Вожди и таинства атома
Наступил год 1943-ий.
23 января С.В. Кафтанов и А.Ф. Иоффе направили куратору атомного проекта В.М.Молотову докладную записку с отчётом о работах, проделанных «… во исполнение Распоряжения ГОКО от 28.IX.42 г. за № ГОКО-2352сс». Поскольку особых достижений ещё не было, весь отчёт уместился в шести пунктах:
«1. … получены первые порции шестифтористого урана и организовано исследование его физико-химических свойств.
2. Выполнены расчёты…
3. Начата подготовительная работа по добыче урана…
4. выполнен технический проект опытной установки для разделения изотопов.
5. … т. Флёров Г.Н. был командирован в г. Ленинград, где отобрал необходимые приборы и материалы.
6. Заявка на необходимое импортное оборудование составлена и передана Наркомвнешторгу…».
Гораздо больше слов авторы отчёта употребили на оправдания, которые начинались словами:
«Работа производилась совершенно недостаточными темпами из-за следующих обстоятельств».
Далее в четырёх пунктах перечислялись причины невыполнения Распоряжения ГКО. По своей сути они так же неубедительны и малосущественны, как и те «достижения», о которых вряд ли вообще стоило сообщать такому высокому лицу, каким являлся Молотов.
Первым «обстоятельством», снизившим «темп работ», явилось то, что Казань не предоставила так необходимой учёным «рабочей и жилой площади».
Вторая причина состояла в том, что «… моторный завод № 26 в г. Уфе» не выполнил работ по изготовлению «опытной установки разделения изотопов по методу Ланге», так как не получил «ожидавшихся указаний» от «Правительства».
Третья причина: «Несмотря на Ваше распоряжение срочно вызвать члена-корреспондента Академии наук СССР т. Алиханова из Еревана в Москву, его приезд осуществился лишь через полтора месяца из-за непредо-ставления места в самолёте в г. Ереване и в г. Тбилиси».
Причина четвёртая: «Задержка в развёртывании физических
исследований произошла также из-за непредоставления места в самолёте для вылета из Ленинграда т. Г.Н. Флёрову с отобранным им оборудованием».
Затем следовал вывод:
«Из изложенного видно, что повышение темпов работы и завершение её в предложенные сроки невозможно без Вашего вмешательства.
Необходимо создать для этой работы условия, которые бы обеспечили исключительно напряжённые темпы и соблюдение секретности на случай получения положительных результатов».
Впрочем, свой доклад Кафтанов и Иоффе завершали сообщением, что советские учёные придумали нечто, позволяющее «обеспечить лучшие условия опыта, чем в Англии». Но поскольку на освоение новых задач необходимо дополнительное время, высокого куратора на всякий случай ставили в известность:
«Эти дополнительные задачи потребуют несколько больших сроков. Однако они значительно усилят уверенность в успехе дела…
В целях усиления и дальнейшего развития работ по урану просим рассмотреть и принять прилагаемый при этом проект распоряжения Государственного комитета обороны».
Ознакомившись с запиской, Молотов вызвал заместителя председателя Совнаркома Михаила Первухина и поручил ему уточнить новые сроки завершения атомных исследований. Первухин, в свою очередь, затребовал к себе физиков-ядерщиков.
К тому времени к Курчатову и Алиханову присоединился и Кикоин, который впоследствии вспоминал:
«… в начале 1943 года я был вызван в Москву, где встретился с Игорем Васильевичем Курчатовым и А.И.Алихановым (у С.В. Кафтанова). Мне сообщили, что имеется поручение правительства заняться вопросами практического использования деления урана».
Уже по тому, что Курчатов упомянут с именем и отчеством, а Алиханов представлен лишь инициалами, сразу видно, кого свердловчанин считал тогда самым главным.
Первухин о той встрече писал в своих воспоминаниях:
«Впервые я лично познакомился с И.В. Курчатовым в январе 1943 года, когда он вместе с А.И. Алихановым и И.К. Кикоиным был мною приглашён для беседы о работах в области атомной физики.
В конце беседы мы условились, что Игорь Васильевич вместе с Алихановым и Кикоиным напишут записку, в которой изложат свои предложения по организации в СССР работ в области атомной тематики».
Записка была написана быстро. Можно даже сказать, наспех. В сборнике «Атомный проект СССР» она опубликована под называнием «План работ спецлаборатории атомного ядра на 1943 г…». Этот двухстраничный документ состоит из трёх разделов:
«I. Физика процесса деления атома
II. Разделение изотопов
III. Химическая группа вопросов».
Уже сами названия разделов вызывают, по меньшей мере, недоумение, поскольку названия эти гораздо больше подходят в качестве заголовков в учебник физики, чем для документа, предназначавшемуся правительству. Вождям страны Советов было абсолютно всё равно, что более важно для «деления атома» — физика или химия, и что нужно делать с изотопами — разделять их или соединять. От учёных ждали не научных рассуждений, а прямого недвусмысленного ответа на вопрос: можно создать урановую бомбу или нет?
Да и начиналась записка неожиданно странно. Сразу (без всяких предварительных пояснений) шло перечисление того, что физики-ядерщики планировали предпринять в ближайшее время:
«а) Окончательное доказательство невозможности ядерного взрыва на неразделённом уране. Срок — 1 июня 1943 г.
Примечание: Работа будет выполнена к 1 июня 1943 г. при условии получения из заграницы металлического урана к 1 мая 1943 г.
б) Окончательное доказательство невозможности ядерного «горения» в смеси «неразделённый уран — вода». Срок — 1 июня 1943 г.
Примечание: Работа будет выполнена к 1 июня 1943 г. при условии получения солей урана в количестве 100 кг из-за заграницы или в пределах СССР к 15 апреля 1943 г…».
От физиков ждали ответа о возможности создания уранового оружия, а они собирались искать доказательства невозможности.
Очень странная позиция!
Видимо, предчувствуя, что «план работ» вызовет немало недоумённых вопросов, его авторы составили ещё и «Объяснительную записку». Начиналась она с перечисления всё тех же первоочередных мероприятий на 1943 год:
«1. Окончательное доказательство невозможности осуществить ядерную реакцию как взрывного характера, так и характера горения на обычном уране (т. е. без выделения урана-235)».
Далее в записке сообщалось, что же необходимо для изготовления урановой бомбы:
«2) Получение урана, обогащённого ураном-235, центрифугальным методом Ланге и методом термодиффузии…
3) Создание циклотронной установки…
4) Изучение выделения урана-235 методом диффузии, рекомендуемом учёными Англии и США…
5) Проведение химических работ…».
Все три документа («Докладная записка» Кафтанова и Иоффе, проект «Распоряжения ГКО» и «Планработ» Курчатова и Алиханова) вместе со специальным сопроводительным письмом, которое подготовил Степан Балезин, были вручены Молотову.
Вячеслав Михайлович из прочитанного понял, видимо, только то, что работы по урану идут из рук вон плохо, и подготовить доклад в срок, намеченный ГКО, академик Иоффе не сможет. Немного поразмышляв, Молотов принял решение: Сталину пока ни о чём не сообщать, а подготовленный проект Распоряжения ГКО подписать самому.
Этот документ (ему тотчас присвоили гриф «совершенно секретно» и номер «ГОКО-2872сс») начинался так:
«В целях более успешного развития работы по урану:
1) Создать комиссию по руководству работами по урану и оказанию систематической помощи спецлаборатории атомного ядра в составе следующих товарищей: Первухина М.Г., Кафтанова С.В. и т. Иоффе».
В самом последнем пункте указывались новые сроки окончания работ:
«11) Обязать Академию наук (акад. Иоффе А.Ф. и проф. Курчатов И.В.) провести к 1 июля 1943 года необходимые исследования и представить Государственному комитету обороны к 5 июля 1943 г. доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива».
Таким образом, физики получали отсрочку — срок предоставления окончательного ответа им передвигали на 3 месяца и 4 дня.
Впрочем, подписывать эту важную бумагу Молотов не спешил, решив сначала ознакомиться с другими принесёнными ему документами. В одной из служебных записок, составленной секретариатом Совнаркома, он прочёл:
«Решения ГОКО по урану выполняются очень плохо, что видно из прилагаемых справок.
По обоим решениям ГОКО работы в установленные сроки выполнены не будут. Ни Академия наук, ни Наркомцветмет серьёзно этим делом не занимаются, работа в значительной части идёт самотёком…
…тт. Первухин и Кафтанов самоустранились от наблюдения за выполнением этих решений…».
Другая служебная записка была подписана Кафтановым. Он, видимо, откуда-то узнал, что его имя фигурирует в жалобе секретариата, и поэтому поторопился оправдаться, назвав истинного виновника срыва важного правительственного решения:
«Ра. споряжение ГОКО от 28.IX.42 г. „Об организации работ по урану“ в указанные сроки не выполняется. Академия наук СССР — акад. Иоффе, которому персонально поручена организация этих работ, не принял необходимых мер к выполнению заданий ГОКО в срок…
В представляемом проекте распоряжения ГОКО предусматривается создание комиссии для повседневного руководства работами по урану. Создание комиссии крайне необходимо, так как до сих пор Академия наук СССР (акад. Иоффе) не проявила необходимой оперативности в проведении работ по урану.
Прошу подписать проект распоряжения ГОКО.
С.Кафтанов».
Молотов задумался.
Раз найден виновник задержки работ по выполнению Распоряжения Государственного комитета обороны, значит, он должен быть наказан. И его имя не должно упоминаться в тексте нового Распоряжения.
Вячеслав Михайлович вызвал секретаря и распорядился внести в документ необходимые коррективы.
Фамилию Иоффе из текста убрали. Теперь документ начинался так:
«В целях более успешного развития работы по урану:
I. Возложить на тт. Первухина М.Г. и Кафтанова С.В. обязанность повседневно руководить работами по урану и оказывать систематическую помощь спецлаборатории атомного ядра Академии наук СССР…
Научное руководство работами по урану возложить на профессора Курчатова И.В. <…>
II. Обязать руководителя спецлаборатории атомного ядра проф. Курчатова И.В. провести к 1 июля 1943 г. необходимые исследования…».
Всё остальное осталось таким, каким было в первом варианте текста.
Подписав 11 февраля 1943 года Распоряжение № ГОКО-2872сс, Молотов тем самым элегантно переложил груз ответственности, который до сих пор лежал только на нём, на двух наркомов (Первухина и Кафтанова), а всё научное руководство атомным проектом возложил на Курчатова.
