52. Отец Ланцанс не хочет шоколада
Ланцанс опустил оконную штору и, не глядя на Шилде, проговорил:
— Вы недооцениваете услугу, которую я вам оказываю. — Его голос едва приметно дрожал. Но Шилде ни за что не догадался бы об истинных причинах этого. — Говоря между нами, мы посылаем её в пасть льва.
— Это известно мне не хуже вашего, — ответил Шилде. — «Особенную часть» Советского кодекса я помню наизусть.
— Господь да поможет нашим питомцам! — пробормотал Ланцанс.
— Ну, знаете ли, — усмехнулся Шилде, — тут надежда на небеса плохая. Начиная со статьи 581 и до 5812 любую из них в отдельности, а при желании и все вместе можно предъявить таким, как мой Квэп. Я уже не говорю об указе 12 января — тут крышка и гвоздь… — проворчал Шилде. — Кстати говоря, советую вам в Доротеенфройде следить за тем, чтобы ваши люди не совали нос в этот Уголовный кодекс. Когда они узнают, что в случае провала не миновать расчёта «по указу», это не способствует желанию совершать путешествие в Совдепию.
— Но мы же сами втолковываем «перемещённым», что самый факт возвращения туда любого из них не обещает ничего, кроме лагеря.
— Лагерь — это не смертная казнь. Есть ещё надежда выжить. Когда она исчезает, вот и происходят такие случаи, как с Круминьшем. Я у себя в школах выдрал эту главу из Советского кодекса и заменил листком собственного изготовления.
— Сложный вопрос… — Епископ в сомнении покачал головой. — Попробуйте дать им уверенность, что возвращение под сень коммунистических властей ничем не грозит, и наши люди устремятся туда толпами.
— Врать, дорогой епископ, нужно с умом, — глубокомысленно заявил Шилде. — Гитлер уверял, будто ложь становится тем правдоподобнее, чем она крупней.
— Святые слова святого человека.
— Ещё немного, и вы посадите Адольфа рядом с богом-отцом.
— Мученическая кончина зачтётся ему в царствии небесном.
— Значит, быть ему в раю? Ну, там мы с ним и встретимся. А теперь по рюмке кюммеля, епископ? — заключил Шилде. И, заметив испуганный взгляд, который епископ метнул вокруг себя, со смехом добавил: — Сегодня на вас такой костюм, что если кто и увидит рюмку в вашей руке, — не осудит.
— Святая церковь не возбраняет своим служителям вкушать сок плодов, созданных всевышним. — Ланцанс состроил постную мину. — Но ничто возбуждающее плоть, ничто возбуждающее мысли не касалось, не касается и не коснётся моих уст!
— А я всё-таки дёрну! — сказал Шилде и заказал две рюмки доппеля. — За свою и за плоть вашего преосвященства. Впрочем, можно и третью: за плоть Инги Селга. — Он подмигнул Ланцансу. Вы уж не постоите за тем, чтобы приписать к залогу сотенку долларов и в мою пользу. Ей-ей девица стоит того.
Через два дня, как было условленно, Шилде пришёл в кафе «Старый король» для передачи епископу залога за Ингу Селга (она же «Изабелла»). Епископ не пил шоколада. С растерянным видом он глядел по сторонам, и пальцы его пересчитывали пуговицы пиджака: сверху вниз, снизу вверх и снова сверху вниз. После витиеватого предисловия он путано рассказал Шилде о том, что мать Маргарита обнаружила приготовления к побегу Инги Селга. Нити вели за пределы «обители десницы господней». Подготовкой побега руководила бывшая заключённая гитлеровского концлагеря и участница движения сопротивления Эрна Клинт, сестра Вилмы Клинт, бывшей воспитанницы школы Центрального совета, а ныне уборщицы и судомойки в Доротеенфройде.
Ланцанса не так волновал сам заговор, поскольку он был обнаружен, как то, что Шилде может теперь отказаться от Инги Селга. Однако Шилде решил дело по-своему: то, что Инга замыслила бегство, доказывает её способность к самостоятельным, смелым действиям. К тому же провинившийся агент — всегда удобнее чистюли, не чувствующего за собой никакого греха. Одним словом, Инга устраивает Шилде в качестве агента. Но он не покажет этого епископу и собьёт цену на девицу.
— Ну, а насчёт Эрны Клинт, дорогой епископ, не беспокойтесь. Мы передадим её дело господам из организации Гелена. — Шилде с удовольствием потёр ладони, как делают люди, покончив с удачным делом. — А теперь, дорогой епископ, я закажу себе ещё рюмочку доппеля. А вам, конечно, обычный шоколад?
— Знаете, дорогой Шилде, — опуская глаза, едва слышно ответил Ланцанс, — пожалуй, я выпью с вами. Уж очень она меня расстроила, эта девица!.. Одну рюмочку!
— Хоть десять, дорогой епископ, — весело заявил Шилде. — Хоть десять, если вы платите сами за себя!
Через час они вышли из кафе. Лицо Шилде было красно, и он с выражением удивления, точно впервые видел бульвар, людей, деревья, обводил все помутневшим взглядом. На руке его, уронив голову на грудь, висел Ланцанс. Епископ шаркал ногами, и с его оттопыренной нижней губы стекала слюна. Шилде поманил проезжавший таксомотор и принялся втискивать в него расслабленное тело епископа. Когда ему удалось усадить спутника, он взгромоздился на сидение сам и бросил шофёру:
— В Доротеенфройде!
— Куда? — с удивлением спросил шофёр.
Шилде понял, что сказал глупость: отсюда до Висзее было по крайней мере 200 километров. С трудом ворочая языком, сказал:
— Хорошо бы, конечно, в Ригу, но это ещё дальше… В общем куда-нибудь… к девкам!