59
Огромный ствол сосны, сваленный буреломом, уже прогнивший и поросший травой, надежно укрывал двух людей и собаку.
Часа за три до захода солнца сержант Волков, проводник собаки Морж, заставил своего пса улечься на землю и положил руку на его холку. Пес кого-то чуял и нервничал.
Дмитриевский ползком выдвинулся вперед, приподнял голову и сразу же между стволами увидел трех гитлеровцев. Они двигались прямо на засаду. Впереди, нюхая воздух, шла без поводка овчарка.
Капитан быстро сообразил, что стычка неизбежна. Если сейчас начать перебираться в другое укрытие, то от слуха овчарки это не укроется.
Он на руках подтянулся к сержанту и коротко объяснил:
— Как подам сигнал, спускайте собаку!
Волков кивнул головой.
— Стрелять только по моей команде! — продолжал Дмитриевский. — Постараемся взять их живьем.
Группа приближалась, и от засады ее отделяло расстояние не больше ста пятидесяти метров.
Внезапно собака гитлеровцев остановилась, вытянула шею, повела головой и зарычала. Эсэсовцы переглянулись. Один из них тихо скомандовал овчарке: «Вперед!… Тихо! Шагом…»
Капитан выжидал.
Морж попытался подняться, но Волков шлепнул его, и пес, прижав уши, остался на месте. Все затаили дыхание.
Когда гитлеровцы приблизились метров на двадцать, их овчарка бросилась вперед.
Дмитриевский толкнул лежавшего рядом Волкова, и тот отпустил Моржа. Пес вскочил пружиной, и в трех-четырех шагах от укрытия столкнулся нос к носу со своим собратом.
Овчарки сцепились. Черно-серый клубок покатился по земле.
Гитлеровцы опешили. Приняв Моржа за волка и не видя людей, двое из них с криками и ругательствами бросились к грызущимся собакам, а третий растерянно закружился на месте, не в силах предугадать, с какой стороны грозит опасность.
— Огонь повыше голов! — тихо приказал капитан, и короткие очереди из автоматов прорезали воздух.
Гитлеровец, кружившийся на месте, мгновенно упал на землю, а остальные большими прыжками бросились бежать.
— Хальт! Хальт! — крикнул Дмитриевский, но это не возымело действия.
Гестаповской овчарке тоже удалось вырваться из зубов Моржа, но только на секунду; он вновь налетел на нее, сшиб с ног, вцепился в горло. Волков позвал Моржа. Пес неохотно отошел от своей уже мертвой жертвы. Он был весь в крови, победа стоила ему половины правого уха.
— Стреляй по бегущим! — скомандовал сержанту Дмитриевский, а лежавшему эсэсовцу приказал бросить оружие.
Гитлеровец послушно отбросил автомат, перевалился на спину и поднял руки. Капитан подбежал к нему, связал руки и разрешил сесть.
Волков дал вслед бегущим три одиночных выстрела. Взмахнув руками, один гитлеровец свалился, но второй продолжал бежать, и было ясно, что ему удастся скрыться.
Оставив сержанта около пленного, Дмитриевский решил преследовать убегающего. Его надо было поймать во что бы то ни стало.
Капитан заставил Моржа взять след. Разгоряченный смертельным поединком пес первое время не мог понять, чего от него требуют, бросался в стороны и, лишь успокоенный проводником, ухватился за след и стремительно повел за собой.
Но в это время впереди сухо щелкнул выстрел. Не сразу сообразив в чем дело, Дмитриевский отпустил собаку.
— Вперед, Морж! Вперед! — скомандовал он.
Морж мгновенно исчез, а капитан устремился за ним. Он бежал с автоматом на изготовке и вдруг увидел возвращающегося Моржа. Пес подскочил к нему, весело виляя хвостом и повизгивая. «Сбился!» — с тревогой подумал Дмитриевский.
Но оказалось совсем другое: из кустов вышли лейтенант Назаров и радистка Прохорова. Это она стреляла по бегущему и уложила его на месте.
Убитых гитлеровцев и их овчарку зарыли. Капитан с ходу начал допрашивать пленного. Он оказался радистом из команды СС, приданной гореловскому гестапо, и сопровождал группу с радиопередатчиком.
Дмитриевский предупредил эсэсовца, что если он будет правдиво отвечать на все вопросы, то ему сохранят жизнь. Поощренный этим обещанием и, по-видимому, смирившийся со своей участью, радист не стал упорствовать и рассказал все, что знал.
Гестапо поставило перед их группой задачу прочесать участок леса за шестым километром, между шоссе и рекой. Приближаться к городу ближе пяти километров воспрещалось. При обнаружении в этой зоне женщины группа обязана была условным кодом предупредить гестапо и сообщить место своего нахождения. Тогда к этому месту должна была прибыть специальная команда на мотоциклах. Обнаруживать себя группе не разрешалось. Кто такая женщина, радист не знал. В десять вечера шестнадцатого июня, то есть завтра, группа обязана выйти на девятый километр шоссе, куда прибудет смена.
Вот все, что знал радист.
Но и в этом было достаточно много загадок. При чем здесь женщина? Кто она? Почему гитлеровцам запрещалось себя обнаруживать и приближаться к городу? Что творится за пятым километром?
Дмитриевский поднял людей и цепочкой снова повел за собой.
Пятый километр не принес ничего нового, как не принес и четвертый. Лес был тих, спокоен, нигде никаких следов.
На подходе к третьему километру проводник Волков условным свистом остановил движение, и группа приблизилась к нему. На небольшой опушке, окруженной березами и соснами, Волков обнаружил следы, оставленные автомашиной.
Дмитриевский опустился на колени, пощупал рукой песок и пришел к выводу, что машина была здесь не очень давно, во всяком случае не более суток назад. Рисунок протектора покрышек еще не успел утратить четкой формы.
Измерив рулеткой расстояние между колесами, он пришел к выводу, что здесь прошла легковая машина.
Правда, все это еще ничего не давало, но напрашивался вопрос: что надобно было машине на этой опушке, в стороне от шоссе? Не пришла же она сюда лишь затем, чтобы сделать разворот?
— Товарищ гвардии капитан, — окликнул Волков Дмитриевского. — И здесь следы!… Машина тут стояла…
Капитан заторопился к сидевшему на корточках Волкову.
Да, машина стояла здесь некоторое время, что подтверждалось лужицей масла. И здесь же капитан увидел отпечатки мужской и женской обуви.
Наивно было бы думать, что маленькие следы оставлены Юлией Васильевной, но все же сердце Дмитриевского забилось.
Он измерил следы: мужской показал тридцать два сантиметра, женский — двадцать пять.
— Товарищи! Ко мне! — слишком громко крикнула откуда-то слева радистка Прохорова. — Посмотрите, что я нашла!
Дмитриевский выпрямился.
— Тише!…
Осторожно ступая по опушке, Дмитриевский и Волков углубились в чащу и, сделав шагов двадцать, увидели Прохорову. На крик прибежал и Назаров.
Прохорова стояла возле сосны. Рука ее тянулась к сучку, на котором висел туго набитый немецкий ранец.
— Не тронь! — остановил ее Назаров.
Прохорова испуганно отдернула руку.
Назаров оглядел ствол, обошел сосну вокруг и только после этого снял ранец.
В нем оказалось килограмма четыре белых сухарей, банка засахаренного меда, несколько кусков сахара, восемь банок мясных консервов голландского происхождения, круг копченой колбасы, пачка галет, полдюжины коробок спичек и плоская фляга, наполненная красным вином.
— Запасливый кто-то! — усмехнулась Прохорова.
Дмитриевский промолчал. Его занимал вопрос: какая связь между ранцем и машиной?
Намеченные им планы никак не согласовывались с событиями. Надо было искать новые ходы, менять тактику. Показания пленного наводили на какую-то загадочную историю с женщиной. Появление в лесу легковой машины тоже, видимо, связано с женщиной. Потом этот ранец. Он особенно заинтересовал капитана: ранец не утерян, не брошен, а оставлен здесь специально. Он для кого-то предназначен. А поскольку в нем продукты, то, надо полагать, этот кто-то не будет долго мешкать и явится. А это уже «язык».
— Товарищ Назаров, — объявил Дмитриевский, — останетесь с товарищем Волковым здесь в засаде! Через три часа я приду вам на смену. Кто бы ни появился, задержать и дать знать мне! Сигналы прежние. Я расположусь в километре строго на север. Прохорова останется с пленным.
Дмитриевский обошел опушку и в полкилометре от нее сделал привал.
Сумерки сгущались. Лес погружался в темноту. На небе затеплилась первая звездочка.
Вслушиваясь в лесную тишину, Дмитриевский сидел, прислонившись к дереву, и потягивал укрытую ладонями папиросу. Рядом лежал автомат.
Теплая июньская ночь вступила в свои права. Темнота уже окутала все вокруг, и даже светлые стволы деревьев чуть угадывались. И только небо, усыпанное звездами, излучало бледный, голубоватый свет.
Усталость давала себя знать: наваливалась сонная одурь, клонилась голова. Капитан решительно встряхнулся и встал.
