По азимуту
Лето было в разгаре.
Москвичи уже давно отреклись от супов и перешли на окрошку.
Мимо очередей, стоявших за квасом, проезжали колонны автобусов с флажками, звучали горны: пионеры ехали в лагеря.
К платформам московских вокзалов подходили пригородные электрички, пахнущие жасмином.
Рядом с ними останавливались раскаленные от зноя вагоны дальних поездов. Пассажиры осовело глядели в запыленные окна и вытирали платками мокрые лбы.
В общем, было лето как лето, со всеми своими приметами. Может быть, несколько жарче обычного. И потому по субботам горожане вели особенно горячие дискуссии, куда убраться на воскресенье.
Одна из таких дискуссий проходила на веранде химкинского ресторана.
За столиком сидели пять человек: трое мужчин — два очень полных и один очень худой — и две женщины.
Полные мужчины, Вадим Сизов и Глеб Кваснецкий, работали плановиками-экономистами. Женщины, Юля и Кира, были их женами. Пятым собеседником являлся Матвей Лысюк — продавец магазина случайных вещей, холостяк и ярый курильщик.
За барьером веранды плескалось водохранилище. Над волнами летали чайки. У речного вокзала нетерпеливо гудели пароходы.
Сизов и Кваснецкий вяло жевали шашлык. Дамы пробавлялись мороженым. Лысюк курил и сквозь табачный дым наблюдал за суетой, царившей на пристани.
Там, внизу, стояли толпы людей в спортивных костюмах, с рюкзаками. Откуда-то доносилось лихое и задорное: «До свиданья, мама, не горюй…».
— А мы живем… — раздумчиво произнес Лысюк. — Неправильно мы живем! Вот с кого надо брать пример. Туристы! Энтузиасты! А тут каждый день стоишь за прилавком, глотаешь пыль… Приходит воскресенье — и опять глотаешь…
Лысюк выпил рюмку коньяку и снова окутался дымом.
— А ведь он прав! — взмахнул вилкой Сизов. — Я считаю, что образ жизни надо менять!
— Пока не поздно, — добавила Юлия. — А то будет как у Свидригайло.
— А что у Свидригайло? — встревоженно спросила Кира.
— Инфаркт.
— Или как у Мелконянца.
— А что у Мелконянца?
— Инсульт.
— Или как у Зусмановича.
— А что у Зусмановича?
— И то и другое.
Наступило тягостное молчание.
— Ничего, время впереди еще есть, — обнадеживающе заметил Кваснецкий. — Можем исправиться. Давайте решим так: со следующей субботы — в поход! Как ведь это здорово! Идешь лесом, соловьи поют… На привале — картошка в мундире…
— Да, да! — горячо поддержал Сизов, отложив вилку в сторону. — Спишь в палатке, на земле. Пьешь воду из родника, купаешься в дикой речушке. А потом возвращаешься домой. Сил — на целую неделю!
— Эх, сколько мы теряем! — отчаянно воскликнул Кваснецкий. Официантка поняла это по-своему и начала выписывать счет. — А все отчего? Инертны мы! Ленивы и нелюбопытны! У нас Криванчиков такой есть — десять лет в походы ходит! Врачи не узнают! Одно время аж умирал человек, такой хлипкий был, а теперь просто гвардеец! Пятьдесят лет — и вот женился!
— А мы живем… — завистливо заметил Лысюк.
— Не вздыхать надо, а действовать! — воодушевленно сказал Кваснецкий. — Быка — за рога! Начать со списка, что с собой берем, какие продукты…
— Ты поосторожней насчет продуктов, не особенно это подчеркивай, — перебил Сизов. — Тебе худеть надо, поменьше есть и спортом заниматься. Ты знаешь, что такое туризм? Это комбинация всех видов спорта. Тут тебе и ходьба, и бег, и лазание, и плавание, и гребля, и…
— Ладно, ладно, не уговаривай меня. И хождение по азимуту. Все знаю. Как-никак солдат в прошлом. У меня еще и старый компас есть… Вот пойдем и увидим, кто будет впереди.
Кваснецкий гордо выгнул грудь.
— Наши мужчины — молодцы! — хором воскликнули Юлия и Кира.
— Надеюсь, они нас возьмут с собой, — добавила Кира. — Завтра же еду покупать рюкзак.
Ободренные поддержкой женщин, Сизов и Кваснецкий еще яростнее продолжали обсуждать проблему туризма. Причем, когда Кваснецкий рассказывал, как однажды во время войны ему пришлось идти через глухой лес по азимуту, лицо его приняло выражение крайнего умиления. Казалось, что он вот-вот расплачется. Так это было хорошо и здорово — идти по азимуту!
— Ну, а ты что молчишь, Матвей? — спросил Сизов.
— Я человек дела, — сказал Лысюк, — куда идти? Где собираться?
— Суббота. Шесть вечера. Здесь, у пристани, — телеграфно кратко ответил Кваснецкий. — Сначала плывем, затем высаживаемся, дальше — пешком. Маршрут разрабатываю я.
— Может, еще созвонимся? Уточним?
— Никаких звонков. Это только дезорганизует.
Неделя прошла в сборах.
Сизов купил рюкзак и ботинки-кеды.
Юлия запаслась шароварами и путеводителем по Подмосковью…
Холодильник был набит консервами.
На письменном столе рядом с полевым биноклем, взятым напрокат у соседа, лежал пакет походной аптечки.
— Вот эта аптечка в первую очередь пригодится, кажется, мне… — многозначительно сказал Сизов своей жене утром в субботу.
— А что с тобой, Вадик? — встревожилась Юлия.
— Сбоку что-то болит. Может, межреберная невралгия… А может, к погоде… Кстати, прогноза на ближайшие дни ты не слыхала?
— По телефону справлялась. В общем, нам не везет: переменно, дожди и грозы.
— Да-а… — протянул Сизов. — Шлепать по грязи не самая большая радость. По азимуту, пожалуй, не пойдешь. Это только для Кваснецкого удовольствие…
— Ты что, раздумал?
— Нет. Ну, пока!
Разговор был продолжен, когда Сизов вернулся с работы.
— Как у тебя эта самая… межреберная? Болит? — спросила Юлия.
— Не говори! А сегодня как узнал, что в понедельник с утра комиссия в отделе будет работать, еще больше разболелась…
— А я туфли походные начала разнашивать. И знаешь — жмут!
— Жмут? — обрадовался Сизов. — Все одно к одному…
— В общем-то, я могла бы пойти… Но если ты не хочешь… Смотри. Решай.
Когда Юлия сказала «решай», у Сизова было такое ощущение, какое испытывает человек, впервые забравшийся на парашютную вышку: и хочется прыгнуть, и страшно.
Вместо ответа Сизов спросил:
— Юля, а что будет по телевизору?
— «Мечты на дорогах».
— О-о! Черт возьми, я давно хотел увидеть этот фильм! Ради него готов жертвовать всем!
Юлия знала, что столь пылкой любви к итальянской кинематографии Вадим раньше не проявлял.
— В общем, дело ясное, — заключила жена. — Лежи на диване и читай путеводитель. Помнишь, как ты красиво декламировал: «Спишь в палатке, на земле, пьешь воду из родника, купаешься в дикой речушке…»? Ха!
— А ты не смейся! Не сейчас, так в другой раз пойдем!
— Но надо же предупредить Лысюка и Кваснецких.
— У них телефона нет. Поедем прямо в Химки, проводим их. Иначе будет не по-товарищески. А о себе скажем… ну… обстоятельства не позволили.
…На пристани знакомых не было. Зашли в ресторан и увидели Лысюка.
— Понимаю, — сказал Сизов, — заправиться решил перед дорогой. Мы тоже можем присоединиться.
Потом присоединились опоздавшие Кваснецкие.
— Знаете, обстоятельства сложились так, что мы пришли вас только проводить, — заявила Кира.
— И я тоже… проводить… обстоятельства… — пробормотал Лысюк, потупя взор. И скрылся за дымовой завесой.
— Если так, то мы одни не пойдем. Какой интерес! — разочарованно заключил Сизов. — Только не понимаю, почему у Кваснецкого на руке компас…
Кваснецкий растерянно покраснел и стал снимать с руки прибор, столь необходимый для хождения по азимуту и ориентировки.
— Это… я… того… когда еще думал, что пойду, надел, а потом забыл оставить дома…
Компас лежал на столе. Стрелка его плавно дрожала и наконец остановилась в направлении буфетной стойки.
С пристани доносился шум голосов. Потом загудел пароход.
— Поехали люди. На лоно природы, — ни к кому не обращаясь, сказал Сизов.
И в ответ прозвучало мечтательно-грустное:
— А мы живем…
