Книга: Крушение карьеры Власовского
Назад: Глава четырнадцатая Свои люди
Дальше: Глава шестнадцатая Неумолимые факты
Глава пятнадцатая
На весах жизни
В тот самый вечер, когда подполковник Сумцов понял, что он нашел верный ключ к делу Сенченко, Инна Зубкова впервые задумалась над путями своей собственной жизни.
В стареньком халатике, с лицом, распухшим от слез, девушка сидела у окна.
Только что Инна выдержала бурное объяснение с родителями. Папа грохотал, а мама плакала. И все потому, что ей захотелось похвастаться — проклятый характер!
Стоило зайти Зойке со своей сухопарой мамашей Сусанной Яковлевной, и словно за язык кто ее потянул: мол, талантливых молодых ученых у нас просто затирают. А когда гости удалились и мама напрямик спросила, о каком это талантливом ученом шла речь, она взяла и бухнула:
— Ты, мамахен, за меня еще порадуешься? Ты еще узнаешь!
Тогда заговорила «тяжелая артиллерия» — папаша, до сего времени мирно дремавший над журналом.
— Опять нашла себе какого-нибудь Генку!.. — очнувшись, не без ехидства посмотрел он на нее поверх очков. — Тогда ты трещала, что он участник международных мотогонок, а оказывается, твой герой и на велосипеде проехать не умеет…
Разгорелся спор. А в пылу опора она неосторожно заявила, что свои слова может подтвердить даже документально.
Тут уже насели на нее оба — папаша и мамаша. Пришлось рассказать если не все, то по крайней мере многое.
И все же папа напирал на документальные доказательства.
— Я сама видела прекрасную характеристику.
— На бланке, — настаивал папаша, — и с печатью?
— Конечно, — подтвердила Инна. Ведь она действительно в свое время самым внимательным образом изучила характеристику, показанную ей Анатолием Коровиным. — И подпись там самого Удодова.
— Позволь, — насторожился папаша. — Удодова я отлично знаю. Когда я работал в Академии наук, он тогда тоже был там. Выходит, он этому субчику характеристику выдал задним числом? — иронически спросил отец.
— Но почему задним числом? Я хорошо запомнила: на характеристике стояла дата восьмое декабря тысяча девятьсот сорок четвертого года.
— А тогда в Академии наук Удодова и в помине не было. Удодов в то время работал в Комитете по делам высшей школы. Тут, дочка, что-то не так…
— И я это отлично помню: Удодов тогда работал в Комитете высшей школы, — поддержала мамаша. — Твой кавалер тебя за нос водит…
Надо сказать, что чрезвычайно далекая от науки Зубкова-старшая все же была в курсе служебных перемещений руководящих работников научного мира. Недаром ее муж более чем двадцать лет служил по хозяйственной части в системе Академии наук.
В результате родители категорически заявили, чтоб она немедленно предъявила им эту злополучную характеристику. Кроме того, они потребовали, чтоб она познакомила их с «выдающимся ученым». Они сами определят, кто это: порядочный человек или опять какой-нибудь шарлатан вроде Генки…
Напрасно она пыталась доказать, что это невозможно, что это помешает ученому — он ведет сейчас борьбу с интриганами от науки, — и, наконец, что он вообще замкнутый человек, — ничего не помогло.
Привело это лишь к тому, что папа рявкнул: «В таком случае можешь убираться из дому». И даже мама на этот раз за нее не вступилась.
И вот в этом противном штапельном халатике она сидит у окна, всхлипывает и размышляет, что же ей делать.
Как она скажет про все это своему возлюбленному? Ведь Толя столько раз предупреждал ее: об их знакомстве — никому ни слова!
Но ужасно даже не это. Главное, что и у самой Инны в глубине души зародилось подозрение: не обманывает ли ее в самом деле Анатолий? Не использована ли ее женская слабость и доверчивость так же подло, как это уже было — увы! — не один раз? Неужели у каждой выдающейся, интересной женщины должна быть своя «Дорога на эшафот»?
Инна вскочила, бросилась за ширму и сорвала с себя халатик.
Какое счастье, что именно сегодня у Эрочки назначена очередная встреча с Анатолием!
Если она позволила себя обмануть на первом этапе их отношений, то теперь уже не будет такой растяпой. Она пойдет на все, чтобы на этот раз счастье не выскользнуло из рук!
Действительно, к чему все эти недомолвки и тайны?
Молниеносно придала она себе, как это в доме называлось, «божеский вид».
Над Москвой уже вспыхнули вечерние огни, когда из подъезда скромного домика в Фурманном переулке вышла стройная, элегантная и несколько высокомерная «платиновая» блондинка.
Сейчас Инна смело могла поспорить с любой героиней экрана…
В квартире Подскоковых Инну встретила менее стройная, но не менее элегантная брюнетка.
— Ну, как твой «научный»? — поцеловав подружку, осведомилась Эрочка Подскокова.
— Неплохо, — кратко сказала Инна. На этот раз она воздержалась от подробностей. — А как твой «спортивный»? — в свою очередь полюбопытствовала она.
— Представь себе, настоящая шляпа! Поспорил в коктейль-холле с Гришкой Заболотным, кто из них больше «выставит». А теперь сидит без гроша!..
— А где ж ты сегодня? — озабоченно спросила Инна.
— Махну на дачу к Нинке…
Еще раз расцеловавшись на прощание с подругой, Эрочка, как всегда в таких случаях, поспешила исчезнуть.
Свидание Инны с Анатолием было назначено на поздний час.
Еще недавно это придавало особую романтическую окраску их встречам. Но сейчас в голове Инны невольно рождались нехорошие предположения. И к тому времени, когда в комнате появился Коровин, на душе у нее «прямо накипело».
Инна сразу же хотела приступить к объяснениям. Однако при первом взгляде на своего возлюбленного осеклась.
Никогда еще не видела она это красивое лицо таким сосредоточенным и мрачным.
Да и разве могла она догадаться, что тот получил категорическое приказание Петер-Брунна в течение ближайшей недели завершить дело Сенченко?
Правда, через этого грязного франта Гонского ему удалось вступить в контакт с самым нужным человеком. Но результаты гадательны. Вот почему необходимо заручиться вещественными доказательствами предательства Сенченко.
В полумраке большой комнаты, которую освещала лишь настольная лампа под розовым шелковым абажуром, Каурт внимательно посмотрел на Инну.
Он соображал, какой прием в данном случае лучше всего применить.
И все же нечто странное в выражении этого маленького личика не укрылось от него.
— Как ты помогла мне, Ниточка! — Он нежно привлек к себе девушку. — Все то, что ты мне об этом негодяе достала, я уже передал в комиссию. Теперь остается только одно… самое главное… — Каурт посмотрел на нее самым глубоким своим взглядом: — И моя девочка ведь сделает это? Не побоится?
Может быть, именно поэтому Инна промолчала. Решимость, с которой она шла на сегодняшнее свидание, неожиданно ослабла.
— А потом поездка в Крым на машине, чудесный Гурзуф, а затем и наше с тобой теплое гнездышко…
Франц секунду помолчал. Нужно, чтобы значение последней фразы в полной мере дошло до нее. И лицо Инны действительно просветлело.
— Ведь ты говорила, что у этого Сенченко завтра доклад на президиуме Академии наук? Значит, материалы к докладу он повезет с собой?
— Да, с собой, в портфеле…
— Отлично! И вот этот портфель должен быть здесь завтра же вечером, — неожиданно тоном приказа произнес Каурт.
— Ты с ума сошел?! — Инна запнулась, подыскивая слова. — И вообще, я не понимаю, — неожиданно всхлипнула она. — Мне все это надоело… Все это какая-то ложь…
— Что с тобой, Ниточка? Я не понимаю!
— Все, все ложь… — не слушая его, продолжала Инна. — И Гурзуф… и гнездышко… и Удодов — ложь…
— Какой Удодов? — насторожился Каурт.
— А тот, что тебе характеристику выдал… Удодова в Академии наук тогда и в помине не было… Его оттуда уже перевели.
— Какая чепуха! — воскликнул «Анатолий», мысленно проклиная бездарность петер-брунновских канцеляристов, которые забыли, что ошибка в документе лишь на один год может стоить кому-то всех последующих лет жизни.
— А если чепуха, то пойдем сейчас же к папе… Покажи ему твои бумажки и все объясни…
— При чем тут папа? Значит, ты разболтала! Погубила все мое будущее!.. Может быть, ты вздумала говорить о наших отношениях и «там». — Каурт имел в виду ее недавнее признание о вызове к Власовскому.
Но девушка не пожелала ответить на вопрос. Мысли ее были заняты иным.
— Твое будущее?.. — голос Зубковой повысился. — Наверное, ты тоже из тех, что не умеет проехать на велосипеде…
Свой собственный крик, видимо, опьянил ее.
— Сейчас же пойдем к папе, немедленно! А если нет, то я его сюда позову… — и кинувшись к телефону, девушка схватила трубку. — И ты ему сам все расскажешь… И про Удодова, и… про наше будущее.
Положение становилось угрожающим. Малейшее промедление грозило Каурту гибелью.
Подойдя к Инне, он так сжал запястие ее руки, что телефонная трубка упала на столик. Затем, не теряя самообладания, Каурт положил трубку на рычажок.
— Не надо кричать, успокойтесь, — просто и убедительно, так, как обычно говорят с душевнобольными, произнес он. — Сядьте, — указал он девушке на стул. — Нам надо поговорить.
Инна, точно загипнотизированная, опустилась на указанное ей место.
— Видите ли, Инна Семеновна, я должен вам сказать то, о чем вы сами наверняка уже догадались. Не будем сейчас обсуждать, как и почему это случилось, но вы доставили ряд чрезвычайно денных сведений одной заинтересованной в этом стране. Добавлю еще, что некоторые из переданных материалов переписаны вашей собственной рукой.
Инна приподнялась со стула.
Прикосновением к плечу Каурт усадил ее обратно.
— Спокойнее, это еще не все. Кроме того, имеется пленка с записью тех специальных разговоров, которые, по нашему заданию, вы проводили с профессором Сенченко в машине.
Как бы оценивая впечатление своих слов, Каурт секунду помолчал.
— И вы должны понять, что всякие попытки выйти из моего повиновения бесполезны. Поймите, что выбора у вас нет: вас ждет или справедливая кара вашего Эмгебе, либо возмездие со стороны той разведки, в которой вы фактически уже служите.
Девушка с ужасом взглянула на «Анатолия Петровича Коровина».
Прежний, нежный и преданный Толик исчез. Сейчас перед ней было каменное, безжалостное лицо… Такого она, казалось, не видывала ни в одном, даже самом страшном фильме.
— Значит, вы… Значит, я… — потерянно пролепетала Инна.
— Да, вы и я связаны одним общим делом, — подтвердил Каурт. — Вот почему вы выполните и последнее наше задание, — продолжал он: — не позднее завтрашнего вечера портфель Сенченко должен быть у меня.
Видно, оценив, что его слова не только произвели должное впечатление, но даже превзошли ожидания, Каурт поспешил кое-что смягчить. Он подчеркнул, что в ее положении есть и иные, отрадные стороны.
— Все это, конечно, не легко. Но для таких наших работников, как вы, Инна Семеновна, имеются и приятные перспективы. Вот вы мечтаете о поездке в Крым, если ваш патрон изволит дать вам внеочередной отпуск. А мы можем так вознаградить ваш труд, что обеспечим не только месячную поездку в Гурзуф или Сочи… Ведь вам будет интересно посмотреть и Голливуд, и Калифорнию, и Париж?.. А может быть, и приобрести собственный домик на берегу Атлантического океана?..
Теперь слова шпиона доходили до девушки в их прямом и точном значении…
И впервые за свой недолгий век эта «платиновая» блондинка заглянула в те тайники своего сердца и ума, куда до сих пор по-настоящему никогда не заглядывала.
Какой же чистый и незыблемый мир открылся ей!
Он складывался и в те детские годы, когда у пионерского костра слушала она рассказ о Тимуре и его команде, и тогда, когда под гром победных салютов в московском небе рассыпались яркие фейерверки…
Он был и в березовых рощах, и в широких просторах родной земли, и даже в той скромной комнатке, где только сегодня над ее судьбой так горько плакала мама…
Это был один из тех моментов в жизни человека, когда словно на весах взвешивается все хорошее, что могло бы в нем раскрыться, и то наносное, мелкое, что засоряло эту жизнь до сих пор.
— Значит, ты шпион? — со спокойствием, поразившим даже видавшего виды Каурта, спросила Инна. — И тебе за это много платят?
Каурт не ответил.
Тревожно всматриваясь в это маленькое личико, сначала побледневшее, а сейчас почти спокойное, он понял, что произошло самое худшее. То, чего больше всего страшился он, когда его направили в эту страну. То, чего, как видно, никогда не понять ни самовлюбленному Петер-Брунну, ни всем тем, кто оплачивает его смертельный риск.
Конечно, в Вене удалось ту рыженькую танцовщицу купить прямо по дешевке — за три банкнота, а в Сингапуре с машинисткой из штаба расплатиться колье и браслетом…
Но попробуй заткнуть гложу этой сумасшедшей обезьянке, этой одержимой!
— А тебя наши поймают, обязательно поймают! — с каким-то уже бесшабашным весельем продолжала девушка. — И что бы со мной ни было, а наши тебя все равно поймают!
Лихорадочное возбуждение как бы потрясло все ее существо.
— Не боюсь!.. Не боюсь!.. — с почти детским задором выкрикнула она. — Зови кого хочешь! Пусть приходят… Наши всё поймут. Всё увидят!.. Шпион!.. Негодяй!.. Подлец!.. Да я сама всем расскажу!..
С решимостью, которую трудно было предположить в столь щуплом тельце, девушка ринулась и настежь распахнула окно.
А за окном, как бы далекая и чуждая всем людским страстям и тревогам, дышала прохладой майская ночь.
Даже сюда, в этот узенький переулок Москвы, из всех ее садов и скверов доносился запах распустившейся молодой листвы.
Едва ли Инна обратила внимание на прелесть весенней ночи…
Сейчас она крикнет, сбежится народ…
Но прежде, чем она успела осуществить свое намерение, случилось то, о чем Инне Зубковой уже никогда и никому не суждено было рассказать.
Тяжелая рука зажала ей рот, и она забилась в живых тисках…
Тот, кто приподнимал ее над подоконником, был нечеловечески страшен. Но на этот раз все происходило в самой реальной жизни.
Еще одно усилие…
Рывок…
Заглушенный вопль…
Тело пронеслось мимо этажей вниз, на асфальт…
А убийца воспользовался той самой пожарной — лестницей, которую он в свое время обнаружил в квартире Подскоковых.
Назад: Глава четырнадцатая Свои люди
Дальше: Глава шестнадцатая Неумолимые факты
