ТЕТРАДЬ ПРОФЕССОРА

Появление Вани и Ткеши на квартире у Званцева, рассказ о поездке и сама тетрадь явились полной неожиданностью для Званцева. Немедленно явился по вызову Другов, и все с огромным нетерпением сели за круглый стол. Профессор раскрыл тетрадь и начал читать.

Профессор перевернул несколько страниц.

— Посмотрим, что идет дальше… «Упрощенный вывод формулы Гамильтона (июль 1933 года)».

Он перелистал еще несколько страниц. Его лицо оживилось.

— «Сверхультрафиолетовые лучи особо интенсивной химической активности (август 1933 года).

Еще в 1912 году, изучая ультрафиолетовые лучи колпачка ауэровской горелки, я установил в них присутствие особого рода лучей, гораздо более активных и обладающих гораздо более высокой способностью проникания. Правда, интенсивность этого излучения была ничтожна.

Ауэровский колпачок, как известно, состоит из тканей, пропитанных смесью азотнокислых солей тория и церия, причем первого девяносто девять процентов, а второго только один процент. В пламени газа ткани сгорают, а соли сохраняют форму колпачка. Я доказал тогда, что новые лучи идут исключительно от цериевых солей.

Недавно я вновь занялся этой проблемой. Мне удалось установить, что в момент вспышки паров церия, что бывает при температуре 1800 градусов Цельсия, происходит внезапное излучение сверхультрафиолетовых лучей, продолжающееся, по–видимому, лишь ничтожные доли секунды. Интенсивность излучения зависит от количества церия.

Лучи эти весьма легко проникают через воздух, дерево, бумагу и даже через металлы. Только особо тяжелые металлы — свинец, золото, ртуть — задерживают большую часть лучей. Химическая активность их поистине изумительна. Йодистый азот — вещество весьма легко разлагающееся — взрывается от самого ничтожного излучения. Мне удалось взорвать такими лучами ружейный пистон с гремучей ртутью на расстоянии десяти метров от установки. Вспышку я производил так: помещал крупинку металлического церия в платиновую капсюлю и нагревал ее в пламени гремучего газа. Через некоторое время пары церия разрывали капсюль, воспламенялись и испускали излучение сверхультрафиолетовых лучей. Обычные лучи задерживались при этом экраном из черной бумаги».

Другов взволнованно остановился и осмотрел слушателей.

— Дальше написано другими чернилами, — сказал он. — Продолжаю!

«15 августа 1933 года. Я тревожно провел эти дни. Открытие лучей не дает мне покоя. Ясно, что их можно применять во время войны для взрывов на расстоянии. Это страшное военное изобретение. Имею ли я право продолжать свои опыты над ним? Могу ли я, мирный человек, боящийся ужасов войны, дать такое оружие?..

Нет, мне надо прекратить свои опыты…»

— Дальше запись идет карандашом, — вновь прервал чтение Другов.

— «Пишу взволнованный отвратительным событием. Вчера ко мне в кабинет зашел какой-то маленький белобрысый человек и отрекомендовался научным сотрудником Ленинградского радиевого института Хромченко. Он начал с лести и сказал, что в институте меня знают и очень ценят. Он выказал хорошее знакомство с моими трудами. Я промолчал. Он стал говорить, что мне трудно и неудобно работать в моей маленькой лаборатории с ограниченными возможностями.

— Такому ученому, как вы, надо иметь собственный институт и неограниченные средства, — сказал он.

Я ответил, что обеспечен всем необходимым и не понимаю, к чему этот разговор. Тогда он неожиданно сказал:

— А знаете, мы могли бы вас устроить лучше. Мы могли бы предоставить вам возможность работать за границей и дать вам сто, даже сто пятьдесят тысяч долларов для ваших работ по передаче химических импульсов на расстояние, — подчеркнул он последние слова.

Я был ошеломлен. Откуда в Радиевом институте могли узнать тайну моего открытия?! И что это — действительно проявление внимания или шантаж, гнусное предложение изменить своей родине?

Хромченко откланялся и сказал, что скоро зайдет.

Обеспокоенный предложением, я решил на следующий день позвонить в Ленинград, директору Радиевого института.

Да, научный сотрудник по фамилии Хромченко у них числится, но он никуда из Ленинграда не уезжал и кроме того… он — брюнет».

Другов остановился.

— На этом рукопись кончается, — больше ничего нет.

В комнате воцарилась глубокая тишина. За круглым столом, перед раскрытой тетрадью, взволнованные, сидели четверо наших друзей.

Первым заговорил Званцев. Он встал… Никогда Ваня не видел Званцева таким вдохновенным.

— Друзья мои! В наших руках изобретение огромной ценности. Правда, оно не доведено до конца, опыты, по–видимому, не завершены, но одно ясно, что враги как-то пронюхали об этом, пытались купить Макшеева и завладеть его открытием, чтобы направить его против нашей родины. Ясно и другое, что старик Макшеев был неправ, склоняясь к тому, чтобы прекратить свои опыты и таким образом похоронить чудесное изобретение. Я предлагаю нам самим взяться за дальнейшие опыты и проверку макшеевских данных. Затем мы с гордостью передадим наши материалы правительству. А пока давайте сохраним все в глубокой тайне. Ни одна живая душа не должна знать о том, что мы здесь слыхали.

Тут же договорились, что Другов пойдет завтра с утра в Институт тонкой химической технологии и постарается достать сколько-нибудь металлического церия. В шесть часов решили собраться в лаборатории профессора и попробовать проверить опыт Макшеева.