1. Хромая Гульда
Туман, густой, липкий туман, как слои слежавшейся ваты, обволакивал воду и берег. Ничего нельзя было разглядеть даже на расстоянии нескольких шагов. Берега Пасвик-фьорда были высоки и обрывисты. И лишь в одном месте к отвесному склону горы примыкала узкая, сильно расчлененная низменная полоса страннфлата — поднявшегося морского дна. Это место было защищено от бурь, и здесь-то находился небольшой рыболовный порт Вест-фискевер. В период главного лова трески и сельди в фискевере собиралось много рыбаков. Для них имелись специальные временные жилища-рурбодары. Но сейчас была война и рурбодары пустовали. Только несколько землянок было занято рыбаками-переселенцами с южного и западного побережий Норвегии.
«Бедный, унылый край...» — подумал лейтенант Дружков. Он остановился у двери приземистой рыбацкой хижины, прислушался, а потом решительно вошел в хижину. Смуглое с небольшими скулами лицо лейтенанта было приветливо, и только в глубине его необычайно синих, слегка прищуренных глаз иногда вспыхивали хитроватые огоньки. Лейтенант был молод и красив. В каждом его движении чувствовалась уверенность, решительность, сознание своей силы и превосходства.
В хижине было тепло и уютно. У жарко пылающей плиты стояла высокая белокурая девушка в зеленом свитере и лыжных шароварах. Дружков знал, что девушка слегка прихрамывает и за это рыбаки прозвали ее Хромой Гульдой. Несложная история Гульды также была хорошо известна лейтенанту. Незадолго до войны бедняк крестьянин Кнудсен вместе со своей дочерью Гульдой переселился из Южной Норвегии в эти места. Гульда довольно сносно говорила по-немецки, и Дружков, немного владевший этим языком, мог иногда с ней беседовать.
— О, на юге нам было не так уж плохо! — говорила Гульда. — Не понимаю, что потянуло отца сюда. У нас там была даже своя корова. Только наши телемаркские коровы отличаются очень маленьким ростом — мне по пояс...
Рыбаки, да и советские моряки, пришедшие в Вест-фискевер, жалели хромоножку и оказывали ей всяческие знаки внимания.
— Симпатичная, добрая девушка, — говорили они. — Вот только хромает бедняжка...
Сергею Дружкову Гульда тоже нравилась. Он на несколько секунд задержался у порога, любуясь миловидным лицом девушки, а потом сказал:
— Рад приветствовать вас, фрекен Гульда. Погода отвратительная. Отец еще не вернулся?
На полных губах Гульды появилась улыбка:
— Нет, еще не вернулся. Они с соседом Петерсеном будут в городе до четверга: нужно купить по сходной цене новую сеть и кое-какие припасы. А вы тоже задержались...
Дружков снял флотскую шинель, фуражку, пригладил волнистые волосы.
— Дела, фрекен Гульда, дела... Война! Отдыхать некогда. Вот и сейчас я заглянул к вам, чтобы взять свои вещи и проститься с вами.
— Проститься?
— Да.
Лицо Гульды сделалось грустным, тонкие брови сошлись на переносице.
— Пока вы со своим приятелем стояли у нас на квартире, мы так привыкли к вам,— сказала она тихо.
— Не нужно огорчаться. Разлука временная. Уходим с Николаем на катерах в море. Вы уже знаете, что наши высадились на острове Раума. Так вот, нужно подбросить друзьям продовольствие и боезапас.
— Я простая рыбачка и мало разбираюсь в ваших военных делах, но хочу пожелать вам удачи.
— Спасибо, фрекен. Через полтора часа мы будем уже в море.
Лейтенант был весел, возбужден. Разговаривая с Гульдой, он укладывал в маленький чемодан свои скромные пожитки. Наконец все было готово. Дружков торопливо оделся, взглянул на часы, взял чемодан и подошел к девушке.
— Ну что ж, до свиданья...
Щеки Гульды порозовели, она как-то болезненно сощурилась, а в уголках ее рта появилось незнакомое лейтенанту горькое выражение.
— Я не думала, что вы так быстро оставите нас...— проговорила она едва слышно.— За эти четыре дня, что вы были у нас, мы так сроднились с вами... Вы такой простой и добрый... И Николая мы тоже полюбили. Особенно отец...
Дружков усмехнулся:
— Николай — рыбак. А, как у нас говорят, рыбак рыбака видит издалека.
— Мы никогда вас не забудем...— с неожиданной горячностью проговорила девушка.— С вами в нашу бедную хижину пришло что-то светлое, радостное... Мне хочется так много сказать вам...
И когда лейтенант притронулся к ее руке, глаза Гульды наполнились слезами. На ее лице была написана тревога.
— Берегите себя... В поселке рассказывают, будто немцы уже потопили несколько ваших кораблей.
— Это правда. У фашистов дьявольский нюх: стоит только нашим катерам выйти в море, как неизвестно откуда появляются их самолеты и нападают на наши корабли. Но сейчас другое дело. Вряд ли фашисты догадаются, что в такую погоду мы можем выйти из базы. Ведь нужно быть очень искусным, чтобы провести корабли в туман среди подводных камней...
— И все же берегите себя. Понимаете? Для нас с отцом это очень важно. И для меня...
Девушка совсем смутилась и замолчала.
Дружков пытливо взглянул на Гульду, стиснул ее тонкие пальцы, круто повернулся и вышел из хижины.
Он быстро шагал вдоль берега, лицо его было хмуро, левой рукой он потирал лоб, словно решал замысловатую задачу. Поравнявшись с гранитным, сильно выветрившимся валуном, он остановился и громко откашлялся. В ту же минуту из тумана вынырнула высокая плотная фигура старшины второй статьи Николая Одинцова.
— Кажется, клюнула,— негромко сказал Дружков.— Вы со своими людьми идите к скалам Ран-хорна и ждите Гульду. Дайте ей развернуть радиостанцию, ну а потом сами знаете, как поступать. Она и ее папаша — крупные птицы... Будьте осмотрительны.
