Продолжение диффузионной битвы
6 января 1948 года Спецкомитет рассмотрел «Отчёт начальника лаборатории № 4 НИИ-9 Первого главного управления при Совете Министров СССР проф. Ланге о выполнении Постановления СНК СССР от 17 дека. бря 1945 года». Фриц Фрицевич Ланге доложил, что метод разделения изотопов урана с помощью центрифуг практически разработан, и теперь лаборатории необходима помощь.
Спецкомитет с профессором согласился, постановив:
«Обязать Министерство финансов СССР выделить на первое полугодие 1948 г. Лаборатории № 4 НИИ-9 Первого главного управления при Совете Министров СССР 5 млн. руб. за счёт средств, ассигнованных Первому главному управлению на 1948 г…».
А дата окончательного изготовления первой атомной бомбы (РДС-1) тем временем продолжала отодвигаться. В начале февраля Берия направил Сталину письмо, в котором этой задержке давалось такое объяснение:
«Отсрочка вызвана тем, что объём исследовательских и конструкторских работ из-за новизны и непредвиденных тогда научных и технических трудностей проблемы создания РДС оказался значительно большим, чем предполагалось в 1946 г.
Намеченные новые сроки предусматривают изготовление РДС Конструкторским бюро № 11 через 2 месяца после изготовления необходимых количеств плутония и урана-235».
Хотя причины невыполнения правительственных постановлений выглядели вполне обоснованными, Берия не стал всю ответственность брать на себя и прямо назвал авторов очередного проекта постановления Совмина, который прилагался к письму:
«Проект подготовлен акад. Курчатовым, проф. Харитоном и тт. Первухиным и Завенягиным, рассмотрен и принят Специальным комитетом.
Прошу Вашего решения.
Л.Берия».
Сталин отсрочку утвердил, подписав 8 февраля 1948 года документ под № 234-98сс/оп. В нём говорилось:
«В связи с тем, что Постановление Совета Министров СССР от 21 июня 1946 г. в части сроков отработки основных узлов «РДС» Конструкторским бюро № 11 не выполнено, что связано с новизной и непредвиденными научными и техническими трудностями создания РДС и отчасти с задержкой Конструкторским бюро подбора кадров, развёртывания работ и задержкой строительства КБ-11 необходимых зданий и сооружений, Совет Министров Союза ССР ПОСТАНОВЛЯЕТ:
Обязать начальника Лаборатории № 2 АН СССР акад. Курчатова и руководителей КБ-11 тт. Харитона и Зернова ускорить проведение исследовательских и конструкторских работ в КБ-11 и обеспечить:
а) изготовление и предъявление на государственные испытания первого комплектного экземпляра РДС-1 в окончательном исполнении с полной заправкой тяжёлым топливом не позднее 1 марта 1949 года».
Под «тяжёлым топливом» подразумевался плутоний. Таким образом, в марте 1949-го первую плутониевую бомбу планировалось уже взорвать.
О бомбе с урановым взрывателем говорилось:
«… обеспечить изготовление заготовки для первого экземпляра РДС-2 лёгкого топлива и поставить её в КБ-11 к 1 октября 1949 г…».
Однако дела с «лёгким топливом» (ураном-235) по-прежнему шли с величайшим скрипом. Об этом свидетельствует письмо Кикоина, отправленное в Москву 9 марта 1948 года:
«Товарищу Берия Л.П.
По дошедшим до меня сведениям, уполномоченный Совета Министров СССР по Лаборатории № 2 тов. Павлов официально заявил Специальному комитету СМ, что я не верю в возможность осуществления диффузионного завода, в частности, строящегося завода № 813.
Это настолько не вяжется со всей моей работой в течение последних четырёх лет, что я счёл необходимым дать по этому поводу объяснения, тем более что обвинения исходят от правительственного уполномоченного по лаборатории, заместителем начальника которой я являюсь.
В действительности дело обстоит как раз наоборот…
Ввиду того, что… столь дискредитирующее меня заявление… необыкновенно осложнило условия моей работы, прошу Вас принять меня для дачи Вам лично объяснений по всей совокупности вопросов, с этим связанных».
После многочисленных мытарств в мае 1948 года первая очередь диффузионных машин ЛБ-7 наконец-то заработала. 22 мая вышло постановление Совмина СССР № 1679-658сс/оп, согласно которому Исаак Кикоин назначался научным руководителем и заместителем директора Государственного машиностроительного завода (так теперь стали именовать завод № 813).
Но неудачи продолжали досаждать атомщикам. Обогащать уран до нужной кондиции по-прежнему не удавалось.
Каскад диффузионных машин серии «ЛБ», хоть и носил имя грозного атомного начальника, но давал на выходе обогащение всего в 40 %. Всем было ясно, что стоит Лаврентию Павловичу узнать о столь плачевных результатах, и не поздоровится никому.
О том, как боялись тогда Берию, — в рассказе Андраника Петросьянца:
«Когда он узнавал о состоянии дел, он смотрел на нас сквозь стёкла своего пенсне, и его глаза излучали, конечно, не ласковость, а жёсткость. А точнее, не жёсткость, а жестокость. Придавить он нас мог очень просто, стоило ему только пошевельнуть пальцем, мигнуть глазом… Деваться нам было некуда, ибо он отвечал перед «Самим» за создание ядерного оружия, то есть он тоже боялся за свою шкуру, за своё место и за свою жизнь».
Такого же мнения придерживался и Первухин, впоследствии признавшийся:
«Мы все понимали, что в случае неудачи нам бы пришлось понести суровое наказание за неуспех».
Конфуз с диффузией как раз и оказался тем самым «случаем» — провал был явный! К тому же американцы обогащали уран именно с помощью газодиффузионного метода. И у них всё получалось. А у советских специалистов выходил всего лишь жалкий пшик! И этим физики-диффузионщики дискредитировали себя полностью!
У многих в такой ситуации опустились бы руки. Но Кикоин, продолжая упорные поиски причин неполадок, вновь обратился за советом к Курчатову. Игорь Васильевич выход из положения нашёл. Временный. Поручив доводить недообогащённый диффузией уран до необходимой (бомбовой) кондиции Арцимовичу — на его электромагнитной установке.
Битва за обогащение урана продолжалась.
