Глава 15
РЕЧЬ ИМПЕРАТРИЦЫ

Амилия грызла ноготь, вернее, то, что от него осталось.

— Ну? — спросила она Нимбуса. — Что вы думаете? Мне кажется, она слишком чопорная.

— Вот и хорошо, что чопорная, — ответил худющий гувернер. — Люди высокого положения часто сдержанны и особой подвижностью не отличаются. Она выглядит сильной. Меня беспокоит только ее подбородок. Доска в корсете исправила осанку, но вот подбородок — она все время его опускает, а должна высоко держать голову. Нужно прикрепить к ее платью высокий воротник. Что-нибудь жесткое.

— Поздно что-либо менять, — с раздражением ответила Амилия. — Церемония начнется меньше чем через час.

— О, за это время можно многое успеть, сударыня! — заверил ее Нимбус.

Амилию все еще смущало, когда ее называли «сударыня» или «моя госпожа». Нимбус всегда следовал официальному протоколу и настаивал на таком обращении. Его манеру переняли и другие слуги. Горничные и пажи, которые всего несколько месяцев назад смеялись над Амилией, начали кланяться ей и делать реверансы. Даже Ибис Тинли стал называть ее «ваша милость». Ей льстило их внимание, но она осознавала, сколь мимолетными могут оказаться все эти почести. Несмотря на жалованную грамоту, Амилия оставалась дворянкой только на словах и могла потерять свой титул так же быстро, как получила его, — и именно это могло случиться меньше чем через час.

— Хорошо, ждите меня в коридоре, — велела она. — Я передам вам платье, и вы отнесете его швее. Ваше величество, могу я забрать платье?

Словно во сне Модина подняла руки, и две горничные немедленно принялись расстегивать многочисленные пуговицы и крючки.

От страха у Амилии сводило живот. Она сделала все, что было в ее силах, и в отведенный срок. Модина проявила поразительную покладистость и легко запомнила составленную Сальдуром речь, которая, к счастью, оказалась короткой и очень простой. В церемонии Модине отводилась совсем маленькая роль — выйти на балкон, произнести несколько слов и удалиться. Все это должно было занять несколько минут, но Амилию не покидало предчувствие неминуемого провала.

Несмотря на тщательные приготовления, Модина никак не была готова к такому испытанию. Лишь недавно она проявила признаки ясного ума и единственное, на что была способна, это следовать указаниям других. Во многом императрица напоминала Амилии хорошо надрессированную собаку, которая выполняет команды хозяина, пока тот рядом, но усидит ли она на месте, оставшись одна? Пробежит мимо белка — и пес, забыв о команде «сидеть», погонится за ней. На балкон Амилию не допустят, поэтому, случись что-то неожиданное, невозможно предвидеть, как поведет себя императрица.

Амилия вынесла Нимбусу роскошное платье.

— Поторопитесь! Я не хочу, чтобы императрица была в нижнем белье, когда ударит колокол.

— Я полечу как ветер, моя госпожа, — сказал гувернер, вымученно улыбнувшись.

— Что вы здесь делаете? — послышался возмущенный голос регента Сальдура. Наспех поклонившись, Нимбус исчез с платьем императрицы. По случаю торжества регент был одет в роскошный костюм, отчего казался еще более грозным. — Почему ты не с императрицей? До выступления осталось меньше часа!

— Да, ваше преосвященство, но нужно кое-что под…

Сальдур гневно схватил ее за руку и втащил в комнату. Модина сидела в накинутом на плечи халате, две служанки поправляли ей прическу. При виде регента они застыли с поднятыми руками, а затем присели в глубоком поклоне. Сальдур, казалось, и вовсе их не заметил.

— Я что, должен тратить время на напоминания о том, как важен этот день? — воскликнул он, резко отпустив ее. — Возле дворца собирается вся Аквеста, приедут высокие гости со всего Уоррика и даже послы из таких дальних земель, как Трент и Калис. Они должны увидеть сильную правящую императрицу. Она выучила речь?

— Да, ваше преосвященство, — склонив голову, ответила Амилия.

Сальдур осмотрел императрицу. Его взгляд задержался на небрежно наброшенном халате и незавершенной прическе.

— Если ты все испортишь, если она хотя бы запнется, ты мне за это ответишь! Одно мое слово, и тебя больше никто не увидит! При твоем происхождении мне даже не придется выдумывать оправдания. Никто не станет задавать вопросов. Если ты меня подведешь, Амилия, то горько об этом пожалеешь!

Он ушел, хлопнув дверью. Амилия едва дышала.

— Ваша милость… — позвала Анна.

— В чем дело? — чувствуя, как силы окончательно покидают ее, спросила Амилия.

— Туфелька ее величества… Каблук шатается.

«Что еще должно случиться?»

В любой другой день ничего подобного не происходило, но именно сегодня, когда от этого зависела ее жизнь, неприятности сыпались одна за другой.

— Сейчас же отнеси ее сапожнику и передай, что если он не починит каблук за двадцать минут, я… я…

— Я велю ему поторопиться, ваша милость. — Анна выбежала из комнаты с туфелькой в руках.

Амилия начала ходить взад-вперед по комнате. Комнатка была маленькой, и, сделав несколько шагов, Амилия вынуждена была поворачивать обратно. От этого у нее закружилась голова, но она продолжала ходить, перебирая в памяти все детали церемонии.

«А вдруг Модина упадет с балкона?»

Эта мысль ударила ее, словно хлыст. Сколь бы абсурдным это ни казалось, все возможно. Императрица была не в себе. Непривычная обстановка и крики тысяч восторженных подданных могут напугать Модину, и она пойдет не туда, куда следует. Балкон располагался невысоко, футах в тридцати от земли. Вполне возможно, падение не убьет императрицу, если она удачно приземлится. А вот с Амилией будет покончено.

На лбу выступил пот. Она стала ходить еще быстрее.

Нет времени, чтобы поставить поручни повыше.

«Может, натянуть внизу сетку? Нет, это не поможет».

Дело ведь не в нескольких ушибах, а в том, какое это произведет впечатление.

«Веревку?»

Если обвязать талию Модины веревкой и придерживать ее сзади, Амилия смогла бы удержать императрицу, сделай та лишний шаг вперед.

Вернулся Нимбус и осторожно заглянул в комнату.

— Что с вами, моя госпожа? — спросил он, заметив угрюмое выражение ее лица.

— Гм? Да все идет не так! Мне бы веревку… Да еще туфелька… Ладно, неважно. Что с платьем?

— Швея работает так быстро, как только может. К сожалению, у нас вряд ли останется время на пробную примерку.

— А если воротник не подойдет? Вдруг он окажется слишком тесным, императрица задохнется и не сможет говорить?

— Сударыня, зачем заранее настраивать себя на худшее?

— Вам легко говорить! Это не ваша жизнь висит на волоске — может быть, в прямом смысле.

— Но, моя госпожа, неужели вы боитесь, что простое изменение костюма приведет к столь ужасным последствиям? Мы же все-таки цивилизованные люди.

— Ничего не знаю о вашей цивилизации, Нимбус, но наша может быть очень жестока по отношению к неудачникам.

Амилия посмотрела на Модину. Та сидела тихо и не думала о том, насколько важна речь, с которой она должна выступить. С ней-то ничего не сделают! Она императрица, и весь мир об этом знает. Если она исчезнет, начнутся расспросы и люди потребуют наказания за исчезновение божественной королевы. Даже таких титулованных особ, как Сальдур, могли повесить за подобное преступление.

— Принести головной убор? — спросил Нимбус.

— Да, пожалуйста. Сегодня утром Анна забрала его у модистки и, скорее всего, оставила в спальне императрицы.

— Может, я также принесу вам поесть, госпожа? Вы весь день ничего не ели.

— Я не могу есть.

— Как пожелаете. Я вернусь как можно скорее.

Амилия подошла к окну. Отсюда были видны восточные ворота, через которые рекой текла толпа. Мужчины, женщины и дети всех сословий выстроились в очередь возле решетчатой ограды. От собравшегося народа исходил низкий гул, напоминавший рев огромного зверя вдалеке. Раздался стук в дверь, и вошла швея, бережно держа в руках платье, словно это был новорожденный младенец.

— Как ты быстро! — обрадовалась Амилия.

— Простите, ваша милость, оно еще не совсем готово, но гувернер императрицы только что зашел ко мне и велел заканчивать работу здесь, чтобы подогнать воротник к шее ее величества. Но так не делается, понимаете? Нельзя заставлять императрицу сидеть неподвижно, словно манекен. Но гувернер сказал, что если я не выполню его приказ, он… — Она запнулась и прошептала: — Он сказал, что выпорет меня.

Амилия прикрыла рот рукой, чтобы спрятать улыбку.

— Уверяю тебя, он не говорил всерьез. Но он прав! Дело очень важное, а у нас совсем нет времени, чтобы волноваться о неудобствах, которые мы доставляем ее величеству. За работу!

Они снова одели императрицу, и швея принялась лихорадочно пришивать оставшуюся часть воротника, в то время как Амилия снова ходила туда-сюда по комнате. Снова послышался стук в дверь. Поскольку швея и горничные были заняты, Амилия открыла сама и с изумлением обнаружила на пороге графа Чедвика.

— Добрый вечер, леди Амилия, — сказал он, вежливо поклонившись. — Я надеялся до начала церемонии перемолвиться с ее величеством парой слов.

— Сейчас не самое подходящее время, ваше сиятельство. — Амилия с трудом верила в то, что отказывает дворянину. — Императрица сейчас занята. Прошу вас это понять.

— Разумеется! Приношу свои извинения. В таком случае, возможно, я могу поговорить с вами?

— Со мной? Ну… да, хорошо… наверное. — Амилия вышла и закрыла за собой дверь.

Она надеялась, что граф сразу перейдет к делу, но он зашагал по коридору, и Амилия не сразу сообразила, что должна последовать за ним.

— Полагаю, императрица хорошо себя чувствует?

— Да, ваше сиятельство, — ответила она, оглядываясь на дверь примерочной, которая все отдалялась и отдалялась.

— Рад это слышать, — сказал граф и внезапно добавил: — О, какая непростительная невежливость с моей стороны! А как себя чувствует ваша милость?

— Хорошо, сударь, учитывая обстоятельства.

Не будь Амилия полностью поглощена мыслями об императрице, ее бы изрядно позабавило смущение графа из-за того, что он не сразу поинтересовался ее здоровьем.

— Сегодня чудесная погода, не правда ли? Как раз для праздника.

— Да, ваше сиятельство, превосходная. — Она заставляла себя говорить спокойно.

По коридору мимо них промчались Нимбус, Анна и сапожник. Нимбус на мгновение остановился, бросил ей полный тревоги взгляд и побежал дальше в сторону примерочной.

— Позвольте мне говорить без обиняков, — сказал граф.

— Извольте, сударь. — Амилии едва удавалось сдерживать волнение.

— Всем известно, что вы самый близкий к императрице человек. Она никому так не доверяет, как вам. Не могли бы вы… Вы когда-нибудь… Императрица когда-нибудь говорила обо мне?

Амилия удивленно подняла брови. При других обстоятельствах застенчивость графа могла показаться милой, даже трогательной, но сейчас она молила высшие силы только о том, чтобы он наконец перестал говорить и отпустил ее.

— Прошу прощения, я знаю, что веду себя очень дерзко, но я человек прямой. Мне хотелось бы знать, думает ли ее величество обо мне, смею ли я рассчитывать на ее расположение.

— Господин граф, могу вам честно сказать, что в разговоре со мной императрица ни разу вас не упоминала.

Граф задумался.

— Даже не знаю, как я должен расценивать ваши слова. Не сомневаюсь, что у ее величества много поклонников. Не могли бы вы сделать мне одолжение, сударыня?

— Если это в моих силах…

— Не могли бы вы поговорить с императрицей о том, чтобы она даровала мне танец на балу сегодня вечером после торжественного обеда? Я был бы премного вам благодарен.

— Ее величество не появится ни на балу, ни на обеде. Она никогда не обедает на публике, и у нее очень много дел.

— Никогда?

— Боюсь, что нет…

— Понимаю.

Граф замолчал, задумавшись. Амилия постукивала кончиками пальцев друг о друга.

— Если вы не возражаете, ваша милость, я должна вернуться к императрице.

— Разумеется. Прошу простить, что отнимаю у вас драгоценное время. И все же, если бы вы могли упомянуть обо мне при ее величестве и дать ей понять, что я бы очень хотел нанести ей визит…

— Непременно, ваше сиятельство. А теперь прошу простить меня…

Амилия бросилась обратно и обнаружила, что швея уже закончила пришивать воротник. Он был высокий и действительно помогал Модине не опускать голову. Воротник казался чудовищно неудобным, однако Модина, как всегда, выглядела так, словно ей все равно. Сапожник все еще корпел над туфелькой.

— Еще не готово? — спросила Амилия.

— Новый каблук оказался выше старого, — сообщил Нимбус. — Сапожник пытался подогнать размер, но в спешке случайно излишне укоротил его.

Амилия повернулась к Анне.

— Сколько у нас еще времени?

— Минут пятнадцать, — мрачно ответила та.

— А где головной убор? Я его не вижу.

— Его не оказалось ни в спальне, ни в зале, моя госпожа, — сказал Нимбус.

Анна вдруг побледнела.

— О, великий Марибор, простите меня! Я про него совсем забыла!

— Забыла? Нимбус!

— Да, сударыня?

— Бегите к модистке и принесите головной убор. И когда я говорю бегите, я это и имею в виду, поняли?

— Сию же секунду, сударыня, но я не знаю, где ее мастерская.

— Пусть вас отведет паж!

— Все пажи заняты подготовкой к церемонии.

— Мне все равно! Пригрозите ему мечом, если потребуется. Найдите того, кто знает дорогу, и передайте ему, что это приказ императрицы! Не позволяйте никому вас задерживать. Ступайте же! Анна! — выкрикнула Амилия.

— Да, госпожа Амилия. — Горничная была в слезах и вся дрожала. — Простите меня, госпожа, умоляю, простите!

— У нас нет времени на извинения и слезы. Беги в спальню императрицы и принеси ее повседневную обувь. Она наденет ее вместо парадных туфель.

Амилия захлопнула дверь и в отчаянии с силой ударила по ней кулаком. Прижавшись лбом к дубовой поверхности, она старалась успокоиться. Подол платья прикроет туфли. Никто и не заметит разницы. А вот головной убор — совсем другое дело. Над ним долго трудились, и регенты тотчас заметят его отсутствие. Мастерская модистки находилась в городе, и Амилия не нашла ничего лучше, как поручить Анне забрать убор. В этом она могла винить только себя. Нужно было думать об этом раньше! Ее злила собственная несообразительность. Она еще раз стукнула кулаком по двери, повернулась и осела на пол. Ее пышная юбка надулась, словно пузырь.

Церемония начнется через несколько минут, но еще есть время. Речь Модины завершала церемонию, и Амилия была уверена, что у них будет еще двадцать, может, даже тридцать минут, пока остальные произносят речи. Модина сидела неподвижно в своем белом с золотом королевском платье. Новый воротник обхватывал ее длинную шею. В ней что-то изменилось. Она наблюдала за Амилией с интересом, будто изучая ее.

— С вами все будет в порядке? — спросила Амилия императрицу.

Свет в ее глазах тут же погас, и вернулась пустота.

Амилия вздохнула.

Регент Этельред говорил с балкона, украшенного разноцветными флагами, почти час. Амилия почти ничего не слышала, но знала, что в своей речи он восхваляет величие и мощь Новой империи и говорит о том, что Марибор велел человечеству снова сплотиться. Он рассказывал об успехах Новой империи на севере и бескровном присоединении к ней Альбурна и Данмора. Затем сообщил о небывалом урожае пшеницы и ячменя и о том, что с эльфами навсегда покончено. Им больше не разрешалось оставаться на свободе, а вместо того, чтобы превращать их в бесполезных рабов, их просто заставляли исчезать. Новая империя собирала бродячих эльфов со всех концов государства. Регент не уточнил, как от них будут избавляться. Толпа внизу рукоплескала и ревела от восторга.

Амилия сидела в примерочной, обхватив руками талию. Она даже не могла больше ходить. Императрицу приближение обращения к народу, казалось, вовсе не беспокоило. Она сидела так же неподвижно, как обычно, в своем сияющем платье и роскошном головном уборе, похожем на распушенный павлиний хвост.

Нимбус успел вовремя добраться до модистки, видимо, до смерти запугав угрозами молоденького пажа. Им повезло, поскольку церемония началась позже из-за возникшего в последний момент спора о порядке выступающих. Амилии удалось закрепить убор на голове Модины всего за несколько минут до начала первой речи.

Первым говорил канцлер, затем Этельред и, наконец, Сальдур. С каждым произнесенным им словом Амилии становилось все труднее и труднее дышать. Как только он появился на балконе, толпа замолчала, поняв, что приближается минута, которой все ждали с таким нетерпением.

— Прошло почти тысячелетие, как пала великая Империя Новрона, — обратился он к сотням человек внизу. — Сегодня, однако, мы являемся свидетелями неувядающей силы Марибора и исполнения обещания, которое он дал Новрону: его потомство будет править вечно! Ни людское коварство, ни течение времени не могли убить этот священный обет. Позвольте представить вам доказательство этого. Приветствуйте со мной некогда простую дочь фермера, победительницу эльфийского чудовища, наследницу Новрона, верховную жрицу церкви Нифрона, великую императрицу Модину Новронскую!

Толпа принялась восторженно кричать и рукоплескать. Даже со своего места Амилия чувствовала вибрацию голосов. Она умоляюще и с надеждой посмотрела на Модину. Лицо императрицы было безмятежным. Модина встала, выпрямилась и грациозно пошла вперед. За ней вился шлейф.

Когда она показалась на балконе — когда народ наконец увидел ее лицо, — шум сделался невыносимым. Это был настоящий рев. Радостные восклицания оглушили Амилию. От них содрогался каждый камень в замке, словно от непрерывного раската грома. Это все продолжалось и продолжалось, и Амилия гадала, когда же наконец толпа затихнет.

Такого рева Модина, конечно же, не выдержит. Как все это подействует на ее хрупкий рассудок? Амилия жалела, что Сальдур не позволил ей воспользоваться веревкой или сопровождать императрицу на балконе. Она успокаивала себя только тем, что Модина, скорее всего, замерла, и ее разум удалился во тьму, в которой она так долго жила и где пряталась от мира.

Амилия молилась, чтобы толпа замолкла. Она надеялась, что Этельред или Сальдур как-нибудь успокоят ее, но ни один из них не двигался, и народ продолжал реветь, не сдерживаясь. Затем произошло нечто неожиданное. Модина медленно подняла руки и сделала тихий умиротворяющий жест. Толпа замолкла почти сразу. Амилия не верила своим глазам.

— Любезные мои верноподданные! — Она говорила громким, ясным, почти мелодичным голосом, которого Амилия у нее прежде не слышала. — Как я рада наконец встретиться с вами!

Толпа снова взревела, еще громче, чем раньше. Модина позволила им кричать целую минуту, прежде чем снова призвала к тишине.

— Как вы, наверное, слышали, я была очень больна. Сражение с Бичом Руфуса отняло у меня все силы, но стараниями моего ближайшего друга, верховной наставницы леди Амилии Торинской мне стало много лучше.

Когда Модина упомянула ее имя, Амилия перестала дышать. Этого в речи не было.

— Я очень благодарна Амилии за ее заботу, ибо без ее силы мудрости и доброты меня бы и вовсе здесь не было.

Амилия закрыла глаза и содрогнулась.

— И хотя мне лучше, я все еще быстро утомляюсь. Я должна беречь силы, чтобы посвятить себя борьбе с врагами, заботам об урожае и нашему возвращению к славе и процветанию Империи Новрона. — Она закончила грациозным взмахом руки, повернулась и изящной, величественной походкой удалилась с балкона.

Толпа вновь заревела от восторга, что продолжалось еще долго после ухода Модины.

— Клянусь, я не просила ее это говорить! — убеждала Амилия Сальдура.

— Поскольку императрица публично признала тебя другом и чуть ли не героиней, ты стала знаменитой, — ответил Сальдрур. — Теперь не так просто от тебя избавиться. Но не невозможно. Однако пусть тебя это не тревожит, — в задумчивости продолжал он. — Очень тонкий ход, должен сказать. Хвалю! Такого я от тебя не ожидал. Ты умнее, чем я думал. Впрочем, мне давно следовало бы это понять. Надо будет запомнить. Отличная работа, дорогая моя. В самом деле, отличная.

— Да, это было превосходно! — добавил Этельред. — Теперь мы можем спокойно забыть о провале коронации. Не могу сказать, что одобряю подобное стремление к славе, Амилия, но, учитывая, сколь трудную работу ты проделала, понимаю, что ты хочешь получить признание. Вероятно, нам стоит подумать о награде, Саули.

— Ну разумеется, — ответил второй регент. — Она заслуживает награды. Пойдемте же, Ланис, нас ждет торжественный обед. — Они ушли, продолжая обсуждать церемонию.

Амилия подошла к императрице и, взяв за руку, отвела назад в покои.

— Вы меня в могилу сведете, ваше величество, — сказала она.