Глава XVII
ТАЙНА ГЕРМАНСКОГО БОГА
Путешествие внутрь трубы оказалось делом тяжелым. Ноги скользили по гладким стенкам, и с каждым толчком удавалось продвинуться самое большее на четверть метра. От неестественного положения невыносимо болели руки и шея. Запах свинца вызывал тошноту. Особенно трудно пришлось под конец, когда труба сделала крутой поворот вверх. Но в конце концов я осилил подъем, выбрался из трубы и расправил затекшие члены. Леночка помогла мне освободиться от веревки:
— Смотри, Сергей, куда мы попали!
Она взяла светильник и потащила меня вверх по лесенке.
И вот перед нами громадное темное пространство. Жалкий огонек нашей лампады освещает только ничтожную часть пола и стены, и это рождает иллюзию простора. В первый момент даже создается впечатление, что мы вышли наружу, что стоим тихой темной ночью у подножия скалы и что над нами черное, сплошь покрытое тучами небо...
Но вот Леночка хлопает в ладоши и кричит:
— Ау!.. Ау!..
Эхо тотчас же отвечает ей со всех сторон, и иллюзия рассеивается: мы находимся в пещере, и даже не особенно высокой. Осторожно пробираемся вдоль стены. Она увешана проводами, трубками и кабелями. Леночка заметила на стене рубильник и прежде чем я успел остановить ее, включила его. В то же мгновение яркий свет залил все кругом. Всюду — на потолке, на стенах, на оборудовании вспыхнули маленькие лампочки. Они заблистали у рычагов управления, у измерительных приборов, у контрольных досок. Настоящая иллюминация!
Из темноты мы сразу попали в царство света и в первый момент невольно зажмурились.
— Ты сделала необдуманный шаг, Лена, — сказал я жене. — Майор строго запретил касаться каких-либо кнопок, выключателей и прочего. Мы ведь не знаем, для чего они установлены.
— Да? — испугалась Леночка. — Больше не буду! Мы находимся в небольшой, приспособленной под заводской зал естественной пещере с полом, поднимающимся уступами вверх. Зал наполнен разнообразным оборудованием. Наверху расположены хорошо знакомые мне машины для измельчения горной породы: дробилка, вооруженная стальными челюстями, могущими разгрызать самые твердые камни; шаровая мельница, наполненная стальными шарами, истирающими руду в мельчайший порошок; механические сита, шнек, автоматические весы и бункер. Ниже установлены агитационные баки, смесители, фильтры, центрифуги, насосы и, наконец, в самом низу — очень сложная электрическая печь, в которой я не сразу разобрался. Все оборудование — небольших размеров, но технически совершенное и новое.
По всем признакам перед нами был металлургический завод небольшой производительности, перерабатывающий три — пять тонн руды в сутки.
На полу валялись куски руды. Я поднял несколько образчиков. Это был блестящий тяжелый минерал черного цвета с яркими зелено-желтыми прожилками и крапинками. Ни я, ни Леночка не могли определить, что это такое.
Руда подавалась на верхний уступ, где находилась дверь, открывающаяся в темный узкий коридор, который сообщался, надо полагать, с рудником. Мы надумали было пройти по этому коридору, надеясь выбраться наружу, но крайне спертый воздух, в котором наш светильник еле горел, доказывал, что рудник не имеет сообщения с поверхностью, и мы отложили эту экскурсию на будущее.
Более интересной оказалась другая дверь, на нижнем уступе. Она открывалась в широкий освещенный туннель, который скоро привел нас к двери кабинета, точь-в-точь такого же, какой мы видели раньше. Тот же стол, та же страшная бронзовая статуя германского бога у задней степы, тот же электрокамин с кучей пепла перед ним... Только вместо книжных шкафов стояли конторские столы и вместо кресел — стулья. Теперь, при ярком освещении, истукан казался особенно отвратительным и страшным.
— Не подходи к нему, Сережа! — взволнованно прошептала Леночка. — Прошу тебя!
Рядом с кабинетом была другая комната, уставленная пустыми чертежными досками, столами и шкафами,— конструкторский отдел завода.
Пошли дальше и попали в небольшую ремонтную мастерскую потом — в помещение автоматической телефонной станции и кладовую. Она была наполнена не бумагой и чернилами, а продовольствием. Галеты, консервы, чай, сахар и даже вина разных марок были в изобилии. Теперь мы были надолго обеспечены продуктами и могли выдержать настоящую осаду!
Коридор продолжался и дальше, но мы решили, что на сегодняшний день достаточно. По моим часам было уже одиннадцать ночи. Легли в конструкторской на кушетках и скоро заснули.
Проснулся я под впечатлением отдаленного стука, словно где-то ударяли о металл. Явь это или сон? Окликнул Леночку.
— Представь себе, я тоже слышала нечто подобное. — ответила она, — только не хотела тебя будить. Вставай, и идем продолжать осмотр. Похоже, что человек стучит.
Следующей за складом комнатой был аккумуляторный зал, потом душевая. Дальше коридор преграждался сплошной стальной стеной, на которой красовалась большая буква «А», написанная готическим, шрифтом.
— Вот и выход! — воскликнула Леночка. — Буква «А» — это, наверное, первая буква немецкого слова «Аусганг», что по-русски означает «выход». Наконец-то!
Я тщательно осмотрел плиту. Нигде ни ручки, ни кнопки, ни щели, ни даже рисунка — один сплошной гладкий металл. Судя по звуку, который издавала плита при постукивании, она была очень толстой, как броня военного судна.
— Если это выход наружу, нам вряд ли удастся через него пройти. Открыть такую дверь — задача нелегкая,— сказал я, а сам подумал: «Странно, на шлюз не похоже, а в приказе Римше определенно сказано, что выходят отсюда через какой-то шлюз».
Вернулись завтракать. И тут таинственные стуки снова повторились. Теперь они были слабые, нечеткие и раздавались с большими промежутками. Распространялись они по железным трубам вентиляции. Что бы это могло быть? По характеру они более всего походили на сигналы азбуки Морзе. Этим нельзя было пренебречь. Я записал их на слух. Действительно, передавалось сообщение, только оно оказалось очень кратким и совершенно непонятным:
«Ухо, потом глаз».
Слова эти повторились несколько раз, потом все смолкло.
Откуда же шля эти звуки? Вернее всего — с поверхности земли: вентиляционные трубы обязательно должны выходить на воздух. Кто же мог подавать эти сигналы? Конечно, майор, и только он. Каким-то образом он все-таки узнал, что со мной случилось и где я нахожусь, и теперь азбукой Морзе дает мне указания. Но что же означает эта странная фраза: «Ухо, потом глаз»?
Новая загадка! Мы весь день ломали над ней голову. Я несколько раз той же азбукой Морзе просил майора разъяснить значение этой фразы. Но ответа так и не последовало. В подавленном настроении я лег спать и никак не мог заснуть. Проклятая фраза не выходила из головы. В конце концов я пришел к выводу, что Рожков дает нам в иносказательной форме совет полагаться больше на слух, чем на зрение, и что, следовательно, спасение наше зависит от того, как внимательно мы будем прислушиваться.
Догадка моя была неудачной, она совсем не соответствовала характеру майора, я прекрасно сам это сознавал, но все-таки она меня несколько успокоила, и я уснул.
Меня разбудила жена.
— Сережа, знаешь что? — прошептала она взволнованно. — Пойдем в кабинет. Мне пришла в голову одна мысль...
Там горел свет. Леночка подошла к статуе германского бога.
— Вот, смотри, — сказала она, указывая на голову кабана: — ухо и глаз... И вот взгляни сюда, только не дотрагивайся: этот глаз как будто вставной.
Я всмотрелся. И точно: между зеленым стеклом глаза и бронзой был ясно видимый просвет. Похоже на то, что глаз служит кнопкой. Я было потянулся к нему, но Леночка не позволила.
— Нет, нет, нет! — воскликнула она, схватив меня за руку. — Нельзя, нельзя, это опасно!
— Что же тут опасного?
— Не знаю. Все может быть: и взрыв, и выстрел и электрический ток. Надо быть крайне осторожным. Я тебя прошу!
— Но ведь все равно придется когда-нибудь попробовать.
— Необходимо принять все меры предосторожности. Обдумаем раньше.
Она говорила так горячо и убедительно, что я сдался.
Достали стальную трубку длиной метров в пять, повесили ее на веревку за люстру и, прижавшись к стене комнаты, концом трубки надавили на глаз кабана.
Только чуть дотронулись — и вдруг в одно мгновение высоко поднятая рука гиганта мелькнула в воздухе, стальная труба зазвенела под ударом бронзового молота, и рука, описав полный круг, снова застыла в прежнем положении. Мы оба повалились на пол. В тот же момент глаз вепря засверкал диким красновато-зеленым светом, и раздалось отвратительное завывание сигнальной сирены. Мы бросились из комнаты. Всюду рев сирены, мигание сигнальных лампочек, звон колокольчиков... Мы метались по коридору, не зная, что предпринять и куда скрыться от невыносимых звуков тревоги. Но вдруг они смолкли, прокричав, очевидно, положенное время, и все успокоилось.
— Ну и советик преподал нам Рожков! — сказал я, немного отдышавшись. — Если бы не ты, я бы превратился в настоящую отбивную котлету.
— И я тоже.
— Что же теперь делать?
— Мы забыли про ухо. Давай обследуем его?
— Давай!
Из двух ушей чудовища одно было плотно прижато к голове и не могло двигаться, другое торчало вперед. Я внимательно и осторожно, боясь не только дотронуться, но и дышать, осмотрел его. Оно, несомненно, было вставное. У основания были видны следы смазки. Наученные горьким опытом, мы снова решили действовать издали и взялись за трубку. Надавливали ухо, как кнопку, старались покачнуть его, как рычаг, вправо и влево, вверх и вниз. Все напрасно! Бронзовое ухо сидело плотно на кабаньей голове. Оставалось испробовать еще одно движение — повернуть, как ключ. Я придал концу трубки трехгранную форму, насадил его на конец уха и стал осторожно поворачивать трубку. Она легко повернулась на целых пол-оборота — и ничего не произошло. Ровно ничего!
Мы вертели ухо во все стороны. Оно потрескивало, как выключатель, и только.
Леночка первая догадалась, в чем дело.
— По-видимому, — сказала она, — надо повернуть ухо и после надавить глаз. Ясно сказано: «Ухо, потом глаз». Помнишь?
Было жутко дотрагиваться до опасной кнопки, и, взявшись за шест, мы невольно озирались на страшную руку истукана с бронзовым молотом. Опять легкое прикосновение к глазу... Он снова засверкал зловещим красноватым огнем, и на этот раз громадная фигура легко и плавно повернулась вокруг оси, открывая слева проход.
Через него на нас глядела черная пустота.
