Жертвы сталинского застолья

Вернемся в СССР того же примерно времени. Для Сталина застолье – существенная и очень содержательная часть его жизни. Этакое домашнее ристалище, место для бескомпромиссных поединков едва ли не со всем миром.

Вот характерный эпизод из мемуаров маршала Жукова:

«После совещания Сталин подошел ко мне и спросил:

– Вы обедали?

– Нет.

– Ну тогда пойдемте ко мне да заодно и поговорим о положении в районе Харькова…»

Если учесть, что «там (в районе Харькова. – Прим. А.Н.)… ситуация крайне ухудшилась» (Г.К. Жуков. Воспоминания и размышления), то вот эта фраза – «заодно и поговорим» как-то сильно настораживает.

Ему, Сталину, еда важнее, чем потери на фронте? Нет, ну не совсем уж так.

«Тут же, – как пишет Жуков, – Верховный позвонил члену Военного совета Воронежского фронта Н.С. Хрущеву и резко отчитал его за непринятие Военным советом мер против контрударных действий противника…»

А что потом?

Потом, как вспоминает Жуков, «Верховный сказал: «Все же надо закончить обед». А было уже пять часов утра…»

Или вот еще. Сталин пригласил Жукова, как он пишет, «к себе в кремлевскую квартиру на обед». И – тут же: «После того как задачи фронта были окончательно отработаны, мы с Александром Михайловичем Василевским отправились на подопечные фронты, где нам было поручено осуществить дальнейшую координацию действий войск…»

С корабля – на бал? Или, наоборот, на фронт из-за сталинского обеденного стола? Это, между прочим, 1943 год, самый разгар войны. Аппетиту Сталина война не помеха.

Но для Сталина застолье – это и его тыл, и его поле боя, где он оттачивает не только свое остроумие.

«Выпьем за нашего наркома путей сообщения Лазаря Кагановича!» – произнес он на обеде в Андреевском зале Кремля в присутствии нациста Риббентропа.

«Я же еврей, я понимаю, какой ход сделал Сталин! – говорил восхищенно Л. Каганович. – Он не мог ко мне дотянуться через Риббентропа, встал из-за стола, подошел и чокнулся. Риббентроп вынужден был сделать то же самое…»

Что испытал в этот момент нацистский министр? Трудно сказать. Но то, что фашисту пришлось пить за здоровье представителя ненавистной еврейской нации, это исторический факт. Что ж, Сталин есть Сталин, он знает, когда и что ввернуть в застольном тосте.

Молотов вспоминал, как Сталин ужалил Черчилля, подняв тост «за тайных агентов и секретную службу, намекая на провалы Черчилля на Галлипольском полуострове во время Первой мировой войны, которые произошли из-за того, что Британия не располагала достаточной информацией».

В свою очередь, тот пытался лягнуть Сталина, заявив, что заслуживает «высшего ордена и внесения в списки особо отличившихся в Красной армии», поскольку научил ее хорошо воевать во время интервенции в Архангельске.

Впрочем, к Черчиллю мы еще вернемся.

Мощны, смертельны, остры сталинские застольные удары. А вся-то армия – он сам. Сам себе и штаб, и редут, и блиндаж, и пулеметное гнездо, и окоп, вырытый с тщанием, и атака, и «котел», и полное уничтожение врага.

А вот и его оперативное пространство:

«В просторной и ничем не украшенной, хотя и со вкусом обставленной столовой передняя половина длинного стола была уставлена тяжелыми подогретыми серебряными блюдами со всевозможными яствами, а также напитками, тарелками и другой утварью. Каждый обслуживал себя сам и садился там, где пожелает, за свободной половиной стола.

Выбор еды и напитков был огромным – главное место занимали мясные блюда и крепкие напитки… Каждый ел что ему нравилось и сколько хотел; только уж чересчур много было призывов и подзадориваний к выпивке и произносилось слишком много тостов…» (М Джилас. Беседы со Сталиным).

«Такой обед обычно продолжался шесть или даже больше часов – с десяти вечера и до четырех-пяти утра. Ели и пили медленно, вели беспорядочные разговоры – от рассказов и анекдотов до бесед на самые серьезные политические и даже философские темы…»

Джилас считает, что «на этих обедах формулировалась значительная часть советской политики».

Обеды для Сталина– не приятное времяпрепровождение в кругу друзей и единомышленников, а постоянная напряженная работа его извращенного ума. «Именно на этих обедах решалась судьба огромной российской территории, вновь приобретенных земель и, в значительной степени, человеческой расы…»

А в «незначительной степени» – судьбы отдельных людей. Бывало, орудия Сталина лупили и по своим. Удары эти были смертельны в прямом смысле. Так, стала жертвой Сталина его любимая жена Надежда Аллилуева.

По старым кавказским традициям, Сталин часто угощал своих малолетних Василия и Светлану виноградным вином, против чего его жена Надежда выступала категорически.

Впоследствии дочь Сталина Светлана Аллилуева с болью констатирует: «Наверное, она была права, брата моего Василия сгубил алкоголизм».

Как бы то ни было, Сталина раздражали возражения жены, ее независимые московские манеры. И окончилось это все, как известно, трагедией 7 ноября 1932 года на банкете в честь 15-летия Октябрьской революции.

Показания участников и свидетелей той истории разнятся. Кто-то пишет, что банкет был в Кремле, на квартире К.Е. Ворошилова. Другие, как, к примеру, дипломат А.Г. Бармин, что это произошло «на даче Ворошилова, которая была расположена по соседству с дачей Сталина».

Что якобы Сталин в роли тамады, объявляя тост за тостом, зорко следил, чтобы никто их не пропускал.

Был якобы тост за уничтожение всех врагов Советского государства. Все выпили, кроме жены Надежды. «Почему ты не пьешь?» – крикнул ей через стол Сталин. Она сделала вид, что не слышит. Он кинул в нее сперва апельсиновую кожуру, затем папиросу.

«Эй, ты, пей!» – снова крикнул Сталин жене. «Я тебе – не ЭЙ!» – сказала Надежда, вскочила из-за стола и выбежала за дверь.

(Семен Буденный единственный утверждает, что она кричала мужу: «Заткнись! Заткнись!»).

«Ну и дура!» – якобы проворчал пьяный Сталин в наступившей тишине.

Буденный будто бы изрек: «Я бы ни за что не позволил своей жене так со мной разговаривать!» Ему можно было верить, его первая жена покончила жизнь самоубийством, видимо, неспроста.

Сталин вернулся домой поздно, лег спать в комнате возле столовой, а утром узнал, что жена застрелилась.

Версию с «эй!» мне передала Кира Павловна Аллилуева-Политковская, племянница Сталина, с которой я беседовал о застольях 30-х годов. Будучи тогда маленькой девочкой, сидела на коленях у вождя и тот, дергая ее за косу, подначивал: «Ну, как дела, Кирка-в-голове-дырка?»

Кстати, дочь Сталина Светлана Аллилуева считает, что повода для самоубийства у матери не было: «Всего-навсего небольшая ссора на праздничном банкете в честь 15-й годовщины Октября. «Всего-навсего» отец сказал ей: «Эй, ты, пей!» А она «всего-навсего» вскрикнула вдруг: «Я тебе – не ЭИ!» – и встала, и при всех ушла вон из-за стола…»

Что бы это значило? Что были у жены Сталина более серьезнее поводы пустить себе пулю в лоб? Но тогда – какие?

Рыбин излагает свою версию:

«По словам Соловова, коменданта дачи «Семеновское» (дача Ворошилова), в тот вечер за столом собрались члены правительства с женами. Понятно, сразу же возникла нескончаемая дискуссия об оппозиции. За скорую победу над ней налили вина. Все выпили. Только Надежда не сделала это. В то время она училась в Промакадемии, где шла ожесточенная борьба между ленинцами и Бухариным, Томским, Ухановым. Вероятно, она даже в чем-то разделяла их взгляды. Сталин резко спросил:

– Ты что не пьешь?

Надежда обиженно вышла из-за стола на крыльцо…»

Есть версия Лариной-Бухариной. В своих мемуарах она приводит рассказ мужа – Н.И. Бухарина о том, как незадолго до трагического события он прогуливался с Надеждой Аллилуевой возле сталинской дачи в Зуба-лово, «о чем-то беседуя». И что приехавший Сталин «тихо подкрался к ним, и, глядя в лицо Н.И., произнес страшное слово: «Убью!» Н.И. принял это за шутку, а Надежда Сергеевна содрогнулась и побледнела…»

Это дало повод говорить, что Сталин убил жену из ревности.

«Ревность, конечно, – подтверждает В.М. Молотов. – По-моему совсем необоснованная… Что Бухарин мог приезжать к Сталину и Аллилуевой, это несомненно. Он очень обходительный, интеллигентный и очень мягкий. Но чтобы она пошла за Бухариным, а не за Сталиным, я сомневаюсь. Маловероятно. Она очень любила Сталина, это факт. Она, правда, не совсем уравновешенная была…»

Версию ревности поддерживает Полина Молотова, позже арестованная жена наркома. Якобы Надежда Аллилуева ей жаловалась: «Зачем он ухаживает за другими женщинами?..» Полина пыталась ее успокоить, убедила, что во всем виновата водка. Будь Сталин трезв, он бы такой выходки себе не позволил никогда.

Друг сталинской семьи М. Сванидзе развенчала версию убийства Надежды Сергеевны. Вот запись из ее дневника от 9 мая 1935 года:

«Сказал: «Разрешите выпить за Надю». Я пишу, а у меня опять полные слез глаза, как в тот момент. Все встали и молча подходили с бокалами к И., у него было лицо, полное страдания. После двух тяжелых потерь (Киров и жена. – Прим. А.Н.) И. очень изменился. Стал мягче, добрее, человечнее…»

Бармин пишет, что причиной скандала между Сталиным и женой на банкете было то, что она «высказала критические замечания относительно политики на селе, которая обрекла крестьян на голод. В ответ Сталин грубо и непристойно оскорбил ее перед лицом своих друзей. Надя вернулась домой и выстрелом в голову покончила с собой…»

Для Льва Троцкого гибель Надежды – повод лягнуть бывшего соратника: «Она кричала в тот вечер перед смертью: «Я вас всех ненавижу! У вас такой стол, а народ голодает!»

Троцкий тут плохой свидетель. Из страны выдворен, счеты со Сталиным сводит. Привожу его версию в порядке ознакомления:

«Однажды на вечеринке не то у Ворошилова, не то у Горького Аллилуева осмелилась выступить против Сталина, и он ее публично обложил по матушке. Придя домой, она покончила самоубийством…»

Странно, но при таком обилии живых очевидцев картина, предшествовавшая гибели жены Сталина, не прояснена и по сей день. Источников информации много, и много есть разных версий. Галина Джугашвили (внучка Сталина) со слов участника того обеда пишет, что дед обозвал жену «дурой», после чего она выбежала из-за стола. Потом звонила Сталину, но тот не брал трубку. А.М. Ларина-Бухарина в книге «Незабываемое» подтверждает, что полупьяный Сталин бросал в лицо Надежде Сергеевне окурки и корки от апельсинов и что по этой причине она ушла с банкета. Полина Жемчужина в интервью тоже говорит о папиросном окурке, брошенном Сталиным в Аллилуеву. По ее словам, случилось это на обеде у Ворошилова, и этому она была свидетельницей…

Молотов рассказывал писателю Ф. Чуеву, как Сталин за столом скатал комок хлеба и кинул им в жену Егорова, заигрывая с ней, и, по его мнению, это могло вывести из себя Аллилуеву…

Профессор медицины Антон Ноймайр, немец, чьи книги о диктаторах всех времен и народов читаются как шизофренический диагноз, изобразил историю гибели Аллилуевой в собственной трактовке, опустив застольное начало трагедии:

«Сталин пришел в кремлевскую квартиру Ворошилова, чтобы обсудить с ним какие-то вопросы. Вдруг в комнату ворвалась его жена, прервала разговор и обвинила обоих в организации голода. При этом она открытым текстом назвала методы Сталина террористическими. Сталин потерял самообладание, начал бросать на пол предметы и обозвал жену сукой и бл…. Надежда выбежала из комнаты, преследуемая взбешенным супругом, следом бежал Ворошилов. Оказавшись в своей квартире, Сталин набросился на жену с кулаками, чему Ворошилов пытался помешать. Надежда, с горящими от ненависти глазами, кричала Сталину, что он убийца и предатель. Тут Сталин выхватил пистолет и выстрелил в нее прежде, чем Ворошилов успел что-либо предпринять. Надежда выбросила руки вперед, ловила ртом воздух и, словно окаменев на мгновение, прошептала: «Ты погубишь партию». Потом она упала на пол, обливаясь кровью…»

Доктор Ноймайр с параноидальным упорством отстаивает версию убийства жены Сталина. Будто бы Сталин даже вырыл ее труп, кремировал его, потом расстрелял трех чекистов, бывших свидетелями убийства. Щедро наградил (опять же, по Ноймайру) кремлевских врачей, сочинивших липовый отчет о самоубийстве Аллилуевой…

Бог с ним, с немцем, у того любое лыко в строку – какой диктатор жен не убивает, не разрывает могил и не устраняет свидетелей? Диктаторство, по Ноймайру, – уже диагноз…

Но вот свидетельство Никиты Хрущева. Оно серьезно запутывает всех и вся: «После парада (имеется в виду опять же парад в честь 15-летия Октября. – Прим. А.Н.) все отправились обедать к военному комиссару Клименту Ворошилову на его большую квартиру. После парадов и других подобных мероприятий все обычно шли к Ворошилову обедать. Командующий парадом и некоторые члены Политбюро отправились туда прямо с Красной площади. Все выпили, как обычно в таких случаях. Наконец, все разошлись. Ушел и Сталин. Но он не пошел домой. Было уже поздно. Кто знает, какой это был час. Надежда Сергеевна начала беспокоиться. Она стала искать его, звонить на одну из дач. И спросила дежурного офицера, нет ли там Сталина.

– Да, – ответил он. – Товарищ Сталин здесь.

– Кто с ним?

Он сказал, что с ним женщина, назвал ее имя. Это была жена одного военного, Гусева, который тоже был на том обеде. Когда Сталин ушел, он взял ее с собой. Мне говорили, что она очень красива. И Сталин спал с ней на этой даче, а Аллилуева узнала об этом от дежурного офицера. Утром – когда, точно не знаю, Сталин пришел домой, но Надежды Сергеевны уже не было в живых. Она не оставила никакой записки…»

Мало верится в болтливость дежурного офицера ГПУ. И вообще рассказ Хрущева воспринимается как сведение счетов со Сталиным. Это отголосок другой кремлевской драмы – про сына Н.С. Хрущева Леонида. Военный летчик Хрущев, якобы попав в немецкий плен, стал предателем, но был выкраден отрядом СМЕРШ и доставлен в Москву. Его судили и приговорили к расстрелу. Никита Сергеевич Хрущев (по этой легенде) стоял на коленях перед вождем, прося пощадить сына, но Сталин был неумолим. Есть свидетельства, что Леонид Хрушев убил сослуживца во время дружеской попойки, за что, собственно говоря, и попал на фронт.

О гибели Аллилуевой есть свидетельство и другого высокого сановника сталинского правительства – Анастаса Микояна:

«Неожиданно, без приглашения на обед (по поводу 15-й годовщины Октября. – Прим. А.Н.) прибыл с женой бывший начальник ГПУ Красной армии, сподвижник Ворошилова и Сталина по гражданской войне С.И. Гусев (Драбкин Яков Давидович). Жена его – еврейка, очень красивая женщина, нравилась Сталину. После праздничных тостов и изрядной выпивки началось веселье, в ходе которого Сталин на виду у всех и при неблаговидном поведении жены Гусева слишком здорово поухаживал за ней. Это был не первый случай, когда у Сталина проявлялись открытые симпатии к жене Гусева, а она со своей стороны способствовала этому. Об этом осуждающе говорили в высших кругах и решили оградить Генсека и его жену от ненужных интриг и разговоров. В этой связи несколько членов Политбюро пригласили на узкое совещание Гусева и предупредили его, чтобы он никогда не появлялся со своей женой там, где будут присутствовать Сталин и его супруга.

Гусев обещал выполнить наказ старших партийных товарищей, однако по непонятным причинам 7 ноября появился на праздничном обеде, куда ни его, ни тем более его жену никто не приглашал. Остается большой загадкой цель такого непрошенного визита. Случайно ли был сделан такой шаг со стороны Гусева или кто-то стоял за ним, не знаю.

Несомненно, что присутствие на обеде супругов Гусевых обернулось для Сталина и его семьи величайшей трагедией.

Надежда Сергеевна, чтобы не быть свидетельницей бестактного поведения своего мужа, ушла тогда с обеда. Она действительно долго гуляла по Кремлю с Жемчужиной-Молотовой (супруга В.М. Молотова. – Прим. А.Н.), а придя домой, ждала мужа с извинениями. Сталин же, будучи выпившим, пришел домой и как ни в чем не бывало лег спать. Утром на следующий день он был разбужен и узнал страшную весть, которая потрясла его на долгое время…»

Единственное, как-то мало верится в «узкое совещание» по поводу «неблаговидного поведения» чьей-то кремлевской жены.

Охранник Сталина майор КГБ в отставке А.Т. Рыбин:

«Аллилуева воспитывалась в Ленинграде в кругу зиновьевской оппозиции. Вникала в политику… Когда умер видный троцкист Иоффе, на кладбище при захоронении его были Зиновьев, Каменев и Надежда Аллилуева. Зиновьев в своей речи над гробом Иоффе клеймил Сталина и называл его предателем Родины… Естественно, Сталин был поступком Надежды расстроен и озлоблен. Тут и надо искать причину смерти Аллилуевой…»

Вдова маршала Буденного Мария Васильевна о жене Сталина:

«Она была немного психически нездорова, в присутствии других пилила и унижала его. Семен Михайлович (Буденный. – Прим. А.Н.) удивлялся: «Как он терпит?»…»

Буденный уж точно не стерпел бы.

Анна Сергеевна Аллилуева причину самоубийства Надежды видит в самом замужестве сестры, раскрывая тайну брака Сталина. В 1918 году, по ее рассказу, Надежда сопровождала Сталина в Царицын, будучи его сотрудницей. Вместе с ней ехал и ее отец Сергей Яковлевич. Ночью отец слышит крик дочери и кидается в ее купе. Надежда выбегает навстречу с рыданиями – Сталин ее изнасиловал! Отец хватается за револьвер, чтобы застрелить насильника, но тот падает ему в ноги и просит руки дочери.

Дочь Сталина Светлана Аллилуева:

«Ольга Аллилуева, будущая теща, относилась к нему (к Сталину. – Прим. А.Н.) очень тепло. Но брак дочери ее не обрадовал: она долго пыталась отговорить маму и попросту ругала ее за это «дурой». Она никогда не могла внутренне согласиться с маминым браком, всегда считала ее глубоко несчастной, а ее самоубийство – результатом всей этой глупости…»

Пьянство Сталина, выходит, ни при чем?

Смерть Аллилуевой изменила тональность сталинских домашних застолий. До той ноябрьской трагедии они были все-таки радостные, и свидетельства их участников это подтверждают.

Светлана Аллилуева, дочь Сталина:

«Часто веселились… по праздникам, или справляли дни рождения… Тогда появлялся С.М. Буденный с лихой гармошкой, и раздавались песни – украинские, русские. Особенно хорошо пели С.М. Буденный и К.Е. Ворошилов. Отец тоже пел, у него был отличный слух и высокий чистый голос… Не знаю, пела ли мама или нет, но говорят… она могла плавно и красиво танцевать лезгинку…»

Никита Хрущев, начав, правда, за здравие, кончает за упокой:

«Обеды (семейные обеды у Сталина в начале 30-х – Прим. А.Н.) проходили, как все семейные обеды. Мне было приятно, что меня приглашали на них. Приглашали туда и Булганина. Сталин сажал нас рядом с собой и проявлял внимание к нам… Приедешь, он обедает. Если это летом было, то он всегда обедал на воздухе, на веранде. Сидел обычно один. Подавали суп – русская похлебка, графинчик стоял с водкой, графин с водой, рюмочка была умеренная. Бывало, заходишь, здороваешься, и он: «Хотите кушать? Садитесь, кушайте». А садитесь – это значит бери тарелку (тут же супница стояла), наливай себе, сколько хочешь, и кушай. Хочешь выпить – возьми графин, налей рюмочку, выпей. Если хочешь вторую, то это, как говорится, душа меру знает. Не хочешь (я подчеркиваю, что именно тогда так было), можешь не пить».

И – он же: «Сталин на… обедах был очень человечным, и мне это импонировало… Но я тогда ошибался… Он был еще и артист, и иезуит. Он способен был на игру, чтобы показать себя в определенном качестве…»

Впрочем, еще какое-то время после смерти Аллилуевой застолья все же не были похожи на пьяный разгул. «Он часами мог сидеть с гостями за столом, – пишет его дочь Светлана. – Это уже чисто кавказская манера: многочасовые застолья, где не только пьют или едят, а просто решают тут же, над тарелками, все дела…»

Что ел Сталин? Точнее, чем закусывал?

Сталин ел много. «Он съедал как минимум вдвое больше меня, – рассказывал Микоян. – Обычно он брал глубокую тарелку и наливал в нее две порции супа, потом по деревенской привычке, которую я знаю по собственному детству, крошил туда хлеб и, накрыв другой тарелкой, давал ему какое-то время настояться. После этого съедал все это до конца. На ужин всегда были холодные закуски, главное блюдо и много мяса…»

Любил Сталин дичь: вареных перепелов, цесарок, уток, куропатку. Изобрел свое блюдо, которое называл «Арагви», – баранина с баклажанами, помидорами и черным перцем. Все это подавалось под острейшим соусом, который просто было невозможно не залить водкой.

Будучи маниакально подозрительным, Сталин уговаривал соратников пробовать его пищу. Проверяя ее на наличие яда, подсовывал жадному до еды Хрущеву. Тому, видимо, было все равно, чем закусывать.

Подавали блюда экзотические, например, жаркое из медвежатины. Из-за вставных зубов Сталин ел только мягкую пищу, запивая ее вином.

«Мы у Сталина ели сибирскую рыбу – нельму, – это воспоминания народного комиссара Молотова. – Как сыр, кусочками нарежут – хорошая, очень приятная рыба. Вкусная… Рыбу ели по-сибирски, мороженую, сырую – с чесноком, с водкой, ничего получалось, с удовольствием ели… Берия привозил… сыры. Сыр очень хороший. Ну, мы все набрасывались, нарасхват…»

Однажды Берия притащил на ужин аж 30 огромных палтусов. Сталин укорял своих охранников: вы палтуса не нашли, а вот Берия – нашел. Рыбу отправили в лабораторию, и она оказалась порченой. Сталин недобро усмехнулся: «Да ему, похоже, совсем верить нельзя…»

Шашлык? Да, всегда. Про шашлыки многие пишут.

Однажды по дороге в Бакуриани его машину остановили местные жители. Они разложили прямо на дороге ковры, расставили столы и пригласили Сталина на шашлык. Ему пришлось выйти из машины и присоединиться к пиршеству. Нельзя сказать, что шашлыки ему понравились. «Они открывают свои рты и кричат, как болваны!» – вдруг разозлился Сталин, сел в машину и приказал ехать назад.

Генерал Власик принес Сталину бананы. Сталин очистил один и, увидев, что он недозрелый, очистил еще два. Те тоже оказались зеленые. «Где вы взяли бананы?» – раздраженно спросил он Власика. Тот объяснил, что купил их в порту. «Эти мерзавцы берут взятки и грабят страну! Как называется корабль, который привез бананы?» Власик не знал. Сталин вдруг покрылся пятнами и закричал, брызжа слюной: «Так узнай! Я отдам вас под суд вместе с остальными мошенниками!»

Кинулись в порт, выяснять название корабля. Брать под микитки капитана. Заодно убрали с должности министра торговли. То, что бананы специально везут недозрелыми, чтобы не перегнили в пути, объяснить Сталину не удалось.

Сталин сам открывал бутылки с вином или водой. Многие принимали это за гостеприимство, но это был элементарный страх выпить отраву. Раз он открывал нарзан, и пробка отвалилась с горлышком. Потребовал другую, третью, четвертую. Та же история. Тогда он приказал принести импортную воду. У той с крышкой все оказалось в порядке. Было ли распоряжение наказать директора стекольного завода? Неизвестно.

Милован Джилас, неоднократно бывавший за сталинским столом:

«Он всегда любил хорошо поесть, Сталин проявлял теперь обжорство, как будто опасался, что ему не хватит любимой еды. С другой стороны, он меньше и с большей осторожностью пил, как будто считая каждую каплю, чтобы избежать неприятных последствий…»

Кира Павловна Аллилуева-Политковская рассказывала мне, что Сталин после смерти своей жены не только не разогнал аллилуевскую семью, наоборот, стал чаще приглашать к себе на дачу в Зубалово.

«– Мы приезжали туда всей семьей, – рассказывала Кира Павловна. – Сталин одно время увлекся пикниками и сам делал вкусные шашлыки… Конечно, шашлыки надо было кое-чем запивать, – при этом Кира Павловна озорно мне подмигнула, мол, понятно, чем.

Водкой, конечно же водкой!

Кстати, из-за водки был у нее конфликт с самим Сталиным.

– Однажды мы приехали на сталинскую дачу с папой. Угостив нас шашлыком, Сталин налил себе, отцу и почему-то мне – полные рюмки водки. В то время детям вообще наливать не полагалось, а я еще с пионерским галстуком на шее! «Нет, – говорю, – спасибо, не хочу». Сказала и в воздухе повисла какая-то неловкая пауза – Сталин терпеть не мог, когда ему перечили. Вдруг, чувствую, под столом, чтобы Сталину не видно было, папа мне на ногу наступает, мол, пей, не дури! Тут, видно, моя цыганская кровь взбунтовалась, и я взбрыкнула: «Пить не буду! И, пожалуйста, папа, не наступай мне на ногу!»

Водка не водка, но в концлагерь Кира Павловна все равно угодила. Ее арестовали и, обвинив в шпионаже, сначала упекли в Лефортово, а потом сослали в Шую. Там ей, как родственнице Сталина, выделили камеру, стены которой были выкрашены в веселенький розовый цвет, а полы застелены кокетливыми домоткаными половичками.

Она вспоминала, что любил Сталин застольные песни и романсы. «Пел «Гори, гори, моя звезда», потом хохляцкую «У соседа хата била…». Еще пели абхазские заздравные песни, студенческие прошлых, царских времен, шуточные. Жданов тогда наяривал на гармошке, и под нее плясали «русскую». Анастас Микоян – не в такт – отплясывал лезгинку под граммофон. Сталин ставил любимую пластинку, кажется, это был фокстрот, но сам не танцевал после смерти жены. Еще Жданов, кажется, играл на пианино, «Пианист» у него была кличка, помню…»

Потом наступят иные времена, когда сталинские пьянки станут изощренной пыткой для его соратников. Кстати, зародившийся конфликт Хрущева и Берии, окончившийся много лет спустя расстрелом последнего, как раз на этой почве и произошел.

Никита Сергеевич пытался пить вместо водки воду, в чем и был уличен бдительным главой НКВД.

Хрущев пытался оправдаться: у него больной желудок, на что Берия возразил: и у него больной желудок, но он же пьет, раз Хозяин велит. О диалоге было доложено Сталину, и, кажется, самим Берией, после чего к Хрущеву стали присматриваться и наливать ему стали и больше, и чаще, чем другим.

Кстати, Никита Сергеевич, развенчав культ личности Сталина, сохранил традиции его пышных водочных застолий. Очевидцы утверждают, что были они даже и помпезнее сталинских, и пьянее.

С его знаменитым приемом в Тайницком саду по случаю завершения Всемирного фестиваля молодежи (1957 г.), собравшим за столом 10 тысяч гостей, не идут в сравнение даже пиры Бориса Годунова, большого любителя и умелого устроителя этого дела.

Под открытым небом, осененным рубиновыми звездами Кремля, накрыли сотни столов. За самым большим из них восседал Н.С. Хрущев в окружении членов Политбюро и тогдашних министров – Фурцевой, Жукова, Булганина, Микояна. Тосты следовали один за другим. Протокол был демократичный, поэтому от стола к столу, включая и самый высокий, ходили с бокалами все, кто захочет. Тех, кто сваливался с ног от излишне выпитого, бережно подбирала служба кремлевской охраны.

В отличие от Сталина, Хрущев много ездил по стране и по разным странам. И все его поездки – в колхоз или в США на сессию ООН, сопровождались выпивкой. В Киеве до сих пор вспоминают его пламенное выступление в защиту «царицы полей» – кукурузы на площади Хмельницкого.

Он был так пьян, что, говорят, едва держался на ногах.

Его дачные разносы «творческой интеллигенции» запечатлел В. Тендряков в рассказе «На блаженном острове коммунизма»:

«Хрущев… во время обеда, что называется, стремительно заложил за воротник и… покатил «вдоль по Питерской» со всей русской удалью.

Сначала он просто перебивал выступавших, не считаясь с чинами и авторитетами, мимоходом изрекая сочные сентенции: «Украина – это вам не жук на палочке!..» И острил так, что, кажется, краснел даже вечно бледный до зелени, привыкший ко всему Молотов.

Затем Хрущев огрел мимоходом Мариэтту Шагинян. Никто и не запомнил – за что именно. Просто в ответ на какое-то ее случайное замечание он крикнул в лицо престарелой писательнице: «А хлеб и сало русское едите!» Та строптиво осклабилась: «Я не привыкла, чтоб меня попрекали куском хлеба!» И демонстративно покинула гостеприимный стол, села в пустой автобус, принялась хулить шоферам правительство. Что, однако, никак не отразилось на ходе торжества.

Крепко захмелевший Хрущев оседлал тему идейности в литературе… Хрущев свирепо неистовствовал, все съежились и замерли…

– Прикидываетесь друзьями! Пакостите за спиной!.. Не верю вам!..»

Вот карточка меню на встрече с Хрущевым:

Как пишет Тендряков, «стеснительно не упомянуты напитки». Водка, например.

Именно водка рассорила Хрущева с Булганиным. Случилось это весной 1957 года на свадьбе еще одного сына Хрущева – Сергея Никитича. Изрядно подвыпив, Хрущев грубо обидел своего Предсовмина. Вспыхнув, тот потребовал впредь «выбирать выражения».

Извинись Хрущев, все бы закончилось миром. Но не таков был Никита Сергеевич, чтобы спускать своим подчиненным. Молотов, Каганович и Маленков покинули праздник, а с ними и Булганин – в достаточно демонстративной форме. Четверка собралась на даче Маленкова, где продолжила застолье, но уже с явно выраженным антихрущевским уклоном.

В их уходе первым почувствовал опасность Кириченко, доверенный человек Хрущева. Именно он кинулся к министру обороны Жукову:

– Георгий Константинович! Надо быть ко всему готовым! Эта компания не случайно демонстративно ушла со свадьбы. Я думаю, нам нужно держать ухо востро. Мы не дадим в обиду Никиту Сергеевича!

Кириченко был пьян, но ситуацию при этом оценивал трезво.

Для святой троицы «Молотов, Маленков, Каганович» и «примкнувшего к ним Шепилова» (Шепилов – член-корр. Академии наук, интеллектуал из ближайшего окружения Сталина, он поплатился карьерой за более чем нелестную характеристику H.С. Хрущева: «Неграмотный человек не может править государством!..» – Прим. А.Н.) дачный свадебный инцидент был сигналом к началу первого – 1957 года – антихрущевского заговора.

Не последнюю скрипку играл в нем и Булганин, затаивший обиду на пьяный выпад Хрущева. В странную паутину сплеталось в советской политике великое и низменное!

(Кстати говоря, незадолго до смерти, будучи пенсионером союзного значения, потребовал Никита Сергеевич крепкого пива и соленый огурец на закуску.)

Кто не знает кавказских обычаев, того покоробит сталинская манера вести деловые беседы в застолье. Но они, эти застолья, помогали Сталину реализовывать его планы.

В разное время – разные планы. В том числе и в международном масштабе.

Как явствует из довоенной фотохроники, Сталин на международных встречах пил водку. Этот крепкий напиток был своеобразным инструментом кремлевской дипломатии эпохи Сталина. Вот и в честь подписания «Пакта о ненападении» с Германией (1939 г.) Сталин чокается водкой с нацистским министром иностранных дел Иоахимом фон Риббентропом.

Подписание договора с Японией, по воспоминаниям Молотова, сопровождалось не менее обильным потреблением водки.

«Мы со Сталиным крепко напоили Мацуоку (японский министр иностранных дел) и чуть ли не внесли его в вагон. Эти проводы стоили того, что Япония не стала с нами воевать…»

Мацуока, видимо, хорошо уже выпив и в силу этого набравшись нахальства, предложил продать Японии северную часть Сахалина.

Сталин, контроль над собой не терявший, Сахалин ему не отдал:

«– Ведь вы нас тогда «закупорите и задушите»… Зачем вам нужен холодный Сахалин?

– Для спокойствия, – ответил Мацуока».

В беллетризованных воспоминаниях певицы В. Давыдовой, якобы находившейся в интимной близости со Сталиным целых 30 лет, есть про то, как отмечали открытие 7-го Конгресса Коминтерна члены политбюро:

«От коньяка и водки гости развеселились. Наши товарищи умышленно спаивали руководителя итальянских коммунистов и секретаря исполкома Коминтерна… Хрущев и Тольятти (Пальмиро Тольятти – генсек компартии Италии. – Прим. А.Н.) вместе танцевали, зрелище неописуемое, великолепное клоунское антрэ…»

О сталинской «клоунаде» упоминает и шеф польской службы безопасности Берман, участвовавший в сталинских «сатурналиях». У него голова пошла кругом, когда русский нарком Молотов с серьезной миной пригласил его на вальс. Поляк не знал, что Молотов великолепно танцевал и его даже называли тут «наш городской танцор». Стоило Сталину запустить граммофон, он сразу же приглашал на вальс кого-либо из соратников, чем страшно смешил Сталина. «Когда Сталин приказывает танцевать, – говорил Хрущев Микояну, – умный человек всегда танцует…» Интересно, кого он имел в виду?

Хрущева Сталин заставлял танцевать гопак. Пишут, что пляшущий Хрущев был похож на «корову, танцующую на льду». Он потел, но, желая угодить Сталину, плясал до упаду. «Я, как женщина, передвигал ногами в ритм, – писал поляк, – Молотов вел… Я пытался сохранить ритм, но постоянно ловил себя на мысли, что это больше похоже на клоунаду, чем на танец. Не скрою, танцевать с Молотовым было легко, но в танце чувствовалось большое внутреннее напряжение…»

Кажется, Молотову танцы с мужчинами особой радости не доставляли. Даже пьяному И даже с шефом польской службы безопасности.

Клемент Готвальд, напившись, потребовал от Сталина присоединить Чехословакию к СССР. На помощь пьяному мужу пришла его супруга: «Позвольте, товарищ Сталин, мне пить вместо Клемента. Обещаю пить за двоих…» А вот за пьяного Ракоши заступиться было некому. «Советские люди пьяницы», – заявил он Сталину и Берии. «Ну, это мы еще посмотрим!» – хохотнул Сталин и потребовал налить венгру еще стакан.

Уинстон Черчилль в фултонской речи 5 марта 1946 года, объявляя СССР «холодную войну», заявил: «Русские больше всего восхищаются силой…»

Но и нерусского Сталина сила восхищала. Не только сила интеллекта. Умение пить много и не пьянеть он также почитал за силу. Через сталинские застолья прошло много политиков Европы, Азии и Америки. Сталин почти не выезжал за пределы СССР (Потсдам и Тегеран – за всю войну), считая, что к лидеру СССР не зазорно и самим ехать. Но и угощал со всей рачительностью хлебосольного хозяина. Чем пьяней, чем круче были его с иностранными гостями попойки, чем забористее, тем выше был потом и градус международных отношений.

О французском коммунисте Морисе Торезе он, например, высказался иронично: «Даже собака, которая не кусается, когда хочет кого-то испугать, показывает зубы. Торез не умеет и этого…»

Видимо, слаб был француз за столом. Не конкурент.

Иосипа Броз Тито, лидера югославских коммунистов, Сталин уважал. Не потому ли отдал приказ Берии: «Убрать Тито!»?