Возникло такое общество, сообщает Видок, впервые в Булони. Состояло оно из мичманов и гардемаринов флота, но со временем разрослось и в него вступили многие военные. Называлось это общество «Олимпийцы». Организовано оно было по образцу масонских лож. В него допускались моряки, от гардемарина до капитана корабля, из сухопутной армии — от унтер-офицера до полковника. Видоку самому довелось слышать на собраниях олимпийцев, как они провозглашали принципы равенства и братства, произносили антиправительственные речи.

В Булони олимпийцы собирались обычно у владелицы одного ресторанчика. Тут происходили их заседания и совершались посвящения в члены. О политической направленности этого общества говорят принятые им знаки — рука с мечом в окружении облаков, внизу опрокинутый бюст Наполеона. Чтобы быть принятым в общество, требовалась проверка на мужество и скромность. Достойных и отличившихся на военном поприще, а также недовольных воцарением Наполеона на троне принимали особенно охотно. Хотя о свержении узурпатора предпочитали из осторожности не говорить вслух, однако цель руководителей была именно такова. Всех членов связывала клятва «взаимного содействия и покровительства», и заговорщики только выжидали удобного случая, чтобы начать действовать.

Союз «Олимпийцев», утверждал Видок, возник вскоре после того, как Наполеон объявил себя императором, то есть в 1801 году, и просуществовал года два. Потом он слился со знаменитым обществом «Филадельфов». Таким образом, «Олимпийцы», настаивал Видок, были первыми, что бы ни говорил Шарль Нодье в своей книге «История тайных обществ в армии и военных заговоров, направленных на свержение правительства Бонапарта».

Автор же этой книги доказывал, что тайная организация «Филадельфов» появилась чуть ли не сразу после 18 брюмера (то есть 9 ноября 1799 года), когда Наполеон Бонапарт, фактически совершив государственный переворот, был назначен командующим парижскими войсками.

Филадельфы проявили себя в двух заговорах генерала Мале, в 1808 и 1812 годах, пытавшегося уничтожить империю Наполеона, и оба раза неудачно.

Как и олимпийцы, филадельфы были организованы по образу масонских лож, их секции находились в различных армейских частях. В год коронации Наполеона они насчитывали в своих рядах 4 тысячи офицеров. В основном это были республиканцы, но принимали и роялистов.

Однако можно ли доверять Шарлю Нодье?

Современники не без основания считали его самым неуловимым из полиграфов, Стендаль называл «туманным», про него говорили, что ему известны все способы подделок классиков. И действительно, Шарль Нодье, известный писатель, блестящий рассказчик, знаток и тонкий ценитель литературы, был одним из самых талантливых мистификаторов своего времени. Он обладал даром подражателя, поразительным чувством стиля. Из-под его насмешливого пера вышло немало неожиданных подделок и ловких мистификаций. Самой известной и, пожалуй, самой лучшей из них, в подлинности которой никто поначалу не усомнился, считается знаменитая его «История тайных обществ в армии…». Довольно толстый том под таким названием появился в Париже в конце 1815 года, вскоре после падения Наполеона. Имя автора на титульном листе отсутствовало.

«Если бы факты, о которых я буду говорить в этой книжке, были бы описаны пером Саллюста или Макиавелли, — скромно заявлял в предисловии анонимный автор, — то книга эта была бы признана во всех странах и во все эпохи как один из самых ценных исторических трудов».

Читатели книги находили в ней описание самых невероятных приключений. Заговоры, убийства, погони и преследования, секретные агенты, сражения.

А в общем, это был рассказ о деятельности во времена правления Наполеона тайного союза «Филадельфов» — организации, поставившей своей целью свержение Наполеона.

Шарлю Нодье было присуще одно особое качество: как никто умел он подлинную историю приукрасить узором своей собственной фантазии. И в случае с филадельфами Шарль Нодье исходил из подлинного факта. Организация с таким названием в самом деле существовала. Но это был весьма незначительный кружок молодых людей, недовольных политикой Наполеона.

Под пером Нодье кружок этот, о котором в общем-то мало кто знал, превратился в огромную тайную организацию, активно действовавшую на протяжении 14 лет. Заговор охватывал офицеров всех чинов, выходцев из различных слоев общества. Читатель узнавал самые невероятные подробности многолетней борьбы. В этой отчаянной и жестокой схватке «один за другим погибали самые талантливые руководители общества, самые предприимчивые из его членов. Но общество продолжало существовать, оставаясь мощным среди своих развалин». Да, это была война, восклицал автор, являвшийся, по его словам, одним из руководителей этого тайного союза, война не на жизнь, а на смерть, война, окончившаяся свержением деспотизма, в чем была немалая заслуга и заговорщиков.

Словом, речь шла о действиях, и весьма активных, широкого антиправительственного подполья во времена правления Наполеона. Здесь было чему удивляться. Никто из современников и не подозревал о таком мощном подпольном движении в стране. Сторонники Наполеона, а таких, несмотря на белый террор эпохи реставрации, было еще немало, возмущались и негодовали, усматривая в подлых действиях филадельфов одну из причин краха их кумира. Напротив, противники «корсиканского чудовища», главным образом роялисты, также с готовностью уверовавшие в реальность подпольной организации, не переставали восхищаться ею, столь отважно и успешно боровшейся с тиранией Бонапарта.

Только благодаря автору сенсационной книжки тайное стало явным, были обнародованы невероятные подробности деятельности заговорщиков. Маска конспирации была наконец сброшена. И перед удивленной публикой предстала целая толпа героев-офицеров. Впрочем, слово «толпа» абсолютно не подходит к хорошо организованному и прекрасно законспирированному подполью. В ряды заговорщиков принимали лишь самых достойных и отважных. Во главе организации находилось несколько высокопоставленных лиц, хотя ее члены вербовались из всех слоев общества. Существовало три степени посвящения. Каждому чину тайного общества после клятвы, данной им, присваивалась вместо собственного имени кличка. Для этого выбирали античные имена.

Выбор имен определялся основными чертами характера или поручением, которое давалось принимаемому во время его клятвы свято выполнять устав общества. Члены общества имели свой пароль, у них были условные жесты, по которым они узнавали друг друга, и тайная эмблема.

Что за герои были эти филадельфы! Какие благородные и смелые, какие честные!

Самым отважным из них был глава ордена. Вот как рисует портрет этого рыцаря без страха и упрека автор книжки: «Природа, создавая его, предопределила его для всего доброго и прекрасного. Он мог бы стать по своему желанию поэтом, доктором, магистром; целая армия превозносила его смелость; никто не мог равняться с ним в красноречии; только душа ангела могла бы дать представление о его доброте, если бы эта доброта не была так широко известна… Он был рожден Вертером, свет сделал из него Ловеласа. Именно таким Шиллер нарисовал Фиеску».

Поистине байроническим героем представлял читателю автор книжки главу ордена полковника Жака-Жозефа Удэ, известного в среде заговорщиков под именем Филопомена. В числе его ближайших сподвижников в книге названы многие видные деятели той эпохи, скрывавшиеся под кличками Фабиус, Кассий, Фемистокл, Спартак.

Чем же занимались члены тайного общества, какие деяния совершали? Или, может быть, бравые офицеры ограничивались лишь громкими фразами и предпочитали активным действиям салонные разглагольствования? Отнюдь нет. Правда, несколько их попыток произвести государственный переворот окончились крахом. Выступление двух генералов из числа заговорщиков — Моро и Пишегрю — потерпело неудачу. Пишегрю был убит, Моро выслан за границу. Неудача не обескуражила филадельфов, ибо в их ряды вступил генерал Мале, по кличке, присвоенной ему обществом, Леонид.

Он и его сподвижники были людьми дела. Их подвигами можно восхищаться. Достаточно назвать хотя бы один из них. В истории тайного союза он известен под названием «Заговор альянса». Цель заговора, организованного филадельфами, — покушение на Наполеона. План был разработан самым тщательным образом. Император намеревался ехать в Милан. Маршрут, по которому должна была проследовать его карета, стал известен заговорщикам. «Сто восемьдесят избранных, под предводительством офицера по имени Бюге, устроили засаду между деревнями Тассеньер и Коленн». Они должны были обезоружить конвой Наполеона, а его самого доставить в назначенное место. «Все было подготовлено настолько тщательно, что не могло быть ни малейшего сомнения в успехе». И если заговор не удался, то исключительно из-за случайности. В последнюю минуту Наполеон решил ехать другой дорогой…

Автор «Истории тайных обществ…» рассказывает об аресте Удэ, его побеге из ссылки, о том, как он руководил операцией по освобождению одного из вождей общества генерала Моро. Вооруженные филадельфы окружили Дворец правосудия. Они ждали лишь сигнала, чтобы похитить арестованного. Но неожиданно суд вынес «подлое решение», приговорив Моро к небольшому сроку тюремного заключения и к высылке. Приготовления к вооруженному нападению оказались напрасными.

Рассказывает автор и о гибели бесстрашного руководителя филадельфов. Это случилось в битве под Ваграмом, где Удэ командовал полком. «По особому приказу императора, — патетически восклицает автор, — его послали получить титул барона, генеральские эполеты и семнадцать ран. Он выполнил до конца свою миссию и умер на другой день». Впрочем, дело обстояло будто бы не так просто, как было представлено в официальной версии.

Гибель Удэ, оказывается, была спровоцирована Наполеоном, которому стало известно о заговоре филадельфов. Император решил избавиться от заговорщиков одним ударом. Сделать это было не так трудно, ибо в полку Удэ почти все офицерские должности занимали братья ордена. В этом и заключалась роковая ошибка главы филадельфов. Оплошностью этой воспользовался Наполеон. Во время битвы под Ваграмом Удэ неожиданно получил приказ явиться вместе со своими офицерами в главный штаб армии.

Ничего не подозревающий Удэ поспешил исполнить приказ. В штабе он и все его офицеры — члены тайного общества — попали в засаду и были перебиты. «Сам Удэ, — пишет автор, — умер тремя днями позже от ран. Таким образом были истреблены все филадельфийцы».

Во время похорон главы ордена не обошлось без эксцессов. Один офицер бросился на острие своей сабли в нескольких шагах от могилы. Другой, служивший под начальством Удэ, застрелился.

Покончив столь удачно с тайным обществом — ни один из братьев не остался в живых, — Шарль Нодье, казалось, мог быть спокоен.

Время шло. О филадельфах стали писать другие авторы как о союзе борцов с тиранией Наполеона.

Однако менее легковерные поставили под сомнение достоверность «Истории тайных обществ…». Приводили слова генерала, сменившего Удэ на посту командира полка. Он был свидетелем последних минут жизни полковника. «Раненный под Ваграмом, — рассказывал он, — Удэ был перенесен в дом в пригороде Вены. Он умер от ран через несколько дней и похоронен на кладбище того же пригорода». Офицеры его полка положили на могилу каменную плиту. Никто не кончил у могилы жизнь самоубийством.

Выходило, что автор книги посмеялся над доверчивыми читателями? «Ничуть не бывало, — отважно заявил Шарль Нодье, когда его авторство было установлено и отказываться не имело смысла (его соавторами были Р. Базен, П. Дидье, Лемар). — Я всего лишь скомпоновал имевшиеся в моем распоряжении документы». Он даже называл имена тех, от кого якобы получал необходимые сведения о деятельности тайного общества.

Как позже установили, Ш. Нодье действительно был прав, когда утверждал, что тайное общество филадельфов существовало. Это подтвердил и знаменитый Фуше, министр наполеоновской полиции, который писал в своих мемуарах, что деятельность филадельфов в период империи дала основания для заключения в тюрьму Мале и его сподвижников. Рассказал он и как погиб полковник Удэ, которого заподозрили в измене и что он возглавляет общество филадельфов. «Его заманили в западню, — писал Фуше, — где-то в темноте подвели под оружейный огонь, и есть подозрения, что это был огонь жандармов».

Упоминания о филадельфах можно найти во многих мемуарах и документах той эпохи.

Что касается общества «Олимпийцы», то о нем, как свидетельствовал Видок, было известно властям, но деятельность его не вызывала особого беспокойства. Генеральный комиссар полиции в Булони регулярно доносил Фуше о сборищах заговорщиков, полагая, что олимпийцы всего лишь горстка идеалистов, мечтателей, одержимых масонскими фантазиями. Тем не менее хитрый и осторожный министр полиции заслал в ряды заговорщиков своего агента. Действовал этот агент весьма успешно. Он близко сошелся с некоторыми олимпийцами, которые сочли за честь представить его товарищам. Завоевав доверие, он добился того, что был даже посвящен в члены. Разумеется, обо всем, что говорилось на их сборищах, тотчас же становилось известно министру.

Все это — об олимпийцах и агенте, засланном в их ряды, — Видок узнал от него самого при следующих обстоятельствах.

Однажды Видок стал свидетелем поединка двух военных — вахмистра и сержанта. Во время дуэли сержант поскользнулся и упал в канаву для стока помоев. Послышались насмешки над неудачником сержантом, причем особенно потешался его противник. Видока возмутила такая наглость, и он бросился на нахала с обнаженной шпагой.

Более ловкий и сильный, лучше владевший шпагой, Видок ранил неучтивца в грудь и, движимый состраданием, стал перевязывать его рану. Для этого разорвал на нем рубашку. Тут-то и обнаружил он на теле раненого зловещий знак обитателя галер. Казалось, и тот узнал в Видоке бывшего каторжника. Оба пообещали хранить молчание, и благодарный вахмистр поспешил пригласить обоих своих недавних противников скрепить мировую у «Золотой пушки», где всегда можно было найти превосходную рыбу, жирных уток и отменное вино.

Пропировали весь день. К вечеру остались лишь Видок и сержант, изрядно набравшийся. И Видок вынужден был проводить его до дома. Благодарный сержант, которого, как оказалось, звали Бертран, настоял на том, чтобы его спаситель посетил его жилище. Видок согласился и был поражен, в каких роскошных условиях жил этот простой сержант. Тот поспешил рассеять недоумение новоявленного друга, предложив зарабатывать столько же, сколько имеет и он.

— Вы, может быть, думаете, что я хвастаю и что не могу ничего для вас сделать, — сказал он. — Не плюйте в колодец, друг мой. Я не более как сержант, это правда, но дело в том, что я и не хочу повышения — у меня нет честолюбия, и все олимпийцы таковы же, как я: они мало заботятся о каком-то там чине.

На вопрос, кто такие олимпийцы, Бертран пояснил, что это люди, поклоняющиеся свободе и проповедующие равенство. «Не хотите ли и вы сделаться их приверженцем? — спросил он. — Если да, то я готов услужить вам и вы будете приняты». И он подробно рассказал об олимпийцах и их замыслах. Поблагодарив, Видок поспешил отказаться. Рано или поздно, сказал он, общество обратит на себя внимание полиции, а он не хочет иметь с ней ничего общего. Слова эти, как ни странно, обрадовали Бертрана. Одобрив осторожность и благоразумие Видока, расположенный к откровенности после выпивки, он поведал Видоку под строгим секретом, что выполняет в рядах заговорщиков особую миссию. Иначе говоря, является тайным агентом полиции.

Вскоре Бертран исчез из поля зрения Видока. Но сведения, которые он сообщил, запомнились Видоку. А вскоре многие из олимпийцев были арестованы, как можно было понять, благодаря доносу мнимого сержанта. «Вероятно, он был награжден, неизвестно только кем, — говорит Видок, — очень может быть, что высшая полиция, довольная его услугами, продолжала поручать ему шпионские миссии, так как несколько лет спустя его видели в Испании, где он получил чин лейтенанта и где на него смотрели не хуже, чем на какого-нибудь аристократа из фамилий Монморанси или Сен-Симона».