18
БАЛЬМИНИТ
Никитин взял предложенную полковником папиросу, сел в кресло и закурил.
Молча, прихлебывая из стакана остывший чай, Каширин перелистывал страницы блокнота, потом, выловив из стакана дольку лимона, высосал сердцевину, сморщился от ощущения кислоты и сказал:
— Труп Мехии Гонзалеса опознали. Как и следовало ожидать, посольство, представляющее интересы Гондураса, требует отправить тело Гонзалеса на родину.
— Я бы на это не согласился.
— Почему? Нельзя же давать пищу для нелепых догадок и провокационных измышлений, тем более что судебно-медицинская экспертиза закончена и отсутствие трупа не может отразиться на ходе следствия.
— Вы получили заключение экспертизы?
— Жду с минуты на минуту. Вам удалось выяснить, где Эдмонсон?
— Позавчера в четырнадцать десять скорым поездом в вагоне номер пять с Казанского вокзала Эдмонсон выехал в Сталинград.
— Откуда такая точность? — не скрывая удивления, спросил Каширин.
— Эдмонсон заказал билет через бюро обслуживания гостиницы. По книге заказов я получил точные сведения и, позвонив в Сталинград, поручил проверку. Поезд прибыл в двадцать один ноль четыре, а в половине десятого мне уже сообщили, что человек с указанными внешними данными действительно прибыл с этим поездом.
— Во всем этом есть что-то нарочитое, — в раздумье сказал Каширин. — Где был Эдмонсон эти четыре дня? Вы не интересовались его передачей в «Марсонвиль Стар»? Быть может, корреспонденции Эдмонсона прольют свет на это темное дело?
— Хорошо, Сергей Васильевич, попробую, но без особой надежды на успех.
— У старшего следователя вы были?
— Был. Познакомился со всеми материалами. Следователь придерживается первой версии.
— На основании каких данных?
— В патронташе убитого патроны шестнадцатого калибра, вес пороха шесть с половиной грамма. Обыкновенный полудымный порох типа нашего «Сокола». А порошинки, изъятые с лица убитого, неправильной формы, зеленого цвета, типичный порох для автоматических пистолетов типа «Браунинг», калибров шесть тридцать пять и семь шестьдесят пять. Лабораторный анализ, полностью подтвердивший эти предположения, дал возможность заключить, что в один из стволов ружья был заложен специальный патрон, обладавший большой силой взрыва.
В это время в дверь постучали, вошел лейтенант и под расписку передал полковнику материалы.
Судебно-медицинская экспертиза полностью подтвердила первоначальное заключение, но несколько новых деталей заставляли задуматься: «…Образование кожного дефекта на тыле левой руки не может быть следствием разрыва ружья по следующим причинам:
а) ровный край повреждения и его конфигурация могли быть нанесены только остро режущим предметом;
б) отсутствие реакции ткани вокруг повреждения указывает на то, что повреждение нанесено не в момент смерти, а некоторое время спустя».
— Вы помните, Сергей Васильевич, что рассказывал метрдотель «Националя»: Мехия Гонзалес жаловался на боль в кисти левой руки, — напомнил Никитин.
— Помню, Степан Федорович, помню, — погруженный в свои мысли, произнес Каширин, — но понять не могу. Зачем понадобилось убить человека, а потом срезать с кисти руки лоскут кожи?
— Что пишет по этому вопросу старший следователь? — спросил заинтересованный Никитин.
— На полях заключения экспертизы следователь поставил вопросительный знак и восклицание, — ответил Каширин и прочел:
— «…На запрос следственной части по вопросу, курил ли при жизни Гонзалес, сообщаем: а) содержание карбоксигемоглобина ниже нормы; б) судебно-химический анализ легких на алкоид табака — отрицательный; в) анализ кожного покрова пальцев рук, губ и полости рта на селитру также отрицательный».
— Не понимаю, зачем был нужен анализ на селитру? — спросил Никитин.
— Потому что рисовая бумага сигарет пропитывается селитрой, — пояснил Каширин.
— «На основании изложенного выше можно предположить, что при жизни Гонзалес не курил», — прочел Каширин и заметил: — На полях три восклицательных знака, сделанные красным карандашом.
— Здесь старший следователь не поставил знака вопроса, ему, очевидно, все ясно, — подчеркнул Никитин.
— А вам, Степан Федорович?
— Кое-что становится ясным, но об этом потом. Что дальше?
— «…В связи с запросом следственной части, — читал полковник, — был произведен анализ вещества, изъятого из-под ногтей пальцев рук убитого: а) загрязнение почвенное, также, как и вообще каким-либо органическим веществом, исключается; б) можно предполагать, что загрязнение содержит элементы стекла и металла». На полях заметка: «Передано на спектрографический анализ в лабораторию физических методов исследования».
Закончив чтение документов, полковник снял трубку телефона и набрал номер лаборатории физических методов исследования:
— Здравствуйте, Галина Николаевна! Полковник Каширин. Меня интересует результат анализа… Занимаетесь? Что-что? Вот как?! Хорошо, — положив трубку, Каширин сказал:
— Результат первого анализа совершенно неожиданный. Макарова делает повторный анализ для проверки.
— Ну вот что, Сергей Васильевич, я даже вам не говорил о своих сомнениях, но результаты экспертизы все больше и больше приводят меня к уверенности, что мы напрасно выдали труп Гонзалеса, — сказал Никитин и взволнованно прошелся по кабинету.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Каширин, переходя на «ты».
— Эти сигареты «Фатум» назойливо лезут в глаза. При описи вещей коммерсанта мы обнаружили «Фатум». В Большом театре корреспондент Эдмонсон забывает сигареты этой же марки. В машине, брошенной на Ваганьковском кладбище, — сигарета. В кармане полушубка убитого — сигареты. А экспертиза осторожно, но настойчиво уверяет нас в том, что покойник при жизни не курил. Получается впечатление, что за всем этим скрывается какой-то особый смысл.
— Ты, Степан, сядь и перестань говорить загадками. Конкретно, что ты имеешь в виду? — спросил Никитина Каширин.
— Гонзалес курил. Об этом свидетельствует персонал гостиницы. Да и сам я в этом уверен. Войдя в номер, где он жил, я почувствовал пряный, сладковатый запах табака.
— Ты, Степан, учти, что никотин нестойкий продукт и заключение экспертизы может быть ошибочным. «Можно предположить» — пишут эксперты.
— Нет, Сергей Васильевич, — стоял на своем Никитин. — Я склонен верить заключению экспертизы. Но мои предположения так чудовищны, что… — Никитин развел руками и, встав с кресла, неожиданно спросил:
— Разрешите, я пройду к Галине Николаевне?
Получив разрешение полковника, Никитин уже через несколько минут открыл дверь в физическую лабораторию. Он перешагнул порог большой, сверкающей белым кафелем комнаты как раз в тот момент, когда в вытяжном шкафу вспыхнул слепящий свет электрической дуги.
— Не терпится? — сказала, улыбаясь, Макарова и, закрыв кассету, вынула ее из спектрографа.
Макарова была тоненькая, хрупкая на вид женщина, с тугой светлой косой, уложенной вокруг головы.
— Галина Николаевна, не томите…
— Вот проявлю снимок и, если первый анализ подтвердится, скажу сама. Зайдите часа через два-три, — закончила она и пошла к двери, ведущей в лабораторию.
— Галина Николаевна, но результат первого анализа вы мне можете сказать? — настаивал Никитин, удерживая ее в дверях.
— Представьте себе, Степан Федорович, не могу. Полученный анализ опровергает все ваши предположения. Закончу работу, получите заключение, — решительно сказала Макарова и под носом у Никитина захлопнула дверь.
«Легко сказать, ждать два-три часа!» — подумал Никитин. «Дело Гонзалеса», как он мысленно назвал его, увлекало его все больше и больше. Если действительно Мехия Гонзалес убит, а в этом все меньше приходилось сомневаться, то каковы мотивы этого преступления? Почему вещественные доказательства, способствовавшие опознанию трупа, так назойливо о себе кричат? Словно чья-то умелая рука настойчиво подчеркивает эти детали. Чья это рука? Уильяма Эдмонсона? Тогда почему Эдмонсон не позаботился о своем алиби в дни, предшествующие убийству? В какой степени Джентльмен пера, человек с безупречной репутацией если не прогрессивного, то, во всяком случае, объективного журналиста, мог быть замешан в этом преступлении?
«В «свободной стране», где все покупается и продается, репутация честного журналиста тоже является объектом бизнеса!» — решил Никитин и отправился на улицу Огарева на Центральную международную телефонную станцию.
Иностранные корреспонденты обычно собираются здесь ближе к ночи, когда чище эфир и свободнее каналы международной связи. Устроившись в кабинетах-кабинах со своими пишущими машинками, прожигая сигаретами крышки столов, они выстукивают здесь корреспонденции и, сдав на визу рукописи, передают сообщения в свои редакции и газетные агентства.
В это время дня, как обычно, здесь было безлюдно. Никитин установил, что Уильям Эдмонсон девятого января передал в «Марсонвиль Стар» обширную статью под интригующим названием: «Самое главное».
В кратком вступлении к статье автор писал о том, что его перед выездом в СССР специально предупреждали: «…Русские вам будут подсовывать показательные заводы с цветочными клумбами и рабочими в белых халатах, колхозы с оперной декорацией и сверхсчастливыми колхозниками, учебные заведения, квартиры рабочих и кабинеты ученых, где реклама преуспевающего коммунизма будет доведена до совершенства».
«Когда я приехал в Москву, мои коллеги предупредили меня, — писал Эдмонсон, — что дорогие соотечественники мне будут подсовывать сенсационный материал, приготовленный на скверно пахнущей кухне пресс-атташе посольства.
Не желая оказаться в положении слепого, которому вместо посоха суют в руку оружие, я купил билет на одном из вокзалов Москвы на поезд, идущий в неизвестном для меня направлении.
Ночью я проснулся в купе от необычной тишины, поезд стоял на станции. Я вышел на перрон. Маленький вокзал среди необозримых степных просторов мне понравился. Я вышел на вокзальную площадь. За рулем грузовой машины дремал шофер. Я открыл дверцу автомобиля и спросил:
— Кого вы ждете?
— Товарища одного из области, да вот пришел последний поезд, а его нет. Сейчас разогрею машину, и домой!
— Вы меня не подвезете? — спросил я.
— До правления колхоза могу подвезти. Садитесь.
Я молча сел рядом с шофером в кабину и через некоторое время оказался около правления колхоза «Новый труд».
Пользуясь гостеприимством людей, которых никогда не знал раньше, я написал эту корреспонденцию. Думаю, что меня нельзя обвинить в необъективности или тем более в предвзятости мнений!»
Корреспонденция Эдмонсона действительно была объективна. С присущим этому журналисту темпераментом и остротой зрения он рассказал о том, что его, человека много повидавшего на своем веку, взволновало в этом далеком, степном колхозе.
Где этот колхоз «Новый труд»? Как проверить то, что именно в дни, предшествующие страшной находке глуховского лесничего, Эдмонсон был за много сотен километров от места преступления. А быть может, эта корреспонденция Эдмонсона и есть попытка увести от себя подозрение следствия и установить свое алиби?
Записав несколько фамилий колхозников, упоминаемых в статье Эдмонсона, Никитин поехал в Министерство сельского хозяйства, чтобы выяснить местонахождение колхоза «Новый труд», но… колхозов с таким названием оказалось тридцать шесть!
Тщательно выписав местонахождение всех колхозов «Новый труд», Никитин, исходя из того, что Эдмонсон был в дороге не более десяти часов, вычеркнул из списка все колхозы за радиусом пятисот километров от Москвы. Список колхозов уменьшился до девяти. Затем, исключив все колхозы внестепной полосы, Никитин получил список из четырех колхозов.
Из Управления он запросил телеграфом четыре районных отдела о колхозниках, упоминаемых в статье Эдмонсона, и направился в лабораторию физических методов исследований.
В лаборатории Никитин застал Галину Николаевну за микрофотометром, она заканчивала проверку последнего снимка. Взглянув через ее плечо на негатив, Никитин увидел чередование темных, светлых и совсем черных полосок спектра и ощутил знакомое чувство досады, которую обычно испытывает человек перед вещами, не доступными его пониманию.
— Ну что же, Степан Федорович, негативы идентичны. Теперь с уверенностью можно сказать, что спектрографический анализ вещества показал наличие до шести частей вольфрама, двух частей ванадия, одной части углерода и части железа. Если мы с вами вспомним, что химический анализ предполагает наличие элементов стекла, можно сделать вывод: перед нами специальная группа металлов, где стекло играет роль флюса для электродуговой наплавки твердых сплавов.
— Странная находка, — в раздумье произнес Никитин. — Я думаю, что этот анализ значительно подвинет следствие. Вы можете мне дать письменное заключение?
— Я написала заключение по первому анализу, — сказала Макарова и, достав из папки экспертизу, сличила ее с данными последней проверки, подписала и передала майору.
Никитин доложил полковнику о результатах спектрографической экспертизы и выехал в Институт стали на консультацию.
Профессор Шестаков был высокий, худой человек лет семидесяти с темными живыми глазами. Он любезно принял Никитина, выслушал его и сказал:
— Я думаю, товарищ Никитин, судя по группе металлов и количественному соотношению вольфрама и феррованадия, что мы имеем дело с бальминитом. Инженеры металлургии Балясин, Минков и Иткин разработали новый способ электродуговой наплавки сверхпрочных сталей. Бальминит значительно прочнее вокара и повышает износоустойчивость деталей в пять-шесть раз. Использование бальминита дело новое. Сейчас опыты по электродуговой наплавке бальминита поставлены только на двух заводах, на одном у нас, в Москве, и на Южноуральском номерном заводе.
— Вы можете, профессор, сообщить мне, какой из московских заводов ставит опыты с бальминитом? — спросил Никитин.
— Разумеется, — сказал профессор и, оторвав из шестидневки листок бумаги, написал адрес.
Никитин поблагодарил профессора за консультацию, простился и торопливо сбежал вниз по лестнице.
