Целую неделю в Нью-Йорке шли разговоры о предстоящем выступлении профессора Роусса.

— Слыхали? Знаменитый ученый…

— Да, да, он приехал в Штаты. Будет демонстрировать новые эксперименты…

В назначенный час зал был переполнен. Здесь находились редакторы крупных газет и журналов, обозреватели, три члена палаты представителей и даже один сенатор.

— Джентльмены! — начал профессор. — Два мои эксперимента были в свое время описаны Карелом Чапеком. Вы, надеюсь, помните, в чем заключается мой метод: я произношу слово, а вы должны тотчас же произнести другое слово, которое вам придет в этот момент в голову, даже если это будет чепуха и вздор. В итоге я на основании ваших слов расскажу вам, о чем вы думаете и что скрываете.

Все это основано на ассоциативном мышлении, заторможенных рефлексах и прочем. Короче говоря, я проникаю в глубины вашего сознания. Как вам известно, во время эксперимента, о котором писал Чапек, я беседовал с неким Суханеком, подозреваемым в убийстве шофера такси, причем в преступлении обвиняемый не сознавался. Между мною и им произошел такой диалог, или, точнее, перекличка: «Дорога» — «Шоссе», «Спрятать» — «Зарыть», «Чистка» — «Пятна», «Тряпка» — «Мешок», «Лопата» — «Сад», «Яма» — «Забор», «Труп»… При последнем слове, произнесенном мною, он стал нервничать.

Анализируя перекличку, я тут же установил, что Суханек действительно убил шофера по дороге на Бероун, зарыл его под забором у себя в саду и вытирал кровь мешком. Все это подтвердилось. Во время опыта с другим человеком мне без труда удалось определить его профессию. На каждое мое слово он отвечал целым перечнем штампов. К примеру, я говорю: «Огонь!» Он — как из пулемета: «Огнем и мечом. Отважный пожарник. Пламенная речь. Огненная надпись на пиру Валтасара». Я: «Глаза». Он: «Завязанные глаза Фемиды. Бревно в глазу. Открыть глаза на истину. Пускать пыль в глаза. Хранить как зеницу ока». Ну конечно же это был газетчик…

Сейчас, — продолжал профессор Роусс, — я продемонстрирую не только старые, но и новые приемы. Итак, прошу вас…

Из второго ряда вышел долговязый мужчина в очках с розовыми стеклами. Череп его был отшлифован, как шарикоподшипник.

— Снимите очки, — предложил профессор. — Они помешают опыту.

— Не могу, — ответил испытуемый. — Иначе я буду видеть окружающее не в том свете…

— Пусть будет по-вашему, — согласился профессор. — Может быть, это даст мне дополнительный материал. Внимание! Я произношу первое слово: «Капитализм»…

Молчание.

— Ка-пи-та-лизм, — повторил Роусс.

Помявшись, долговязый ответил:

— Такого слова в нашем языке нет.

— Да? — удивился профессор Роусс, — Я давно не был в Штатах и, видимо, поотстал…

— Капитализм исчез несколько лет тому назад, когда газета «Нью-Йорк геральд трибюн» и журнал «Зис уик мэгэзин» провели конкурс на замену слова «капитализм» другим словом, — пояснил обладатель розовых очков.

— Но разве замена одного слова другим означает…

— Означает, профессор. Я напомню вам, что писал «Зис уик мэгэзин»: «Замена всего лишь одного слова другим может содействовать изменению хода истории».

Роусс почесал в затылке.

— Ну, и содействовала?

— Конечно! А теперь у нас «новый республиканизм», он же «продуктивизм», хотите — «частнопредпринимизм», еще лучше — «экономическая демократия». Если уж говорить о капитализме, то только о народном. В книге Льюиса Джилберта «Дивиденды и демократия» говорится даже о «народно-демократическом капитализме».

— Понимаю, — оживился Роусс. — При соединении столь различных слов, как при ядерной реакции, происходит взрыв. Образуется абракадабра, и от старого, нехорошего, осточертевшего всем капитализма ничего не остается…

— Вот именно!

— Но мы отвлеклись, — строго сказал Роусс. — Итак, я называю следующее слово: «Кризис».

— Относительный спад. Необходимая передышка. Непредвиденное скольжение. Естественное выравнивание. Поворот к снижению. Понижательная тенденция. Нормальное приспособление. Неустойчивый период. Период колебаний. Колебательное урегулирование. Здоровое урегулирование… — бойко затараторил долговязый.

— Хватит! — нахмурился Роусс. — Хотя я и предупреждал вас: говорите все, что придет вам в голову, даже если это будет нонсенс, — но это уж такой нонсенс, что даже я ничего не могу понять. Я хотел определить вашу профессию, но не могу. Эксперимент не удается!

— Я экономический обозреватель, — злорадно пояснил испытуемый.

— Но что означают все эти словосочетания?

— Одно и то же. То самое явление, когда свертывается производство, останавливаются заводы…

— Кри… — начал было знаменитый ученый, но долговязый перебил его:

— Не произносите этого слова: оно запрещенное! Это марксистская выдумка. В Америке нет никакого «кри».

— В таком случае я просто не узнаю некогда близкого мне английского лексикона, — признался профессор. — Меня интересует, как же теперь американцы понимают друг друга. Джентльмены, я предлагаю вызвать в зал с улицы первого же прохожего, и пусть этот экономический обозреватель его проинтервьюирует…

В зал ввели сумрачного человека, который растерянно мял в руках старую шляпу.

— Каково ваше мнение о здоровом урегулировании? — спросил его долговязый, сверкнув своим черепом.

— Это в каком смысле?

— В смысле периода колебаний…

— Точнее?

— Ну, понижательной тенденции…

— Не понимаю.

— Что вы думаете о скольжении, выравнивании, балансировании и вообще о спаде?

— А! Это вы о кризисе?

— У нас его нет!.. — раздраженно воскликнул экономический обозреватель. — Как вам попало на язык это красное слово? Вы коммунист?

— Почему? Я просто перманентный отдыхающий, — криво усмехнулся незнакомец.

— В каком смысле?

— В смысле изолированный от сферы производства волею обстоятельств. В результате здорового урегулирования я остался без прожиточного минимума.

— Вы безработный?

— У нас ведь их нет… Да и как вам, на язык попало это красное слово? Вы коммунист?

— Джентльмены! — сказал профессор Роусс, — На этом я кончаю свои эксперименты. До сих пор я имел дело с обычными уголовниками, ставил даже опыты с психическими больными и как-то понимал их, так сказать, проникал против их воли в глубины их сознания. Но с такими людьми, как этот обозреватель, мне беседовать… Нет! Нет! Куда я попал?! Или я устарел и моя система… Или ваша…

Профессор Роусс схватился за край стола и пошатнулся…

Очнувшись, он увидел над собой человека в белом халате.

— Вы кто такой? — спросил Роусс.

— Я специалист по проблеме номер один — проблеме душевного здоровья. Излечиваю от уныния, хандры и прочих неприятных переживаний. Вот вам пилюля счастья, проглотите ее — и все пройдет…

— Мне неизвестны такие пилюли, — слабо возразил Роусс.

— Что вы?! Они известны всей Америке. Новое изобретение. Только в прошлом году их было продано на двести миллионов долларов. Чудесные пилюли! Проглотите — и сразу станете бодрым. Никакого пессимизма, один чистый оптимизм!

— Нет уж, глотайте эти пилюли сами, а мне, очень прошу, поскорее закажите билет на самолет.