«Часть территории Югославии была еще занята фашистскими войсками. Противник перерезал речную коммуникацию.

Нужно было уничтожить вражеский клин, вбитый в Дунай.

Командиры «Азова» и «Керчи» получили боевой приказ. Они привели свои мониторы к фронту. До тех опорных пунктов противника, куда не доставала армейская артиллерия, доставали мощные дальнобойные орудия речных крейсеров.

Моряки предложили высадить десант в тыл противнику. Десант собьет оборону врага, а тем временем полевые войска нанесут ему удары в лоб и с флангов. Эту мысль я высказал на совещании в штабе югославской армии. Командованию югославской армии предложение понравилось. Я связался со своим командованием. Идею одобрили. На корабли вскоре прибыл Герой Советского Союза капитан 2 ранга Державин. Началась подготовка к десанту. Кораблям были приданы отряды бронекатеров и отряд тральщиков.

Ширина Дуная в этом районе достигала 400—500 метров. Тщательно выбрали подходящее место для высадки десанта (правый берег на этом участке реки был высокий, с крутыми обрывами).

Для разведки послали энергичного старшину с «Азова», Николаева. Около двух часов ночи Николаев на легкой байдарке переплыл Дунай. Течение и зоркие глаза помогли ему выйти прямо к намеченной точке. Николаев притопил байдарку у берега и исползал на коленях всю площадь, предназначенную для высадки. Мин он не обнаружил. Вернулся на корабль перед самым рассветом, мокрый, продрогший, но счастливый от сознания, что выполнил ответственное задание.

Высадить мы должны были югославскую стрелковую бригаду, около двух тысяч бойцов. Кроме того, из экипажей кораблей был сформирован взвод в 60 матросов для первого броска. К ним присоединили роту стрелков югославов. За пять — шесть дней подготовки к десанту моряки подружились с югославскими бойцами.

Югославы предупредили нас, что немецкие быстроходные скутеры прорываются вниз по Дунаю и сбрасывают плавающие мины. Эти горшкообразные мины имеют металлическую антенну толщиной с карандаш и выкрашены в грязновато-голубой цвет весенней дунайской воды. Такая мина, плавая под водой, на поверхности держит только тоненькую антенну. Ее трудно заметить. Подплывшая к борту корабля мина течением засасывается под днище, задевает за него своей антенной — и тут срабатывает взрыватель. От ее взрыва в днище любого корабля образуется такая дыра, что в нее сможет въехать и телега.

Перед мониторами выставили металлические противоминные сети. Накануне десанта скутеры противника все же сумели прорваться через линию фронта. Ночью в сети, выставленной у «Азова», взорвалась одна мина. Из шести гитлеровских скутеров в свое логово не удалось возвратиться ни одному: три были уничтожены огнем наших бронекатеров, двух они заставили выброситься на каменистый берег, где их прикончила пехота, а один в потемках наскочил на гранитную стенку набережной и взорвался на своих собственных минах.

Ночь высадки десанта была на редкость темна. Мы взяли на корабли лоцманов югославов. Мониторы «Керчь» и «Азов», четыре бронекатера, три тральщика и два больших катера шли малым ходом, прижимаясь к нашему берегу. Чтобы не было видно вспышек и искр из труб, которые могли демаскировать корабли, трубы с левого борта прикрыли брезентом.

Тихо плескался Дунай. Где-то очень далеко ухали взрывы, изредка темный горизонт озаряли зарницы.

Тени деревьев, росших вдоль берега, скрадывали силуэты безмолвно крадущихся кораблей…

Юра Скородумов, старший артиллерист монитора «Керчь», энергичный, храбрый, смекалистый офицер, возглавил в первом броске группу моряков-десантников. Он же вел корректировку артиллерийского огня мониторов. Скородумов взял с собой две переносные радиостанции, подобрал надежных помощников, а из бойцов югославов подготовил прикрытие корректировочного поста.

Бойцы первого броска были высажены с кораблей буквально за две минуты. Матросы увлекли за собой югославских бойцов; все они были в тельняшках и в бескозырках. Десантники бросились на окопы и блиндажи противника с криком «полундра!». Короткие очереди, взрывы гранат, истошные вопли застигнутых врасплох, перепуганных гитлеровцев…

В переговорной таблице Скородумова не был предусмотрен сигнал: «Противник сильно нажимает, дайте максимум огня». Мы получили об этом радио — открытым текстом.

На кораблях не жалели снарядов, вели огонь с предельной скорострельностью. Люди в башнях угорали от пороховой гари и скопления газов. Угоревших вытаскивали И тут же на палубе отливали водой. Врач и фельдшер приводили их в чувство. Тех, кто не мог вернуться к орудиям, заменяли здоровые с других боевых постов. Очнувшись от угара, матросы снова бежали к пушкам.

На орудийных стволах краска свертывалась и запекалась комками. Их поливали водой из шлангов. Вода мгновенно испарялась, будто ее лили на раскаленную плиту.

Наконец получили от Скородумова сигнал: «Прекратить огонь!» Передовые части противника, наседавшие на десант с востока и с запада, были уничтожены.

Десантники, используя сотни воронок как окопы, продвинулись вперед. Короткую передышку между атаками гитлеровцев они использовали для укрепления на захваченном плацдарме. Через полчаса противник с ожесточением повторил атаки, но был повсюду отбит. Десант прочно вцепился в отвоеванный кусок берега.

Скородумов по радио сообщил: «Дороги завалены техникой и трупами фашистов. Молодцы морячки!» Пришлось ему передать, чтобы не болтал лишнего.

В десять утра мониторы снова открыли огонь. Это были последние залпы кораблей Дунайской флотилии. Наши бронетанковые войска соединились с десантом. Бойцы и офицеры устроили фейерверк из ракет и трассирующих пуль. Воодушевленные победой, советские и югославские соединения стремительно преследовали остатки разгромленного врага.

На поле боя противник оставил свыше двух тысяч убитых и раненых, более десяти тысяч его солдат и офицеров попало в плен. Скородумов со своими моряками вернулся на корабль, прихватив около восьмидесяти пленных гитлеровцев. «А этих зачем притащил? Почему не сдал сухопутным частям?» — спросил я. «Их захватили мы, моряки. Пусть наши матросы поглядят на живого врага. А то бьем его все издалека — из-за деревьев да из-за горок. Вот они вам — живые фрицы, смотрите!..» Через два дня вся территория Югославии была очищена от немецко-фашистских захватчиков…

Мы стояли в районе венгерского города Вуковар. Минные заграждения преграждали кораблям путь вверх по реке. Идти вниз было тоже опасно: оставалось много невытраленных мин. Рисковать уже не было смысла. Мы ждали, когда тральщики очистят нам путь к Будапешту. Дунай от устья и до демилитаризованной зоны между нашими и американскими войсками выше Вены был освобожден от немецко-фашистских войск.

9 мая моряки проснулись от радостного известия: «Говорит Москва, говорит Москва… Гитлеровская армия капитулировала».

Конец войне! День победы!

Матросы, старшины и офицеры срывались с коек, кричали «ура», обнимались; кто-то кого-то качал. Зажглись иллюминационные огни. За борт полетели маскировочные сети и ветви, ясное голубое небо расцветилось красными, белыми, зелеными огоньками трассирующих пуль.

Встало солнце. Жители города Вуковар высыпали на набережную. Каждый венгр хотел что-нибудь подарить морякам на память. Весь день и всю ночь на обоих берегах Дуная гремело неумолкаемое «ура». Никогда не забыть мне этого чудесного дня!..»

— Эх, жаль, меня не было с вами! — вздохнул я, закрыв последнюю тетрадь, присланную Алексеем Емельяновичем. Дочитал его письмо:

«…Служа на других кораблях, Травкин, мы всегда оставались железняковцами. И вот мы снова встретили свой корабль, сделавший нас моряками. И сказали ему, как другу, как брату, как любимому человеку: «Здравствуй, родной!»

Надеюсь, Травкин, и мы с тобой встретимся, и не раз»…