XVI. ПОКУШЕНИЕ

Пришла новая техника.

Эшелон подали на запасной путь станции. За восемь часов нужно было вывезти десятки огромных контейнеров.

Командир базы, озабоченный, суетливый, как клушка возле своих цыплят, бегал за каждой машиной, пока тягач благополучно не спускался с помоста у железнодорожной насыпи.

У всех, от командира до рядового солдата, настроение было приподнятое, праздничное. Новая техника — новые горизонты! Впереди была борьба за преодоление звукового барьера, за дальность полета и свободу маневра на больших высотах, предстояло новое, захватывающее движение вперед.

Начались хлопотливые дни. Летчики были заняты обычными полетами и освоением новых машин. Особенно доставалось техникам и механикам. Кроме учебы и подготовки самолетов к плановым полетам, они занимались сборкой новых сверхскоростных машин. Днем и ночью шла на аэродроме напряженная работа.

Однажды — было это на третий день после прибытия эшелона с техникой, — Данченко приехал на аэродром с попутной машиной, вылез из кабины, словно нырнув в чернильную гущу, осмотрел небо и невольно проронил вслух:

— Кажется, гоголевский черт украл луну, прихватив кстати и всю звездную мелочь.

Астахов правой рукой нанес сильный удар

Мигал красный луч светомаяка. Ровные светлые ограничительные огоньки взлетно-посадочной полосы упирались в видимый горизонт.

Данченко постоял на месте, пока не привыкли глаза к темноте, затем направился к стоянке, ориентируясь на зелено-красные бортовые огни самолетов.

Разрезая тьму огненным мечом, на большой скорости над аэродромом промчался самолет с включенным форсажем.

Шли тренировочные полеты на перехват условного противника во взаимодействии с зенитно-прожекторной группой.

Вдруг впереди Данченко на траву лег яркий блик. Он обернулся и увидел в окне домика материально-технической части слепящую вспышку света и силуэт человека.

«Электросварочных работ в домике производить не могли, следовательно…» — подумал Данченко.

Яркая вспышка погасла, из окна лился обычный электрический свет. Заинтересованный, Данченко направился в сторону маленького, стандартного домика, занимаемого МТЧ. Внезапно свет в окне погас, человек в комбинезоне вышел из дома и, пересекая поле, направился к стоянке самолетов.

Некоторое время Данченко выждал, затем быстро пробежал оставшееся расстояние, вошел в домик и, включив карманный фонарик, осмотрел комнату. Ничего примечательного он не увидел, только из стоящего на столе поршня, служившего пепельницей, поднималась тонкая струйка дыма. С мыслью «Магний!» он перевернул поршень, из него выпала недокуренная, еще горящая сигарета «Астра».

«Евсюков дежурил в боевом звене до восьми часов вечера, на аэродроме его не было. Кто же побывал сейчас здесь, в каптерке?» — с этой мыслью Данченко вышел из домика.

Словно рыбу, пронзенную трезубой острогой, три прожектора держали самолет. От их света ночная тьма казалась насыщенной тонкой серебристой пылью. В этом призрачном свете на полпути к стоянке Данченко увидел силуэт человека. Когда прожекторы погасли, пользуясь наступившей темнотой, Данченко побежал вперед. Он бежал, думая о том, что за это время человек может раньше него достигнуть стоянки, смешаться с группой техников и механиков. Тогда его не опознать.

Но человек был на месте, он словно поджидал здесь Данченко. Вспыхнул огонек спички. Неизвестный закурил и, не торопясь, пошел к стоянке.

К хвостовому оперению подготовленного к запуску самолета подошла машина аэродромного питания. Электрик подключил кабель. Человек прошел в блеклом свете задней фары и скрылся с правой стороны фюзеляжа.

— Есть пламя! — услышал Данченко рапорт смотрящего.

«Пускач», быстро отвалив от хвоста, отъехал в сторону. Пересекая упругую, жаркую струю из выхлопного сопла, Данченко перешел по правую сторону самолета. Ориентиром для него служил огонек сигареты. Но когда он обошел правую плоскость, человек, словно растворившись во тьме, исчез. Сделав еще несколько осторожных шагов вперед, Данченко осмотрелся. Пилот машины, около которой он стоял, дав полные обороты, опробовал двигатель. Данченко показалось, что преследуемый им человек находится по левую сторону машины, что их разделяет только поднятая грудь самолета. Данченко сделал еще несколько шагов вперед, и в это мгновенье кто-то сзади нанес ему сильный удар в спину. Инстинктивно, стремясь удержаться на ногах, Данченко уперся левой рукой в фюзеляж, едва не оказавшись прямо против втяжного сопла самолета. Отбежав в сторону, он дал дорогу самолету, выруливавшему к старту, и оглянулся, но никого не увидел.

«Что же это? Хулиганство или покушение?» — подумал он.

Год или два тому назад — точно Данченко не знал — на одном из аэродромов был такой случай с человекам, случайно оказавшимся вблизи втяжного сопла самолета. Компрессорная тяга сопла — такой страшной силы, что, когда через несколько минут выключили двигатель, то вытащили из сопла обескровленный мешок костей.

Данченко не был трусом, но, как всякий человек, обладающий сильным воображением, представив себе угрожавшую ему опасность, остановился среди поля и вытер со лба холодный пот. Еще сильнее было чувство обиды: в этой смертельной схватке с врагом он остался жив, но проиграл без всякой надежды отыграться. Пока человек идет по следу хищного, сильного зверя — все преимущества на стороне человека, но как только след потерян и зверь обнаружил преследование — на каждом шагу человека подстерегает опасность.

Где же он совершил ошибку?

Стремясь удержаться на ногах, Данченко уперся левой рукой в фюзеляж

Данченко опустился на траву и, обхватив голову руками, пытался восстановить в памяти все события этих дней. Чем больше он думал, тем меньше, казалось, было причин сомневаться в своих действиях. Но враг убил Михаила Родина потому, что техник угрожал ему разоблачением; он покушался на жизнь Данченко потому, что где-то, в чем-то Данченко себя обнаружил, как говорят криминалисты, раскололся. Но где? В чем? Когда?

Состояние нервного возбуждения прошло, и на смену ему пришла слабость. Хотелось в эти минуты хоть на время уйти из этого мира борьбы и непрерывного напряжения сил.

«Чтобы жизнь прошла, как… мчится скорый поезд мимо полустаночных огней?! — вспомнил Данченко забытые строфы. — Черта с два! — неожиданно заключил он. — И ничего-то в жизни не проходит бесследно, без борьбы! Так-то, Максим Фадеевич!» — закончил Данченко, вскочил на ноги, обобрал с брюк приставший репейник и быстро зашагал к гарнизонному городку.

Когда, открыв дверь, он вошел в кабинет, подполковник поднялся к нему навстречу.

— Что случилось?

— Случилось непоправимое, — сказал Данченко, махнув рукой.

— Расскажите все по порядку! — проникаясь его волнением, потребовал Жилин.

— Максим Данченко «раскололся», но как, при каких обстоятельствах? Ума не приложу! — и он подробно рассказал Жилину о покушении.

— Что же мог фотографировать этот человек в каптерке? — с недоумением спросил Жилин.

— Ничего. Все было сделано для того, чтобы подвести меня к соплу самолета. Подобная смерть не вызвала бы никаких подозрений. Я попался, как карась на приманку!

— Вы были на волосок от гибели. Как говорят летчики, родились вновь, и мне понятно ваше состояние, но…

— Где я совершил просчет? Как ему удалось меня обнаружить? Помогите мне, Василий Михайлович, разобраться. — Данченко ходил по кабинету, мучительно напрягая память, анализируя каждый свой поступок, каждый день и каждый час работы.

— В котором часу все это произошло? — спросил Жилин.

— В двадцать один пятнадцать, — ответил Данченко. — Интересно было бы знать, что в это время делал Евсюков? Мне кажется, мы, Василий Михайлович, недооцениваем эту фигуру. Уже не первый день ведем наблюдение за Евсюковым и ничего не можем обнаружить.

— Вы правильно квалифицируете Евсюкова как «фигуру». В этой «партии» его переставляют по шахматной доске, как фигуру, а противник наш умнее и опытнее. Мы с вами, товарищ капитан, теряем время…

— Да, время работает против нас, — согласился Данченко, — а тут еще мой провал… Какая неудача!

— «Провал… Неудачи…» — повторил подполковник, усмехнулся и с присущим ему спокойствием сказал: — Английский писатель Пристли, большой мастер авантюрно-приключенческого романа, в своей книге «Затемнение в Гретли» устами Оствика, сотрудника английской контрразведки, говорит: «В нашем деле очень много значит удача…» Я позволю себе не согласиться с Джоном Пристли и Максимом Данченко. Что такое удача или неудача? Случайность! Мы должны работать так, чтобы для случайности не оставалось места. Случайность не является закономерностью развития явлений, хотя и имеет свою причину. Причина данной случайности, или, как вы говорите, неудачи — ваша ошибка, ваш просчет. Стоит вам найти свою ошибку, и все встанет на место.

— Понимаю, Василий Михайлович, отлично понимаю, но я анализировал буквально каждый свой шаг и не мог найти ошибку…

— А ошибка есть, — перебил его Жилин. — Ошибка уже дважды едва не стоила вам жизни… Я думаю… За последние сутки вы не спали?..

— Спать я все равно не могу, не до сна…

— Отправляйтесь домой, примите таблетку снотворного и ложитесь спать. Утром, восстановив в памяти, подробно запишите день за днем и час за часом каждый свой шаг. С этой записью будьте в отделе к десяти часам утра.

Но когда на следующий день утром Данченко явился в отдел, он по выражению лица Жилина увидел, что за это время произошли какие-то новые события, существенно влияющие на весь ход следствия.

— Ну что же, товарищ капитан, я должен вас поздравить с успехом! — сказал подполковник, пожимая ему руку. — Сегодня получено два интересных сообщения. Одно из Петрозаводской областной прокуратуры. — Подполковник прочел: — «В ответ на ваш запрос сообщаем, что девятого января с. г. из проруби озера железнодорожной станции Малые Реболы был извлечен труп неизвестного мужчины со следом пулевого отверстия в правом предплечье. По заключению судебно-медицинской экспертизы, смерть неизвестного наступила от отравления соком семян строфантуса…» — Подполковник отложил сообщение из Петрозаводска и, вручая Данченко конверт, сказал: — А это письмо полковника медицинской службы Хлынова, прочтите сами.

Данченко с интересом развернул письмо:

«Уважаемый Василий Михайлович! — писал Хлынов. — Вы, очевидно, знаете о существовании Всесоюзного научного общества судебных медиков и криминалистов. В повестке дня заседаний Московского отделения, как обычно, последним вопросом ставится информация о деятельности отделений общества по Советскому Союзу. И вот, на последнем заседании мы заслушали информацию о деятельности Петрозаводского общества. Думаю, что для вас это представляет значительный интерес. Повестку дня привожу дословно: «РЕДКИЙ СЛУЧАЙ УБИЙСТВА ПРИ ПОМОЩИ ПУЛИ, ОТРАВЛЕННОЙ СОКОМ СЕМЯН СТРОФАНТУСА. ДОКЛАД ДЕЛАЕТ СТАРШИЙ научный сотрудник петрозаводской СМЭ А. В. ЧЕСНОКОВ». Я написал в Петрозаводск и просил выслать стенограмму доклада, но уверен, что Вы раньше меня будете знать все обстоятельства дела.

С приветом, уважающий Вас Хлынов».

— Просмотр личных дел в связи с запиской, переданной Евсюковым, я проведу сам, а вы, товарищ капитан, на моей машине выезжайте в округ, получите командировочное предписание и — в Петрозаводск! Помните, дорога каждая минута! — сказал подполковник. — Чуть не забыл. Тут вам есть еще одно письмо. Кажется, личное. — Жилин передал ему конверт и, сделав вид, что не заметил, как покраснел Данченко, добавил: — Через пятнадцать минут машина заедет за вами в Нижние Липки. Идите собирайтесь.