Владик совсем забыл, что день субботний и мама не на работе. Она встретила Владика на пороге и неласково сказала:

– Явился наконец… Будешь сразу во всем признаваться или станешь сперва городить небылицы?

– Буду признаваться, – вздохнул Владик.

– Давай-давай…

– Зонтик сломался.

– Миленькое дело! Я же говорила! А ты что? "Ах, он крепкий, ах, я осторожный!.." Ладно, зонтик – это раз! А дальше?

– Что? – робко спросил Владик.

– Ах, "что"? Может быть, ты хочешь рассказать, что сидел сегодня на уроках и даже получил кучу пятерок? Прогульщик несчастный! Из школы прибегают одноклассники: "Почему вашего Владика нет на занятиях?" А я откуда знаю, почему? Я схожу с ума, товарищи тоже переживают…

– Товарищи! – сказал Владик. – Наверняка Витька Руконогов, этот ябеда и предатель.

– Не смей так про него говорить! Он замечательный мальчик!

– Ну конечно! Он замечательный, а я…

– Где ты был?!

– Я нечаянно… Меня унесло. Ветер такой могучий, а зонтик такой… как парус, меня как дернет, как понесет, а там колючки, и я вверх, по воздуху…

Мама села на стул, задумчиво взялась за подбородок и стала смотреть на Владика очень внимательно. На лице ее читалось, как буквы на бумаге: "Ну-ну, давай. Послушаем, что еще сочинишь…"

– Вот ты не веришь, а я правда по воздуху. А там яхта, ее на камни несло, надо было протянуть канат, а лететь, кроме меня, некому, а она бы разбилась… Ну, ты не веришь, а я не могу, когда ты не веришь! А если поверишь, то испугаешься и опять меня наругаешь, ты скажи сперва, что ругаться не будешь, и я расскажу, чтобы ты поверила, а то…

Мама встала и деловито потрогала Владькин лоб.

– Конечно. Бегаешь по такой погоде раздетый, а потом грипп или ангина. Голова болит?

Владик ухватился за спасительную ниточку.

– Не болит, – сказал он слабым голосом. – Только гудит немного. И какая-то слабость…

– Я так и знала! Немедленно в постель!

Владик послушно побрел в комнату, где стояла его кровать. Начал расстегивать рубашку. Тилька, который опять сидел в кармане, шевельнулся: "Не забудь про меня".

– Мамочка, принеси, пожалуйста, стакан воды, – попросил Владик. – Что-то немножко в горле пересохло.

Мама торопливо принесла воду. Владик отхлебнул и поставил стакан на столик с учебниками. Глаза у мамы были испуганные, но она сказала:

– Раздевайся и ложись, но имей в виду, что разговор наш не закончен.

– Ладно, – покорно согласился Владик. Мама вышла, а он высадил Тильку в стакан. Стеклянный барабанщик будто растворился в воде – если не приглядеться, то и не заметишь.

Владик заполз под одеяло.

Ему было немножко не по себе. Не очень-то честное дело притворяться больным, чтобы спастись от неприятностей. Будто дезертир какой-то. Мама, конечно, переволновалась, когда подлый Витька Руконогов прибежал и наябедничал про его прогул. А сейчас опять волнуется из-за его фальшивой болезни. Пускай уж лучше отругает сразу…

Но тут Владик почувствовал, будто он и в самом деле больной. Усталый и разбитый. Снова заболели ушибленные на палубе ноги, загудели плечи, застонали жилки в руках. Мягко закружилась голова. А в закрытых глазах поплыли клочковатые облака, волны, скалистый берег, желтые цветы сурепки. Владика куда-то плавно понесло. Будто он снова полетел. "Ну и ладно", – подумал Владик и приготовился сладко задремать. Но в это время затренькал звонок. Это пришла к маме соседка Игнатия Львовна – грузная дама с медовым голосом.

Игнатия Львовна только что вернулась с заседания Тайного Клуба Веревочниц (сокращенно ТКВ).

Про этот клуб знают немногие. Для посторонних он называется "Кружок макраме". Женщины там плетут из веревок и шпагатов разные узорчатые изделия. Но это для отвода глаз. А на самом деле в этом клубе они учатся плести интриги и разрабатывают планы, как опутать бельевыми веревками все детские площадки. Чтобы мальчишки и девчонки не бегали и не прыгали там, не гоняли мячи и не мешали своим шумом почтенным людям.

На волейбольной площадке в своем дворе Игнатия Львовна вывешивала веревки много раз, но эти отвратительные дети поднимали такой крик, что приходилось в буквальном смысле сматываться. Теперь в клубе пытались изобрести невидимую веревку, которая будет цеплять ребят скрытно. Однако дело шло туго, и все члены клуба получили задание продолжить тайные опыты дома.

– Здравствуйте, моя милая, – пропела Игнатия Львовна маме Владика. – Нет ли у вас, голубушка, моточка бельевого шнура? Нам в кружке поручили сплести очень хитрые узоры, а у меня кончилась вся веревка. В понедельник я куплю и верну вам.

Шнур у мамы был, и она с удовольствием дала моток Игнатии Львовне. Мама считала соседку доброй и солидной женщиной, любила с ней беседовать. Сейчас она пожаловалась на Владика. Подумать только, не пошел в школу, где-то гулял полдня под дождем и ветром, потом начал сочинять всякую чушь и теперь лежит с простудой.

Соседка сдержанно охала и кивала.

– А что я могу сделать? – сказала мама. – Тут нужна сильная мужская воля, но отцу всегда некогда, он с утра до вечера на репетициях и смотрах.

Это была правда. Папа служил первым трубачом в оркестре, а оркестр-то не простой. Морской и показательный. И папа – не просто музыкант, а человек военный, с погонами главного корабельного старшины. А у военного оркестра полно работы: то приезжает комиссия адмиралов, то надо готовиться к параду, то ехать на гастроли…

– А когда приходит с работы, вместо того чтобы побеседовать об отметках и дисциплине, начинает с сыном дурачиться и барахтаться на ковре. Будто два четвероклассника!

– Да, это очень печально, – посочувствовала Игнатия Львовна и посоветовала маме почитать в журнале "Семейное здоровье" статью профессора Чайнозаварского.

Статья называлась "Народная медицина и народная педагогика". Профессор писал, что в наше время многие врачи стали вновь прибегать к старинным способам лечения: к разным травам, снадобьям и припаркам, которыми исцеляли больных в народе много сотен лет назад. Почему бы и в педагогике не вспомнить старые способы? Много веков подряд самым надежным средством воспитания был березовый прут. А сейчас этот метод незаслуженно забыт…

– Правда, у нас на юге березы – редкость, – вздохнула Игнатия Львовна. – Но при желании можно подобрать другую древесную породу.

С этими словами Игнатия Львовна попрощалась.

– Сама ты древесная порода. Бестолочь непрозрачная, – отчетливо сказал ей вслед Владик.

Мама влетела в комнату.

– Ты сошел с ума!

– А чего она…

– Я скажу отцу, чтобы поговорил с тобой как следует. Пусть только придет.

– Ну и придет… Я ему все объясню. Он все до конца выслушает, он терпеливый.

– Слишком терпеливый, ни разу не взялся за тебя… Боюсь, что мне самой придется поступить, как советует профессор…

– Я болею, – быстро сказал Владик.

– Ничего, я подожду. Имей в виду, сегодняшние фокусы я тебе не прощу.

– Простишь, простишь, – сказал Владик.

– Это еще почему?

– Ты сама говорила, что все мне простишь, кроме музыкальной школы. А теперь ведь не музыкальная…

– Болтун несчастный, – сказала мама и ушла из комнаты, чтобы нечаянно не засмеяться.

А Владик уснул. Он спал до самого вечера, потом поужинал, потом снова улегся. Он не слышал, как вернулся папа и о чем они с мамой говорили. Ему снилось, что они вдвоем с Никой летят на зонтиках, а внизу бегут рыжий Костя и белобрысый Матвейка. И кричат:

#

Ветер с зюйд-веста,

Жених и невеста!

Летят без оглядки,

Сшибем из рогатки!

Это был, конечно, глупый сон, следовало бы проснуться, но Владик не сумел.

…А в стакане спал стеклянный барабанщик Тилька. Спал беспокойно, иногда вздрагивал, и вода плескалась. Тильке тоже снились недавние приключения…