Первое ощущение Майкла было сходно с тем, что он несколько раз испытывал в детстве, когда в церкви объявляли, что «сразу по окончании службы состоится общее собрание учеников», и сразу становилось понятно, что происходит нечто весьма серьезное, и он говорил себе «слава богу, что не со мной». Вот и сейчас, как в те далекие годы, он чувствовал, как сердце ухнуло куда-то вниз и жалобно там трепещет. Возникло даже чувство какого-то непонятного удивления от того, что, мол, он-то не имеет ничего общего с этим несчастным, лежащим в стогу сена, облегчение от того, что не им совершено это преступление – так, как будто раньше это было не ясно. А потом включилось сознание – беспорядочно и неистово, как двигатель, в котором сломалась муфта. Ладно, по крайней мере Геро теперь никуда не уедет. Ветер подул не в ту сторону. Но зачем это понадобилось? И кому? Кому? Стог сена. Почему в стогу сена? А почему бы и нет? Ранним утром, ранним утром, на зеленом поле счастья. Только не утром, а вечером. Тивертон скверно выглядит. Губы дрожат, как у ребенка, который вот-вот расплачется. Интересно, где именно, в какой части поля? Вот несчастье-то; полиция, наверное, уже на месте; теперь все пойдет кувырком. Ах да, конечно, он сказал, в каком-то из стогов. Как чудесна была Геро. Ее тело – солнечный свет моей плоти. Белый стих. Хотя строчка так себе. Стог сена. Какой именно? Ну же, говори. Надеюсь, не пятый. Надеюсь. Да тебе-то какое до этого дело? Пять стогов. Четыре против одного. Только бы не тот, в котором были мы с Геро. Ладно, хватит. Возьми себя в руки. Ранним утром…

Майкл оказался в кабинете. На румяных щеках директора проступили странные голубоватые прожилки. Переводя взгляд с одного из присутствующих на другого, он то и дело нервно снимал и надевал пенсне. Учителя хранили беспокойное молчание, как люди, глядящие вслед отъезжающему поезду. Тивертона здесь не было. Майкл неловко выговорил слова соболезнования, Вэйл ответил: «Спасибо, Эванс, спасибо. Я… это ужасное событие совершенно выбило меня из колеи. Раньше ничего подобного в моей школе не случалось». Гриффин был не настолько потрясен, чтобы нагловато не подмигнуть Майклу.

– Бедный, несчастный мальчик! – продолжал Вэйл, и привычная размеренность его фразеологии странно контрастировала со срывающимся, почти умоляющим тоном. – В голове не укладывается, кому могло понадобиться… э-э… кому он мог помешать. Скандал! Публичный скандал! Я попросил Тивертона объяснить детям, что с моим племянником случилось несчастье, фатальное несчастье. Вдруг удастся все же сделать так, чтобы… э-э… факты не дошли до родителей. Я позвонил доктору Мэддоксу, он вот-вот подъедет. Полиция, разумеется, тоже. Я был бы весьма признателен, Гриффин, если вы встретите доктора, когда он появится, и отведете… я чувствую, что сам на это не способен. Может быть, у кого-нибудь есть соображения относительно иных шагов, которые следовало бы предпринять незамедлительно?..

Майкл понял, что Вэйл хочет, чтобы его освободили от директорских обязанностей, и сказал:

– Быть может, мне – мне и Симсу – стоило бы проследить, чтобы никто не подходил к… месту преступления. Полагаю, полиции надо, чтобы все как можно дольше оставалось так, как было при… обнаружении тела.

– Разумеется, Эванс, разумеется. Отличное предложение.

– Прошу прощения, директор, – проявил инициативу Симс, – но не следовало ли бы нам… э-э… связаться с родственниками несчастного мальчика?

Избавленный от необходимости предпринимать что-либо, Вэйл теперь мог себе позволить пресечь любые дальнейшие покушения на свой авторитет директора.

– Дорогой мой Симс, полагаю, мне нет нужды уверять вас, что любые шаги, тем более столь очевидные, были бы предприняты мною самим, коли того требовала бы ситуация. Но дело, видите ли, в том, что именно я являюсь ближайшим из находящихся в живых родственников мальчика. Ну что ж, если у вас нет больше конструктивных предложений, быть может, присоединитесь к Эвансу и окажете ему требующуюся помощь?

Симс вспыхнул, Майкл неловко поежился. Вэйл, явно почувствовавший себя лучше после этой демонстрации силы, дал понять, что аудиенция окончена, и Симс с Эвансом вышли из кабинета. Майкл, страшась худшего, заставил себя посмотреть в сторону сенного поля. Несколько человек, вооруженных вилами, сгрудились вокруг одного из стогов. Точно, пятый. Кто бы сомневался. Половина стога была раскидана, и последний луч заходящего солнца горестно коснулся красно-желтого нового фургона, стоявшего рядом. При виде Эванса и Симса рабочие отступили на шаг назад. С той стороны, где сено успели убрать, некрасиво съеженное, с соломинками, прилипшими к одежде, лежало тело Элджернона Вайвера-Вимиса. Вид его приятным не назовешь, способ, каким его лишили жизни, отнял у него даже это последнее утешение. Чувствуя, как к горлу подступает тошнота, Майкл отвернулся. Симс завороженно смотрел на тело. Десятник тяжело шагнул к Майклу и прикоснулся к шляпе.

– Жуткое, доложу вам, дело, сэр. Похоже, его убили. Билл, вон тот малый, это он зацепил что-то вилами. – «Ого, – говорит, – кто-то из парней оставил здесь одежду». Мы метнули еще пару раз, и нате вам пожалуйста, сэр. «Ничего себе, – говорит Билл, – да это же труп». Нас всех как по голове ударило, сэр. Так шарахнуло…

– Ладно, так или иначе это нужно было сделать, – невпопад откликнулся Майкл. – Кстати, вы тут что-нибудь трогали?

– Ни в коем случае, сэр. Ну, Билл, он-то сказал: «Может, перенесем бедного молодого джентльмена, ему удобнее будет». А я говорю: «Билл, ты что, спятил? Ничего не трогай. Полиция не разрешает прикасаться к мертвому телу». Ну, я послал его к мистеру Вэйлу доложить, что одного из его ребят нашли на поле. Вот как все это было, сэр.

– Все правильно. А теперь, полагаю, вам лучше всего отпустить своих людей в деревню. Здесь они больше не нужны, полицейские захотят осмотреть поле, как оно есть. А вот вы с… как его… да, Биллом, может быть, задержитесь до их появления?

Десятник дал рабочим необходимые указания, и его маленькая команда распалась. Из школы быстрым шагом приближался Рэнч. Майкл бросил на него удивленный взгляд. Вернувшись потом к этому эпизоду, он по зрелом размышлении заключил, что на лице Рэнча отражалось наполовину облегчение, наполовину страх. Но в тот момент ему было не до анализа, ибо Рэнч, едва заглянув в глубину стога, отскочил на несколько шагов в сторону, и его вырвало. Майкл почувствовал, что Симс отводит его в сторону.

– Слушай, Эванс, ты понимаешь что-нибудь в таких делах? То есть это я к тому, что выглядит он так, словно мертв уже давно… ну, какое-то время.

У Майкла было такое же впечатление, хотя он и затруднился бы сказать почему. Да, действительно, Вимис выглядел очень мертвым. Наверное, Рэнч услышал слова Симса, ибо повернулся и спросил высоким, напряженным голосом:

– Ну и что? Что с этого? Ты к чему, собственно?

– Понимаешь, я только сейчас вспомнил, что нынче вечером, еще до того, как мы занялись поисками, на поле выходил Гриффин и должен был увидеть тело – если к тому времени все уже произошло. А до того были соревнования. Остается только время между обедом и двумя тридцатью – то есть если он обедал вместе со всеми. – Симс завершил сложное логическое построение взглядом победителя.

– Ну и что из всего этого следует? – бросил Рэнч.

– А то, что, как мне кажется, нас всех спросят, где мы были в это время. Алиби будут проверять, ясно? – бодро добавил Симс.

Двое его собеседников, каждый погруженный в свои мысли, довольно долго молчали. Затем Рэнч сварливо проговорил:

– Ты что, в тайной полиции служишь? Все эти страшилки насчет алиби, они, только тем вызваны, что тебя осенило, будто парень долго пролежал мертвым? Не сомневаюсь, у самого-то у тебя безупречное алиби.

– Да нет, если подумать, не такое уж и безупречное, – неуверенно ответил Симс.

– Да бросьте, не переживайте вы так, – с напускным участием сказал Майкл. – Безупречное алиби бывает только у настоящего убийцы. А мы, невинные овечки, просто не способны состряпать нечто убедительное.

Так-то оно так, подумал он про себя, да только если Симс окажется прав, всем нам будет не до смеха. Он уже чувствовал, как внутренний протест против того, что тело обнаружено на месте их с Геро свидания, из чисто эстетического превращается в нечто куда более серьезное. Нелегкие раздумья были прерваны появлением Гриффина в сопровождении доктора Мэддокса. Школьный врач был пухлый, с подпрыгивающей походкой коротышка, от которого исходили добросердечие и запах лекарств. В другой ситуации Майкла позабавило бы, с каким достоинством доктор, облаченный в дорогие кожаные туфли, вышагивает по росистой стерне.

– Добрый вечер, господа, – сказал доктор, с трудом – что показалось Майклу довольно странным – удерживаясь от того, чтобы подойти к трупу на цыпочках – на носочках начищенных до блеска ботинок. – Весьма печально. Бедняга. Ну-ка, ну-ка! – Он опустился на колени, поставил перед собой черный чемоданчик и принялся за работу. Остальные отвернулись. У Майкла в голове невольно вертелся довольно жалкий и глупый каламбур к слову «обследование»; Гриффин дырявил каблуком землю, словно для первого удара по мячу; Рэнч, бросив через плечо два-три беглых взгляда, отвернулся с видимой дрожью во всем теле. «Друг на друга посмотрели, в сторону потом», – с удивлением услышал Майкл собственное бормотание.

– Ты что? – спросил Рэнч.

– Ничего.

Доктор Мэддокс выпрямился и с грустью посмотрел на промокшие колени.

– О господи, господи, – вздохнул он. – Случай чрезвычайно и… э-э… трагический, конечно. Боюсь, сомнений тут быть не может: убийство, возможно, с заранее обдуманным намерением. Сначала несчастного душили руками. Видите, следы? Затем обмотали вокруг шеи тонкий шнур. Обратите внимание на красную полосу: шнур глубоко впился в кожу.

Желающих проверять достоверность высказанных суждений не нашлось. Майкл спрашивал себя, как долго ему удастся удерживаться от вопроса, вертящегося на кончике по меньшей мере трех языков. Нарушая неловкое молчание, Симс первым бросился в воду.

– Как вы думаете, доктор, когда он умер?

Всех троих держали на крючке по крайней мере полминуты – время, понадобившееся доктору, чтобы предаться изложению медицинских подробностей.

– Говоря попросту, – заключил он, – наступило полное трупное окоченение. А это значит, что мальчик мертв более четырех часов; возможно, шесть. Конечно, если тело лежало в сене с самого начала, биологические процессы протекают, и названные мною сроки следует удлинить. Понимаете, мы ведь вообще лишь очень приблизительно можем установить время смерти. В данном случае, я бы сказал, от четырех до семи часов.

Рэнч порывисто потянулся к левому запястью, остановился на полпути, потом снова передумал и, отвернув обшлаг рубахи, посмотрел на часы.

– Без пяти восемь.

По меньшей мере в трех умах начались торопливые вычисления, но еще до того, как появилась возможность сравнить результаты, послышались голоса, и из боковой двери вышло несколько человек во главе с директором и бледнолицым мужчиной гигантского роста – суперинтендантом из Стевертона. Позади них тяжело топали сержант, констебль из Сэдли и еще двое, один – с фотоаппаратом.

– Это суперинтендант Армстронг, – представил его директор. – Суперинтендант, осмелюсь предположить, вы знакомы с доктором Мэддоксом. А эти господа – учителя моей школы: мистер Симс, мистер Эванс, мистер Гриффин и мистер Рэнч.

– Рад познакомиться, – отрывисто бросил полицейский. Со стороны учительского состава послышалось вежливое шуршание.

– Если вам потребуется помощь, – продолжал директор, – не сомневаюсь, что эти господа…

– Благодарю вас, сэр, – прервал его Армстронг, явно не считаясь с этикетом академического разговора. – Разумеется, я обращусь за помощью, когда в ней возникнет необходимость. А сейчас, господа, думаю, вам стоит пройти в здание школы. Позднее мне понадобятся ваши показания. Кто обнаружил тело?

Десятник сделал шаг вперед.

– А вот вы подождите здесь. Пока же мне надо переговорить с доктором Мэддоксом. Доброго вечера, господа.

При этом недвусмысленном высказывании господа потянулись в сторону школы. Эванс и Гриффин немного отстали.

– Перси, – прошептал последний, – получит апоплексический удар, если с ним и дальше будут так обращаться. Как тебе понравился наш мистер Армстронг?

– Совершенно не понравился.

– Лично мне он показался…

– И ты вполне можешь оказаться прав.

Ужин прошел в молчании. Ученики были подавлены и сидели навострив уши в надежде узнать хоть какие-то крохи о случившемся из доносившихся с учительского стола обрывков фраз. Но их ждало разочарование – учителям было указано ничего до времени не говорить, хотя, как справедливо заметил Симс, смысла в этом было немного, ведь из окна хорошо видно, что территорию школы прочесывает целый отряд полиции. Так или иначе Майкл был только рад, что в столовой не слышно обычного гула, ибо сейчас он был полностью сосредоточен на решении трудной проблемы. Как только ужин закончился, Майкл отправился в директорские покои на поиски Геро. К счастью, она оказалась одна, удрученно склонившаяся над едой, к которой даже не притронулась. При его появлении она подняла голову и слегка шевельнула губами, как-то вызывающе и вместе с тем жалобно.

– Ты не слишком рискуешь, милый?

– Выслушай меня, Геро. Сегодня днем мы не виделись. На сенном поле ты была одна.

– Это еще почему?..

– Неужели ты не понимаешь, дорогая, что всех нас будут выспрашивать, где да когда мы были? А Мэддокс утверждает, что, скорее всего, убийство было совершено между часом и четырьмя пополудни.

– Но ведь мы можем обеспечить друг другу алиби…

– Да, и выпустить пар из котла…

– А, ну да, понимаю, Майкл хочет выглядеть рыцарем. – Геро смягчила насмешку ласковой улыбкой.

В дальнем конце коридора послышались шаги.

– Обещай, – с нажимом сказал Майкл.

– Хорошо, хорошо, – прошептала Геро, сделав, однако, про себя некоторые оговорки. – Что-нибудь придумаем, – добавила она, и в этот самый момент открылась дверь и вошел ее муж. Он отрешенно и с некоторым напряжением во взгляде посмотрел на них.

– А, это вы, Эванс; суперинтендант собирается поговорить с каждым из наших работников по отдельности после того, как мальчики лягут спать. Вы готовы?

Майкл пробормотал что-то неопределенное и вышел из комнаты. Его не оставляло чувство смутного раздражения, мелкие уловки Геро продолжали его задевать.

– Что ему было нужно? – осведомился Вэйл.

– Кое-какой реквизит для спектакля, который он ставит со своим классом.

– Ах, вот как? Не уверен, что могу одобрить такого рода представления в моей школе. А сейчас тем более не время думать о театре. Все это ужасно, Геро. Я отдал школе всю свою жизнь. Пятнадцать лет, и вот что происходит, да еще и с мальчиком, которому я был не столько директором, сколько заменял отца.

– Послушай, но ведь тебя же никто не винит в случившемся.

– Разумеется, нет, – раздраженно отмахнулся Вэйл, – только ведь речь не об этом. Ты не хуже моего понимаешь, что даже тень скандала может уничтожить репутацию такого заведения, как это. И что нам тогда делать?

– Ну, с голоду, я полагаю, не умрем. Насколько я понимаю, теперь нам перепадут кое-какие деньги. – Геро сама удивилась цинизму этого замечания.

– Что ты такое говоришь, дорогая? Так, словно я… право, ты сегодня сама не своя. Честно говоря, в такой момент я ожидал от жены большего сочувствия.

Геро устало вздохнула. Ну вот, эти обычные воззвания о сострадании. И беда в том, что они всегда достигают цели, находя отклик в той части женского естества, которая ей неподвластна. Нет, твердо заявила она себе, я люблю Майкла. И никому не позволю заставить меня разменивать эту любовь на благотворительность. Любовь – это вообще не пожертвование. Постепенно успокаиваясь, Геро посмотрела на мужа. Он был смертельно бледен и дышал тяжело и прерывисто.

– Извини, – сказала она, – я действительно немного не в себе.

– Конечно, конечно, сейчас нам всем нелегко.

– А тем, кто под подозрением, – особенно, – небрежно бросила Геро, стараясь шуткой успокоить мужа.

– Под подозрением? Да ты с ума сошла, Геро. О господи, это ты про деньги? Но не можешь же ты всерьез полагать, что…

– Полиция наверняка будет искать мотив.

Геро все еще выдерживала шутливый тон, но, подняв голову, поразилась, увидев, как застыло от ужаса лицо мужа. О господи, мелькнуло у нее в голове, да он же сейчас в обморок упадет. Можно подумать, что это и впрямь его рук дело.

Два маленьких носа плотно прижаты к окну третьего класса, выходящему на сенное поле. Их обладатели – бесстрашные вожаки общества «Черное Пятно», – демонстрируя свое обычное чутье и способность попадать в разные неприятные истории, разнюхали появление нюхачей и оборвали на середине вечернюю молитву, чтобы не упустить ни малейшей детали происходящего. Они добывали материал для того, что газеты называют «эксклюзивной информацией».

– Слушай, Стивенс, вон тот, в приплюснутой шляпе, это, наверное, главный полицейский?

– Не «главный полицейский», болван ты этакий, а инспектор, – сурово одернул его диктатор.

– Прямо гигант, верно? Он даже больше Гриффина.

– Но, держу пари, не такой сильный, как Гриф.

– Да, не повезло бедняге Вимису. Пусть даже он на червяка смахивал… Интересно, как с ним такое могло произойти.

– Ах ты, простачок, ты действительно думаешь, что это несчастный случай? Зачем бы тогда, интересно, они сюда целую кучу копов согнали?

– Да ты что?! Хочешь сказать, что это было…

– Убийство. Расправа. Да, именно это я и хочу сказать. И более того, – таинственно добавил диктатор, – у меня есть некоторые мысли насчет того, кто…

– Круто! Ну, выкладывай! Мы проследим за ним и?.. Кто это?

– Не дыши на стекло, осел, ничего не видно. – Понсонби послушно протер окно. – Говорить пока рано, – продолжал Стивенс, – ты ведь всей школе растреплешь.

– Честное слово, Стивенс, я ни за что… слушай, а что этот малый с фотоаппаратом делает?

– Останки снимает. Так всегда делают при убийстве. Кстати, вот еще одно доказательство того, что это было убийство.

Потрясенный неотразимой логикой командира, Понсонби в восхищении закатил глаза, затем прижался носом к подоконнику.

– Смотри-ка, поднимают его. Кладут в фургон. Я не вижу крови, а ты? Как он страшно выглядит. Я, пожалуй, пойду.

Диктатор был сделан из более прочного материала.

– Катись, если хочешь. Я досмотрю до конца. Эй ты, иди сюда, живо! Смотри, они ворошат сено, наверное, улики ищут. – Понсонби вернулся к окну. – Так, отъезжают. Куда, интересно, его увозят? Верно, на кладбище.

– Как ты думаешь, нам дадут выходной на похороны?

– Возможно. Эй, смотри, инспектор что-то нашел. В платок заворачивает. Отпечатки пальцев.

– Здорово! У нас тоже будут брать?

– Заткнись! Я ничего не вижу – совсем темно становится. Скорее всего, пуля.

– Да нет, карандаш – серебряный карандаш.