ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Из Нижних Липок удалось проследить «Левыкина» до общежития офицерского состава и затем до базового гаража. В то короткое время, что понадобилось капитану Данченко для связи с подполковником, преступник успел вывести из-под навеса мотоцикл, завести его и скрыться, оставив на дороге лишь облачко пыли.
Получив указание подполковника, Данченко на попутном тягаче подъехал к стартово-командному пункту, но здесь его ожидала новая серьезная неудача: командир полка не мог согласиться с начальником особого отдела, по плану которого во второй кабине «спарки», пилотируемой Астаховым, должен был находиться капитан Данченко. У капитана не было летной подготовки, а главное — опыта катапультирования. Пришлось перестраиваться, как говорится, на ходу; во второй кабине «спарки» летел старший лейтенант Бушуев.
На «Победе» командира полка, догоняя оперативную группу, капитан Данченко выехал в совхоз «Ясный».
Тяжело подпрыгивая на ухабах и кочках разбитой проселочной дороги, к полям совхоза «Ясный» шла и санитарная машина. Рядом с шофером сидел подполковник Вартанян, а в кузове — медсестра Ярцева, два санитара и Леночка Устинова.
На лице Лены можно было прочесть тревожное любопытство, не больше. Цель этой поездки ей была неизвестна, она строила всевозможные предположения, но ни одно из них не казалось ей возможным. В этот день она вернулась из городского бибколлектора поздно и, разбирая поступившие книги, задержалась в библиотеке. Около восьми часов в окно читального зала раздался энергичный стук. Открыв дверь, Леночка увидела на пороге майора Комова.
— Леночка, вы можете, не задавая вопросов, по-военному, точно и быстро, выполнить возложенную на вас задачу?
— Могу… — недоумевая, ответила девушка.
— К штабу сейчас подойдет санитарная машина. Вы сядете в кузов. По приезде на место вы из машины не выходите. Вот и все.
Замполит спешил. Бросив торопливый взгляд на часы, он повернулся в сторону дороги, всматриваясь в темноту.
— Анатолий Сергеевич, можно один, только один вопрос? — спросила она, прикоснувшись к руке майора.
— Да? — не поворачиваясь, бросил Комов.
— Что-нибудь случилось с Геной?
— Нет. С Астаховым я расстался несколько минут тому назад. Ваша, помощь может понадобиться. Это не приказание. Как хотите, — неожиданно закончил он и, увидев на дороге «санитарку» с красными подфарниками на крыльях, быстрым шагом направился к штабу.
Не раздумывая, Леночка заперла библиотеку и бросилась бежать вслед за Комовым. Яркий свет фар, на мгновение ослепив ее, погас. «Санитарка» остановилась. Из кабины вылез подполковник Вартанян и быстро прошел в штаб. Майор открыл дверцу машины и помог Лене подняться в кузов.
— Помните, Лена, никаких вопросов, — сказал он девушке и предупредил медсестру: — Товарищ Ярцева, с вами поедет Устинова, доложите об этом подполковнику медицинской службы.
И вот на узком сиденье — здесь большее место занимали носилки — сидят рядом Лена и Ярцева, напротив них — два санитара. Машина идет все быстрее и быстрее, подпрыгивая на кочках, стремительно спускаясь в овражки, сотрясаясь на корневищах проселочной дороги. На одном из поворотов их обогнал «газик» замполита.
Стрелки часов двигались томительно медленно. В нетерпеливом ожидании командир полка сидел на скамейке возле СКП и курил. Прямоугольник УКВ, похожий на ранец школьника, стоял здесь же на траве. Обычно, по такому аппарату на СКП принимали сообщения с полигона о результатах стрельб, теперь же этот аппарат служил связью с оперативной группой.
— Я — «Радуга»… Я — «Радуга»… Я — «Радуга»… — через равные интервалы давал позывные радист.
Учение шло своим чередом, самолеты взлетали и уходили в зону. Вспыхнув, лучи прожектора светлыми клиньями ложились на грунт, откуда взлетали машины. На металлической взлетно-посадочной полосе была только «спарка» № 903. С включенным двигателем, нетерпеливо дрожа на малых оборотах, самолет стоял у старта в ожидании приказа.
— Я — «Радуга»… Я, — «Радуга»… Я — «Радуга»… — без интонаций, монотонно произносил радист.
Полковник Скопин бросил недокуренную папиросу в бочку с водой. Окурок зашипел и погас. Прошло еще десять минут, и по тому, как радист произнес: «Да! Я — «Радуга»!» — полковник понял, что позывные приняты, и подошел к аппарату.
— Товарищ полковник, есть связь! — доложил радист и передал наушники командиру полка.
Прошло еще несколько минут. Астахов узнал голос подполковника Ожогина:
— Двадцать седьмой, для связи, как слышите?
— Слышу хорошо! — ответил он.
— Взлет разрешаю!
Астахов увеличил обороты двигателя и, уже отпустив тормоза, услышал напутственное слово полковника Скопина:
— Двадцать седьмой, помните — горячее сердце и холодный рассудок! Там, где нужен расчет, — ярость плохой советчик!
Стоя на командном мостике с микрофоном связи в руке, полковник наблюдал за тем, как, сверкая зелено-красными бортовыми огнями, самолет легко оторвался от земли, и его огоньки, словно несколько новых звезд, слились с звездным шатром неба.
Астахов вел самолет на заданной высоте, курсом на совхоз «Ясный». Молчание его тяготило.
— Алексей, как слышишь? — по внутренней связи спросил он Бушуева.
— Слышу хорошо, — и, понимая состояние Астахова, добавил: — Ничего, Гена, два таких здоровых парня, как мы с тобой, управятся с ним без труда, вот увидишь!
Шла вторая минута. Астахов различил темные силуэты металлических мачт высоковольтной линии. Правее начинались кукурузные поля совхоза, за ними — луга, о которых говорил «Левыкин».
Астахов развернул самолет против ветра, включил фару и пошел на посадку. Это были мгновения, требующие мобилизации всех сил, большого летного мастерства, а главное — того внутреннего чутья летчика, которое дается не каждому. Астахов выпустил посадочные и тормозные щитки. Погасить скорость не удалось. Самолет пробежал весь луг и остановился только возле первых кустов леса, ограждающего совхозные хлеба от жестких северо-восточных ветров.
Расстегнув привязные ремни, сдвинув фонарь, Астахов встал на сиденье и осмотрелся.
От темной гряды леса отделилась тень человека и вошла в светлую, освещенную луной, полосу. Астахов узнал «Левыкина» и спустился на землю.
«Левыкин» шел не торопясь по лунной дорожке. Впереди него плыла большая черная тень. Ему был виден весь самолет и летчик возле правой плоскости. Засунув руку в карман, он подошел близко к Астахову и спросил:
— Николаев в кабине?
Боясь выдать себя, Астахов молча кивнул головой.
«Левыкин» обошел летчика и, вскочив на плоскость, вдруг увидел бегущих к самолету людей.
В тот момент, когда он выхватил пистолет, Астахов, схватив его за ноги, рванул на себя. Упав грудью на плоскость самолета, «Левыкин» ногой ударил летчика в лицо. Удар, нанесенный ногой, обутой в тяжелый с металлической подковой ботинок, был так силен, что Астахов опрокинулся навзничь. Не заметив его падения, преступник перевернулся на спину и наугад послал в темноту выстрел. В это мгновение Бушуев нанес ему удар рукояткой пистолета в голову. Теряя сознание, «Левыкин» покатился по плоскости, но, подхваченный несколькими парами рук, даже не упал на землю.
Осветив сильным карманным фонарем лицо Астахова, подполковник Вартанян осмотрел его:
— Я думаю, товарищ подполковник, что костных повреждений нет. Через неделю будет в строю.
Еще не сознавая, что с ним происходит, Астахов очнулся на носилках. Его охватило чувство умиротворения и покоя. Он плыл на большой, пахнувшей смолой лодке по широкой, величественной реке… Был полдень. Геннадий лениво загребал тяжелым распашным веслом, и с лопасти, когда она поднималась над водой, скатывались сверкающие жемчужины брызг. Впереди него за таким же веслом сидела Лена и, когда, нагнувшись вперед, она заносила весло, он видел на ее шее веснушки… Дремотная, ленивая тишина… Скрипят уключины…
Скрипят ремни на поручнях носилок.
Лена склонилась над Астаховым и осторожно подложила под его голову свои холодные ладони. Он открыл глаза и увидел матовый плафон автомобильного кузова, затем Лену. Астахов воспринял ее как хорошее, доброе сновидение и, подняв руку, нашел, ее пальцы и крепко, словно боясь потерять вновь, прижал их к своему затылку и закрыл глаза.
Капитан Данченко подал подполковнику найденный в траве бесшумный пистолет калибра 7,65. В кармане комбинезона он обнаружил концертино и, взяв за ременную петельку, протянул инструмент подполковнику Жилину. Мехи растянулись, издав звук, грустный и протяжный, как вздох.
— У кого-нибудь есть чем отвернуть винты? — спросил подполковник.
Бушуев протянул ему отвертку. Жилин отвернул три шурупа, придерживающие одну из крышек с перламутровыми пуговками ладов, и, сняв ее с концертино, показал содержимое инструмента капитану Данченко:
— Вы, товарищ капитан, хотели видеть приемопередаточную станцию, вот она. У этого «инструмента» не ищите производственной марки: в таких случаях фабричное клеймо стыдливо скрывают.
Жилин подошел к преступнику, поднял его запрокинутую голову и, увидев на висках среди волос тонкие рубцы швов, сказал:
— Следы пластической операции. Чтобы изменить внешность, ему подтянули на висках кожу, отчего глаза и приняли эту удлиненную форму разреза.
С большим трудом удалось доктору Вартаняну вернуть сознание преступнику. Он открыл глаза и непонимающим взглядом осмотрел окружающих его людей. Постепенно взгляд его становился все более и более осмысленным. Он заметил капитана Данченко, концертино в его руках, перевел взгляд на подполковника Жилина, приподнялся на локтях, иронически улыбнулся.
— Вы… думаете… что разговор… между нами… состоится. Нет!.. Разговора не будет! — бросил он, и быстро сунув в рот конец галстука, закусил его зубами.
— Вы еще раз ошиблись, но теперь, кажется, в последний раз, — ответил подполковник Жилин. — Обычно ампулу кладут в острый конец воротничка. Вы оказались изобретательнее и положили ее в конец галстука. Вот она, ее удалось найти.
Подполковник показал ему маленькую, точно капля воды, ампулу и резко закончил:
— Нет, разговор у нас с вами, Ползунов Григорий Николаевич, состоится, обязательно состоится!
Москва 1955–1957 гг.
notes
