Прощай, Сталин, но не водка!
В этой книге два главных героя – водка и Сталин. О водке будет и следующая книга. А вот Сталин…
Смерть его глубоко символична.
«1 марта 1953 года, – пишет историк Волкогонов, – ближайшие люди из его окружения разъехались со сталинской дачи в четыре часа утра. Был, по обычаю, ночной ужин. Пили, говорили и опять пили. Сталин теперь пил мало: только немного грузинского вина. Однако Хрущев утверждает, что «Сталин был довольно пьян…». Сталин вначале был в приподнятом настроении, затем пришел в раздражение; выговорил почти каждому из собеседников, особенно Молотову и Берии. Он был недоволен всем… В руководстве кое-кто считает, – жестко говорил Сталин, – что можно жить старыми заслугами… Ошибаются. Да, ошибаются!..»
После чего за столом, уставленным блюдами и напитками, «наступила гробовая тишина». От того, что Сталин никогда ничего не говорил просто так, от его угроз «холодело сердце».
Чем же был недоволен Сталин? Что соратники «не сохранили Югославию»? «Упустили Корею»? Не смогли разжечь пожар мировой революции в Персии, Индии, Китае, Японии? Не сумели сговориться о продаже за миллиард долларов Северного Сахалина?
Что в стране подняли головы вредители («дело врачей»).
Почему обо всем должен думать он один?
Сталин «обвел присутствующих медленным тяжелым взглядом, с усилием поднялся, бросил салфетку на стол и, сухо кивнув всем, ушел…»
Этот ужин оказался прощальным.
Повторюсь, есть версия, что Сталина отравил вечный тамада его застолий Лаврентий Павлович Берия. Как бы то ни было, легенда о новом Сальери захватила сознание многих литераторов. Дмитрий Карапузов в пьесе «Берия», пытаясь доискаться до причин смерти Сталина, на свой лад реконструирует события одного из дней марта 1953 года:
Берия. Вот яд. Дрожит проклятая рука.
А вот – противоядие.
(Входит Сталин).
Сталин. Лаврентий!
Чего ты испугался? Расскажи,
в чем виноват, какие преступленья
отяготить успели твой карман?
Иль в темных закоулках грешных мыслей
Скрыл замысел коварный от меня?
Все вижу по глазам твоим лукавым.
Я всех вас знаю, все вы хороши.
Берия. Мой господин, хозяин моих дум!
Да будет свет твоих очей сиять,
Как и доколе нам сияет солнце!
Да не зайдет оно за горизонт!
Задумался я о судьбе и смерти,
о связях между прошлым и грядущим.
Сталин. Честная мать, куда тебя поперло!
….
Ты пьян, Лаврентий? Что там у тебя?
Берия. Где?
Сталин. За спиной!
Берия. Которое? Вот это?
Сталин. Да! Что это?
Берия. Ах, это! Это – это…
Ну, как его… Вино.
Вино из винограда, чья лоза
Взлелеяна на родине твоей, о Царь Царей,
а гроздья налились в год нашей встречи!
Сталин. Сегодня разве праздник?
Берия. Праздник? Да.
Сегодня праздник у меня.
Сталин. Да что ты!
Какой-нибудь удачно засадил?
Врагу отрезал яйца? Хапнул втрое?
Какой такой «сегодня такой день»?
Берия. Мой день рождения.
Сталин. Пришла тебе охота
шутить. И с кем! Ты помнишь, сукин сын,
что сорок дней назад мы отмечали?
Наверно, что не помнишь, так был пьян.
Как с Молотовым пели вы в обнимку
Похабнейшие песни, а потом
Свалились в придорожную канаву,
Залитую водой, припоминаешь? Нет?
Как расторопность слуг вам помешала
В означенной канаве утонуть?..
Ну и так далее. Пьеса своеобразная. От чего умер Сталин – от яда ли Берии или от чего другого, можно только догадываться. Далее в пьесе появляются Хрущев, Молотов, Маленков и Жуков.
Жуков готов покончить с Берией.
Жуков. Готов ты умереть?
Берия. Умрешь ты первым.
Жуков. Нет, ты. На! На тебе еще. Ну, вот и все…
Маленков. Все, кончился наш Берия. Готов.
Хрущев. Тьфу. Вот тебе. Вот тебе, собака.
Гадюка, тварь, скотина и свинья!
Молотов…. А эту падаль, чтоб не осквернять
святую землю дорогой Отчизны,
мы на помойку выбросим. Пусть псы
его там гложут кости. Ну-ка, братцы,
давайте, уберите тут дерьмо.
(Маленков и Коганович уносят труп Берии).
Я прочитал эту фразу и вспомнил популярную частушку середины 50-х годов:
Как товарищ Берия
Вышел из доверия.
И решили на суде
Оторвать ему муде.
Нет Сталина – и развалилась, пошла вразнос старинная застольная гоп-компания. Остались только злоба, неутоленные амбиции и страх лишиться всего после смерти главного Тамады.
Жуков. Окончен бой. Теперь настало время
Шакалов и ворон.
(Уходит.)
Хрущев. Как дерзок он! Почтенья никакого
К чинам и званиям. А он-то кто такой?..
А дальше по ходу пьесы – Хрущев и Молотов кидают монетку: кому теперь править страной. Выпадает Хрущеву. Но пьеса – неблагодарный для цитирования материал, коль скоро речь идет о реальной истории. К сожалению, Дмитрий Карапузов пишет фамилию Каганович с «о», но уроженцу Екатеринбурга, где метрополитен не носил имени собутыльника Сталина, это простительно, тем более что ошибка не умаляет несомненных достоинств пьесы – «пьяные» детали сталинской речи подмечены достаточно правдоподобно.
Последние дни жизни принесли Сталину нечеловеческие страдания. Коллапс, из которого его вывели с помощью лошадиной дозы камфоры, кофеина, строфантина и проч., потом кровавая рвота, острые нарушения коронарного кровообращения – казалось бы, все, как у рядового старика, много пившего, страдавшего табачной зависимостью, постоянно нарушавшего режим.
Недоумение врачей: а откуда кровавая рвота?
Ответ напрашивался, но произнести его вслух никто не решался – такое бывает только при отравлении…
Что, новые Моцарт и Сальери? Сталин и Берия? Уж не за обеденным ли столом отравил он его и не в ту ли ночь, когда Сталин обронил напугавшую соратников страшную фразу: «Кое-кто считает, что можно жить старыми заслугами… Ошибаются…»?
История об этом умалчивает. Да и не наша задача эту загадку разгадывать. Пусть другие ломают головы.
Еще по одной версии, Сталин в ту ночь пребывал в хорошем настроении. Будучи изрядно навеселе, шутливо ткнул кулаком в живот Никиту Хрущева и проревел с хохляцким акцентом: «Мы-ыкыта!» В четыре утра, выпроводив своих высоких гостей, весело сказал охраннику Хрусталеву:
«Я ложусь спать. Вы тоже можете вздремнуть. Я не буду вас вызывать…»
И – не вызвал больше никого.
Потом были похороны Сталина, давка на Трубной площади (ее тут же окрестили второй Ходынкой из-за больших жертв), запрет на въезд в Москву пассажирских поездов и электричек, чтобы не создавать эксцессов.
Страна в тот день пила крепко. Одни, поминая Вождя, другие – проклиная. На вопрос: «А как вы отреагировали на смерть Сталина в марте 1953 года?» – другой известный Иосиф – русский поэт, лауреат Нобелевской премии – Бродский рассказал историю, похожую на притчу:
«Я тогда учился в… «Петершуле». И нас всех созвали в актовый зал. В «Петершуле» секретарем парторганизации была моя классная руководительница Лидия Васильевна Лисицына. Ей орден Ленина сам Жданов прикалывал – это было большое дело, мы все об этом знали. Она вылезла на сцену, начала чего-то там такое говорить, но на каком-то этапе сбилась и истошным голосом завопила: «На колени! На колени!»
И тут началось такое! Кругом все ревут, и я тоже как бы должен зареветь. Но – тогда к своему стыду, а сейчас, думаю, к чести – я не заревел. Мне все это было как бы диковато: вокруг все стоят и шмыгают носами. И даже всхлипывают; некоторые действительно всерьез плакали. Домой нас отпустили в тот день раньше обычного.
И опять, как ни странно, родители меня уже поджидали дома. Мать была на кухне. Квартира – коммунальная. На кухне кастрюли, соседки – и все ревут. И мать ревет. Я вернулся в комнату в некотором удивлении. Как вдруг отец мне подмигнул, и я понял окончательно, что мне по поводу смерти Сталина особенно расстраиваться нечего… Мне тогда сколько было – шестнадцать лет, да? Никаких особенных чувств я к Сталину не испытывал, это точно. Скорее он мне порядком надоел. Честное слово! Ну везде его портреты! Причем в форме генералиссимуса – красные лампасы и прочее. И хотя я обожаю военную форму, но в случае со Сталиным мне все время казалось, что тут кроется какая-то лажа. Эта фуражка с кокардой и капустой, и прочие дела – все это со Сталиным как-то не вязалось, казалось не очень убедительным. И потом эти усы! И между прочим, в скобках, – знаете, на кого Сталин производил очень сильное впечатление? На гомосексуалистов! Это ужасно интересно. В этих усах было что-то такое южное, кавказско-средиземноморское. Такой папа с усами!..»
В этой книге два главных действующих лица – Сталин и водка. Простимся с первым из двух персонажей – со Сталиным. Сталины, какими бы они ни были великими по своим делам, по вкладу в историю человечества – простые смертные. Они приходят и уходят, проживая, по сути, заурядную человеческую жизнь. А вот водка – эта гадкая, мерзкая, тупящая, пьянящая, сшибающая с ног, мерзейшая просто жидкость – остается с нами многие века. И как бы ее, бедную, несчастную, проклятую многими поколениями русских людей, ни распинали и ни растаптывали, ни унижали и ни оскорбляли «злодейкой с наклейкой», причиной всех пороков и бед, мы ее пьем и пьем, невзирая ни на звания, ни на отличия – бедные ли мы или богатые, здоровые или больные, умные или совсем тупые.
Злые и добрые, жестокие и не очень, образованные и безграмотные, мы все оказываемся перед нею равны и беззащитны – и гении, и плебс; она у нас эквивалент добра и зла, предмет вожделений и причина любого зла.
«Вначале было слово. И слово было у Бога. И слово было «водка». В огромном замкнутом пространстве России водка дает и водка берет… Водка прошлась колесом почти по каждой русской семье, как война с Гитлером и сталинские репрессии… При слове «водка» русский человек начинает вести себя непредсказуемо. Как будто дыра пробивается в подсознание, и там все начинает булькать, пузыриться, ходить ходуном, а на поверхности возникают всякие разные жесты и мимика, глаза загораются, руки потираются; кто подмигивает, кто прищуривается, кто глуповато во весь рот улыбается, кто щелкает пальцами, кто хмурится и впадает в прострацию, но никто, от верхов до низов, не остается равнодушным, выключенным из игры. Мы все в России – заложники водки в большей степени, чем любой политической системы. Короче, водка – русский бог…»
Это написал модный писатель Виктор Ерофеев (не путать с Венедиктом Ерофеевым, автором «Москва – Петушки!»). Что ж, это его взгляд на суть предмета нашего изучения, выстраданный, судя по всему, путь его проб и его ошибок.
Но бог ли водка? Если водка – бог, то ведь с богом у нас никогда не церемонились – сегодня он есть, а завтра его вроде как и нет. Какие-то не совсем честные у нас с ним отношения. Тот, кто вчера рушил его храмы, сегодня их снова возводит, не моргнув глазом. С богом, даже если ты погряз в пороках, все-таки как-то можно столковаться, чего-то у него вымолить – прощения, отпущения грехов, душевного покоя.
А поди, вымоли это у водки. Она глуха к любым человеческим бедам, в ней нет ни капли сострадания, она такая, какая она есть, – как китч – смотреть противно и оторваться невозможно. Не бог весть что. «Из домработниц, а форсу, как у комиссарши!» Но ведь есть в ней что-то такое, без чего русскому человеку никак не прожить. И это «что-то» просыпается, лишь только вступишь с ней в общение. Она как ветреная красавица, которой все безразличны. Она будит любовь, которую через миг превратит в ненависть, она рождает героев и мудрецов, а потом, словно бы в насмешку, из героя делает на глазах труса, а из мудреца – глупца.
Богач с ней становится нищим, а здоровый – больным. Она не бог, она – как проклятие фараонов, и на всем, к чему она прикоснется, ляжет печать. И тайны – в том числе. Как «без Бога не до порога», так и без водки и сам русский человек, и история его России и бледны, и пусты, и серы, и неинтересны, а подчас даже и лживы.
Вот ведь тоже – какая-то напасть! А всего-то ведь жидкость, простая смесь воды и спирта. Но в этой простоте какое-то бездонное величие, как в пушкинском явлении чумы. И если она – бог, то почему в пьяной горячке и профессор, и дворник видят одинаково – ухмыляющихся чертей и змей, словно бы водка их мозг нивелирует, упрощает до простого и такого понятного атома желанного удовольствия. Но за этим удовольствием – беда, тоска, смерть, пропасть.
Вот тоже, придумали же русские такое, чему не найти ни объяснений, ни логики!
Мы живем с водкой в параллельных мирах. Но эти параллели вопреки любым законам математики постоянно пересекаются, издевательски пьяно извиваясь и переламываясь в истории России. Водку вдруг запрещают, говорят: все, хватит, она нас достала! И она исчезает легко и просто, как будто бы ее никогда и не было, как будто бы – навсегда. А на самом деле просто готовит свое новое пришествие, потому что понимает, что без нее русскому человеку – никак, чем бы ее ни пытались заменить.
Кстати, не бог весть какой мудрец был Леонид Ильич Брежнев, а ведь именно он нашел правильные слова о водке. Было это в начале 70-х годов. Он и Андрей Андреевич Громыко, тогдашний министр иностранных дел СССР, возвращались с правительственной дачи. Брежнев был за шофера, он любил сам водить машину. Громыко решил воспользоваться ситуацией и завел непростой разговор. Непростой, так как он не знал, какая будет реакция Брежнева:
– Леонид Ильич, надо что-то делать с водкой. Народ спивается.
Брежнев не ответил. Он не отвечал очень долго. Крутил баранку и о
чем-то в тот момент думал. Кажется, Громыко пожалел, что коснулся этой темы, потому что молчание Брежнева не сулило ему ничего хорошего. А тот, словно бы с плеч тяжелую ношу свалив, вдруг ответил просто и ясно:
– Нет, Андрей, русским людям без этого никак.
И все. Только вот почему «никак» – это тайна. Тайна, над которой будут биться исследователи. А что имел в виду Брежнев, когда произносил эти «судьбоносные» слова? О чем он в этот момент думал? О судьбе народа, о его здоровье? А кто его знает, Брежнева…
Но вопрос этот таит огромную, не разгаданную поколениями тайну, над которой вот уже 500 лет бьемся мы, не находя ответа.
