Книга: Утренний чтец
Назад: 6
Дальше: 8

7

Настал самый страшный для Белана момент: время уборки. Проваливаться целиком в утробу Твари, чтобы вычистить ей внутренности, всегда было нелегко. Каждый вечер он пересиливал себя, спускаясь в яму, но только такой ценой можно было безнаказанно совершать свое должностное преступление. С тех пор как Ковальски развесил камеры наблюдения по всем углам цеха, Белан уже не мог извлекать добычу с прежней легкостью. После несчастного случая с Джузеппе шеф наконец оснастил завод шестью сверхсовременными цифровыми камерами – недреманными очами, круглые сутки следившими за всеми их деяниями и поступками. Чтобы подобная трагедия не повторилась больше никогда, утверждал толстяк скорбным голосом. Скорбь была напускная, Белан на нее не купился. Жирная скотина Феликс Ковальски сроду не проявил ни грана сочувствия к старику Карминетти: он считал его бесполезной проспиртованной обузой. Просто трагедия с Джузеппе дала ему нежданный шанс воплотить свою давнишнюю мечту: надзирать за подвластным ему мирком, не поднимая задницы с кожаного кресла, в котором он покоил свои телеса с утра до вечера. Плевал Белан на Ковальски с его камерами наблюдения.
* * *
Отключив “Церстор”, он пробрался на дно резервуара. В такие минуты перед его взором часто всплывал образ перепуганной крысы, тщетно царапающей сталь когтистыми лапами. Он знал, что Тварь не в силах ему навредить, что пульт управления обесточен, что подача топлива прекращена. И все равно Белан держался настороже, прислушивался к самомалейшей вибрации, готовый вырываться из ее когтей, если ей вдруг не вовремя приспичит заморить червячка. Он отвинтил вал с цилиндрами и протиснулся между двумя рядами молотков. Чтобы долезть до внутренних подшипников, надо было карабкаться враскоряку еще метра два. Он крикнул Брюннеру, чтобы тот передал ему шприц со смазкой через боковой люк. В этой долговязой жерди было метр восемьдесят пять росту, и до механизма он добраться не мог. Как же бесился Брюннер, что ему нельзя взойти на борт корабля и приходится оставаться на причале, довольствуясь всякой ерундой – подать гаечный ключ 32 мм, масленку или водяной шланг. Белан зажег налобный фонарь. Здесь, в еще теплом стальном брюхе, лежал дневной урожай. Десяток листочков ждали его, всегда в одном и том же месте, единственном, куда не достигали струи из форсунок, – между стальным днищем и креплением последнего вала, утыканного лезвиями. Вырванные странички, прибитые к стенке потоками воды, застрявшие на металлической опоре, на середине рокового пути. Джузеппе называл их живыми шкурками. “Они – все, что остается после бойни, малыш”, говорил он с дрожью в голосе. Недолго думая, Белан расстегнул молнию на спецовке и засунул десяток промокших страниц под майку. Смазав все подшипники и промыв струей воды брюхо Твари, он выбрался из тюрьмы; сегодняшние избранники покоились в тепле у него на груди. Папаша Ковальски опять оторвал свою тушу от кресла и доволок ее до края вышки. Мысль, что подчиненный на несколько минут выпал из поля зрения его соглядатаев, была для него нестерпима. Сколько бы ни мигали камеры всеми своими красными глазами, ему все равно не узнать, чем занимался Гормоль в брюхе машины. Ангельская улыбка, которую каждый вечер посылал ему Белан, направляясь в душ, его отнюдь не успокаивала.
* * *
Минут десять Белан стоял под обжигающей струей. Ему осточертела грязь, в которой он целыми днями ковырялся. Надо было любой ценой избавиться от этой дряни, смыть с себя преступление, не выносить его из этих желтоватых стен. Он выходил из калитки на улицу с таким ощущением, словно вырвался из ада. Пока поезд вез его к домашнему очагу, он извлек живые шкурки на свет и осторожно разложил их на промокашках: пусть вберут в себя всю сырость, пропитавшую их волокна. А назавтра, в том же вагоне, он избавит живые шкурки от слов, и они наконец умрут.
Назад: 6
Дальше: 8