину времени в тот же миг, как только ты сделал выбор в пользу одной из возможностей и принимаешься что-то делать или встречаться с людьми; в таком случае ты не успеешь опомниться, как глядь — свободные часы уже и прошли. Гертруда благоговейно останавливается перед каждой цветущей цветами, листвою ветвящейся каменной нишей. Анатолю так и не удалось как следует выписать хотя бы букву Е. Он не учел того, что стекло с ледяными узорами гасит силу солнечных лучей, рассеивая их в разные стороны. Хорош астроном! Но зато ему не было больно. Йоши так и сыплет новостями, его распирает от потрясающих сведений, которые он извлек из справочника по еврейскому вопросу; книжку принес в дом отец, ему дал ее почитать кто-то из сослуживцев: в ней такое написано, о чем мы и не догадывались, в жизни никогда не слыхали, даже Бог у них называется непонятным словом Яхве, не сразу сообразишь, как его и выговорить; они даже скотину режут не по-людски, а перерезав горло, ждут, когда вытечет кровь, и тайком точно так же режут арийских младенцев; а Талмуд и Тора — это книги, которые специально учат коварству, а для богослужения они пользуются деревянными ящичками. Ну, а «мезуза» — это же надо было додуматься до такого бреда! А потом, ведь сколько, оказывается, было в истории Европы могущественных евреев, из бедных они выжимали последние соки и были советчиками королей и императоров, они-то и развязывали войны. Анатоль слушал, разинув рот, наверное, на сантиметр. Он обращается к маме, которая как раз опять легла с компрессом, и спрашивает про Ингу Аренштейн:

— Помнишь ту девочку? Скажи, ведь, кажется, ее родители были евреи?

Мама нехотя:

— Только мать.

Гертруда тем временем кончила кружить по лабиринту, добросовестно обойдя все дорожки, пришла в кухню и сидит на табуретке, радуется, что скоро дадут кукурузную кашу, да с сахаром и с корицей!

— Смотри, ты совсем изомнешь платье! Ой, что там только что сказали по радио? Покушение на фюрера?

Все принялись креститься. Но тут радио заговорило о Провидении. А машина времени тотчас же выдала картинку: красный актовый зал гимназии, где происходило торжество по поводу неудавшегося покушения в пивном погребке «Бюргерброй», тогда тоже вмешалось Провидение. В тот раз — несокрушимая уверенность в будущем, вера в победу, сегодня, разумеется, тем более: «Однако вы все-таки лучше поторопитесь, — говорит Анатоль, — и поскорее пускайте в ход новое секретное оружие!»