О нежниках

Каждой душе — свои картины.

Герцогиня держала взаперти свою галерею, поскольку считала, что чары искусства, которыми она скрашивала свою жизнь, должны служить ей одной.

Она черпала в картинах силу, необходимую для того, чтобы прожить день, а также и убеждения для того, чтобы быть последовательной в осуществлении своих замыслов. Исходя из этого, она подбирала картины, они могли изображать глаза человека, которые ей нравились, или сияющую медью посуду из господской кухни.

Герцогиня так хорошо знала свои картины, что могла уже не смотреть на них. Она даже опустила жалюзи. Когда она прогуливалась по парку, в памяти возникали нарисованные сцены. Картины часто вызывали смену настроения, она веселела или начинала плакать.

Она полагала, что все постигаемое глазами и разумом, все, что делается руками или идет на потребу, есть часть одной большой картины. Возможно, было бы нечего видеть и не о чем думать, если бы то, что заслуживает этого, не встретилось на картине.

О. стоял у окна и поверх крыши конюшни смотрел на замок. Замок был для О. эталоном замка, ибо всякий другой замок, который ему доводилось видеть, он сравнивал со своим. За огородами маячила фигурка Анны Хольцапфель, которая натягивала бельевые веревки в соседнем дворе.

Господа, жившие в замке, были для О. образцом всех образцов, канонами, вершившими каноны. Их присутствие он ощущал всегда, они предписывали то, что ему положено видеть, разрешали иметь мнение, делали пивоварню пивоварней, оранжерею — оранжереей, персик — персиком. Под их ногами преображалась земля, по которой они ступали. И ее облик уже не менялся, словно увековеченный. Пруд навсегда оставался прудом, фазаны были только фазанами, и О. был убежден, что больше нигде эти птицы не водятся. О. — мальчик. Он появился на свет во втором этаже замка, из коридора которого через загроможденные слепые окна он видит все.

В этом здании он взрастает и постигает людей. Эти люди — образы его мира.

У него в голове есть портрет Антона Хедля. Хедль рыбачит в пруду, его дело — карпы, лини и сомы. Он пьяница и поет, когда пьет. Он уже взрослый и называет себя по имени своего дома: Долговязый ткач. Уголки его рта прячутся под свисающими усами. Рыхлое оплывшее тело и перепачканная одежда были знаком его отношения к миру. Он сам хочет, чтобы о нем судили по бутылке шнапса, оттягивающей карман тужурки. Долговязый ткач служит господам. О. видит его с тонкой сетью через плечо. Может показаться, что за ним всегда тянется полоска ила. Он вырезал свое имя на стенах домов и на множестве деревьев. На охоте он бывает загонщиком. Видна лишь голова над гущей кустарника.

У него есть картинка с Пантхауэром. Пантхауэр — школьный учитель в одной из деревень. Изрядную часть времени он проводит на охоте. Вместе с Максом Кошкодером он стреляет перепелов, над которыми потом колдует Мария Ноймайстер. В церкви замка он играет на скрипке. Он прямо-таки ложится на нее ухом, когда настраивает.

Есть в голове О. и портрет Иоганна Кегля. Тот вместе с философом Лоэ изучает теологию. А по праздникам играет в той же церкви. Знак для вступления хора он подает головой. Герман Керн, который поет без нот, следит за пальцами Кегля.

И еще целая галерея певчих. Когда О. качает воздух в мехи органа, он видит ноги Кегля, ступни так и пляшут по нижним и верхним педалям. Музыка для О. — это кивок Иоганна Кегля, взгляд Германа Керна, проворство рук, порхающих между мануалом и кнопкой регистров.

Картина праздников — картина музыки.

Еще есть портрет Пеппо К. Когда празднуют свадьбы, тот приходит с альтом на ремне и вместе с голосистой Мутц репетирует свадебные песни. Он играет то, что сочинил сам. Он — единственный, кто ходит к графине и шепчет ей что-то в ухо, прикрыв губы ладонью, или сует в руку какие-то таблетки. Пеппо К. вкатывает коричневое фортепьяно, на котором играет О. «Песня о ели» стала песней О. еще до того, как он нашел свой образ. У него собственная галерея господ, на их портретах он видит себя сидящим на заднем плане. Он выглядывает из кустов, к которым тянутся длинные тени господ. У него под мышкой партитура оперы Пеппо К. «Жертва».

Восемнадцать портретов на своем месте, когда князь Генрих живет в замке.

О. идет в дальний конец парка. Он видит второй замок, стоящий на горе.

О. вырос под блеском каменьев на бархатках, под белым опахалом кухаркиных платьев. Он топчется возле Марии Ноймайстер и жадно смотрит на ее стряпню, не смея взять в рот ни кусочка. Он знает Греса. Он будет купаться в пруду и пулять в старика комьями ила. Он знает фасоны господских усов и бород. Он знает прямые пышные усы, бороду клинышком, окладистую и козлиную бороды. Цёлестин показывал ему апартаменты. Он знает чучело герцогининой собаки. Он знает беседку в парке, серебряную буфетную, карету. Он знает гильзы от патронов и винтовую лестницу. Черный берет учителя. Колодец фонарщика. Он знает Макса Кошкодера и ходит с ним на охоту. Он знает Ирму, Анну Хольцапфель, старуху Пеер, старуху Липп, домашнего учителя Фауланда и священника Вагнера.

А то, что он знает, разглядывает его самого.

О. не может укрыться от взглядов. Вечерами он стоит у изразцовой печи. Она горяча. В доме живут солдаты. Идет война. Он знает, что солдаты любят детей, потому что любят его. У него есть лошадь. Его напугали выстрелы, доносившиеся со стороны границы. На мосту он видел мертвых солдат. Он знает, есть люди, внушающие ему страх. Он боится того, что он знает.

Он целует руки господам.

Он думает о спиленном персиковом деревце с зелеными плодами.

Тогда он испугался, что упадет замертво, так как видел себя окруженным непреодолимой стеной. Он слышал когда-то, что всякий человек умирает от какого-то слова, он ежился, когда говорил: «Деревце мое персиковое».

Он выпрямлялся у печи. Он видел, как к изразцам тянутся руки сестренки и матери. Он слышит, как сестренка говорит, что она неженка.

— Тогда я нежник, — говорит он.

Кто же такой нежник?

Этой ночью к нему придут нежники.

Они появятся из темного угла и крикнут:

Я нежник Нитка.

Я нежник Желток.

Я нежник Синька.

Я нежник Францик.

Я нежник Щука.

Я нежник Смолка!

Их шестеро, они восстали против восемнадцати и требуют от них повиновения. Они всемогущи. Они всегда начеку. Они не знают сна. Они образ, стирающий образы, которые смотрят на О. Они помогают, а помогая, разрушают. Ни одна дверь для них не закрыта, они в лесах, в полях, за печами, в пруду. Они знать не хотят всеобщего порядка. Он рушится на их пути.

Нежник Нитка представитель Смолки в стране нежников. Он правит государством, он государство в государстве.

Нежник Смолка стоит в комнате и левой ногой шаркает по полу, пока пол не нагреется. Он ступней улавливает слова всевластного языка. Он горбит спину, но смеется. Он кривит рот и фыркает, когда до него доходит смысл.

Нежники появились из большой машины.

Большая машина поднимает их с кровати, в которой они затаились. Она поит их силой и омывает водой. Она одевает их и производит возвещенный ими гром. Скрежещут рычаги и колеса. Нежники приступают к работе.

В машине сидит фрау Штюбинг. На ней черная бархатка с шестью именами: Смолка, Нитка, Желток, Синька, Францик и Щука.

Нежник Желток — уже старик. Он все время страдает. Он живет от болезни до болезни. Нет муки страшнее его страданий. Страх, обступающий его со всех сторон, — его собственный страх. Желток будит спящих и заставляет их страдать вместе с ним. Он страдает, чтобы избежать спасения и чтобы не спасти никого. Он несет боль другим. В его теле сидят иглы, по их каналам текут советы и лекарства нежника Францика. У Желтка взбухшие вены, он словно запутался в их сети.

Старые глаза смотрят надменно. Он никому не дает покоя. Он с корнем вырывает зеленую траву и заваливает листвой дороги. Он болеет тем, о чем думает. У него губы так же белы, как и усы с бородой. Он имеет право страдать.

Он предупреждает об угрозе всего, что несет радость. Он любит вылезшие на лоб глаза. В его ушах страшный гул. По его плоти и крови блуждает недуг. Это состояние неизменно.

Нежник Францик сражается со смертью Желтка, который сам себе смерть. Желток бессмертен.

Руки нежника Францика погружены в стерилизатор. На лице — марлевая повязка. Он смотрит на операционный стол. Склоняется над Желтком. У него в руках мелькают ланцет, пуговчатый зонд, игла Дешампа. Он щелкает костными щипцами и велит подать крючок для разведения краев раны. Нежник Смолка оглашает бюллетень. Он сутулится, его горб круто бугрится.

Нежник Синька убивает то, что становится ему поперек пути. Он охраняет страдание Желтка. Он мстит смеющимся, хотя смеется сам. Он — тень Смолки. Он неотступно следует за ним. Его рыболовный крючок впивается в плоть. Он ловит рыбу на всех прудах. Никакая стена не преграда ему, никакой умысел — не тайна. Он ненавидит кругообразие. Он мчится как ураган по лестницам.

На колени перед нежниками!

Эй, вы, на ступенях!

Эй, вы, на балконе!

Его крючок нацелен в загривок. Он чтит Греса и правит ход золотых часов Цёлестина. Он отметает мольбы и просьбы и внемлет им, когда захочет. Он несет стужу. Он терзает яства! Он выверяет числа. Его бичом исполосован мир. Он рука, достигающая всех далей. Его зубы скрежещут. Кулаки грохочут. Его шаги оглушают.

Он — отец всех вещей. Он выманивает из домов собак. Он убивает кошек. Он любит кошачьи воскресенья, когда ему охота позабавиться. Он пособляет холопу Кошкодеру. Он обитает во всех жилищах. Он гонит зверя на ловца. Он таится в прибрежных зарослях. Он тянет руку из гущи вьюнка. Он сидит на персиковых деревьях. Он вращает флюгер. Он точит ножи. Он мутит разум. Он расписывает стены своими приказами. Он срывает со стен картины в галерее герцогини. И на стенах остается лишь его тень, даже когда он уходит.

Когда нежник Синька сеет ужас, нежник Щука музицирует. Он властелин органа и правит в главной его части. Он прорастает сквозь верхнюю клавиатуру в трубы, ведущие к педалям. Голос Щуки поднимается по воздушному каналу и движет ногами О., когда они узнают вести. Он поет песню.

Нежники говорят: «Жар — пожар». Это песня о печи. Это песня над крышей замка. Эта песня слышна изо дня в день. Без нее не расцветают камелии. Она сопровождает Розалию Ранц по дороге во второй замок. Нежник Щука постигает мир, когда играет на альте. Его низкий тон — это голос Желтка. Его боль уже не так мучительна.

О. сидит с ним в церкви позади певчих. Он посылает Германа Керна в Америку, чтобы наполнить ее пением. Щука проходит сквозь сны. Нежник Щука отрывается от земли и окрашивает черную бархатку графини в белый цвет.

Пятеро нежников являются к О. Он сидит на склоне горы во фруктовом саду и смотрит в долину. В бараке живут пришлые. О. живет с родителями в пивоварне. В бочках бродит красный арамон. О. прислонился спиной к стволу яблони. Картины зыбятся у него в глазах. Кукурузный початок — его скипетр. Он делает им знак, приветствуя пятерых гостей.

Они живут в стране замков. У этих замков нет ни лестниц, ни круглых столов. У каждого свой замок. Нежники — машинного роду-племени. Они злы и добры. Они истребляют и защищают. Они зрячи и глухи. Они в замке и везде.

Если они где-либо появились, значит здесь что-то будет.

О. шагает с матерью через парк. Его руки еще взбудоражены игрой на пианино. Навстречу идут обе дамы из замка, они спрашивают у матери, прорезались ли у мальчика постоянные зубки. О. убегает, петляет по полянкам и сует в рот ладошку.

Вместе с нежниками он поет песню «Зубов полон рот».

Он бросает на землю початок. И танцует. Он вновь думает о том, что считает пропавшим. Он видит печь.

Смолка. Войдите! (Появляются Ткач, Пантхауэр, Кегль и Пеппо К.)

Ткач. У меня сети полнехоньки (прикладывается к бутылке водки).

Смолка (грозно кричит). В ноги нежникам, каналья! (Ткач падает на колени и подставляет шею.)

Пантхауэр. Вот виселица с перепелами. (Приложив к подбородку скрипку, играет песню нежников.)

Смолка (грозно кричит). В ноги! (Пантхауэр падает на колени и подставляет шею.)

Кегль. Щука сидит в моем органе.

Смолка (грозно кричит). В ноги! (Кегль падает на колени и подставляет шею.)

Пеппо. Свадебная песня готова!

Смолка (грозно кричит). В ноги! (Пеппо падает на колени и подставляет шею.)

Гремит гром, сверкает молния; нежники идут.

Смолка (поет). Видел нежников, голубчик? Ты их...

Нежники ставят Смолку в середину своего круга. Смолка исполняет танец нежников. Они несут на руках восемнадцать господ. Ткач, Пантхауэр, Кегль и Пеппо стоят на коленях перед нежниками.

Смолка (господам). У вас уже прорезались зубки? (Все показывают зубы.)

Какой ты белозубый, Ткач! (Он бросает князя, который превратился в каплуна, Ткачу. Тот быстро проглатывает его.)

Синька. Всех наземь! (Все падают на землю.)

Смолка. Теперь вас семнадцать. Вот моя рука. Подойдите и целуйте. (Они устремляются к руке.)

Смолка (грозно кричит). Эй, козлобородый! Ну-ка повтори, что говорил. При всех скажи.

Остроконечная бородка (дрожа, как осиновый лист). Так... Куда это он идет? Они выползают из-за печей и идут в школу. Народу учиться ни к чему.

Синька. У них уже все зубки, все! Они вылезают из пруда, они грядут. У нежников острые зззубы! (Отпихивает графа в сторону.)

Князь Генрих (из утробы Ткача). Мария Ной-майстер — светило кулинарии. Она всегда умела извлекать вечное благо из тленного. О, Розалия Ранц, теперь твой Генрих стал снедью!

Смолка (грозно кричит). В ноги! (Появляется фрау Штюбинг. У нее черты Розалии Ранц. Она уводит Ткача.)

Князь Генрих (из утробы Ткача). О, благодатный оазис вокруг соска.

Черная бархатка (парит над коленопреклоненными господами). Что это за персиковый хлыст? Вы посадили его в моем саду. Или это камелия?

Смолка (грозно кричит). Персиковое дерево!

Черная бархатка. Где же моя пила? Я спилю его раз и навсегда. Только нам дано право владеть этим деревом. Его плоды предназначены для круглого стола.

Смолка (грозно кричит). Пила зззубчатая! Зззубы! Зззубья!

Черная бархатка. Я пилю, пилю, пилю. (В изнеможении прерывается.)

Желток (смертельно бледный). А вот и я, ваша смерть. Я последний день всеобщего и долговечного. Я ваша могила, ваш оловянный гроб. Мраморная доска ласкает мой взор. А где беседка? Не мешкай, Грес, хватай персики с круглого стола. (Поет.)

(Берет черную бархатку и вешает ее на персиковое дерево.)

Францик. Всем раздеться. Я буду обследовать вас. Дайте-ка слуховую трубку! (В то время как шестнадцать господ раздеваются, нежники с ужасающей быстротой шаркают ступнями по земле.)

Нежники, Пантхауэр, Кегль и Пеппо. Все только платья, платья, платья.

Францик (с диким хохотом). Я уже не слышу дыхания. (Бьет ногой по горе одежд. Гора растет. Господа начинают исчезать.) Вот мое заключение. (Отбрасывает слуховую трубку.) Там, где прошли нежники, пульс больше не бьется. Точка. Кухни пусты. С охотой покончено. (Макс Кошкодер без ружья проходит мимо.) Хоть плачь, хоть смейся! (Из земли вырываются языки пламени. Они перекидываются на одежды, но ничего не могут с ними поделать, так как гора платьев разбухает, выходя за пределы сцены. В самом пекле стоит, не тронутое огнем, персиковое дерево, увешанное теперь множеством черных бархаток.)

Смолка (с сатанинским хохотом трагика). А-а-а-ха-ха-ха-ха!

О. идет по саду. Вечереет. Нежники несут ему кукурузные початки. О. прислоняется к печи. На него устремлены взгляды сестренки и матери. Они видят образ нежника Смолки. О. садится за пианино и поет песню про ель. Он уединился, потому что ждет нежников. Шесть раз нажимает он на клавиши. Извлеченные звуки называются: Смолка, Нитка, Желток, Синька, Францик и Щука.

Он не считает их своими богами.

Иначе они были бы вне парка.

А за ним кончается белый свет.

Ночью он получит послание. Это будут ужасные вести. Вести о том свете, о смерти фазанов и перепелов. Вести смазывают картины и призывают О. и нежника Смолку.

Нитка правит и должен править.

Желток страдает и должен страдать.

Смолка убивает и должен убивать.

Францик сражается с болью и должен сражаться.

Щука играет на органе и должен качать воздух.

Нежники обладают властью.

О. опять стоит у печи и рассказывает о власти.

Мы в замке. Мы в башне. Мы лилии на гербе.

Заслышав шум механизмов, О. бежит на кухню замка.

Он готовит еду для нежников.

Ему выпало счастье быть нежником.

В ноги нежникам, канальи!