Дни шли, а Ленька никак не мог выбраться в город. Со времени несчастного происшествия с Марьяшкой Динка так привыкла цепляться за него, что ни на один день не хотела остаться одна, а он, испуганный слезами девочки, боялся оставить ее. С самого раннего утра появлялся Ленька у знакомого забора и ждал, пока кудрявая голова подружки покажется в лазейке. Просунув в его руку свои маленькие жесткие пальчики, она шла за ним, весело болтая и не спрашивая, куда они идут. Чаще всего Ленька торопился на пристань, чтобы заработать две-три копейки на хлеб.

Деньги у него давно кончились, и только один заветный и неприкосновенный полтинник лежал на утесе под круглым камушком; в полтиннике этом заключалась единственная надежда мальчика приобрести когда-нибудь лодку.

А между тем голод уже давно мучил Леньку. От богатого запаса сахара оставался один кусок, который он берег для Динки. Девочка полюбила пить на утесе чай и, усаживаясь на свое место у входа в пещеру, неизменно вынимала из кармана стеклянный шарик, которым Ленька, из подражания Степану, научил ее разбивать сахар. Научил он ее также пить вприкуску, и Динке казалось, что ничего на свете нет вкуснее такого чая. Она называла его волжским, потому что воду Ленька зачерпывал своим котелком прямо из Волги.

Чая Ленька больше не покупал, так как они с Динкой решили, что вода из Волги и так желтая, но на сахар мальчик потратил все свои последние гроши. Отказать в сахаре Динке было невозможно... Усевшись с миской в руках, она дула на горячую воду и с наслаждением тянула из миски чай, похрустывая куском сахара. При этом весело болтала о доме и о разных вещах, о которых слышала или думала в этот день. О Марьяшке она больше не говорила, словно, затаив в себе горечь этой разлуки, не хотела ее касаться, и только однажды, увидев у разносчика длинные, перевитые ленточками конфеты, отвернулась и грустно сказала:

– Не покупай их мне никогда, Лень.

Мрачные мысли одолевали Динку только наедине с собой. При Леньке она была прежней озорной и лукавой девчонкой и, подметив в окружающих ее людях что-нибудь смешное, копировала их, меняя лицо, походку и голос. Глядя на нее, Ленька хохотал от всей души. В эти минуты голод и беспокойство мальчика забывались, но однажды, когда он выдал Динке последний кусок сахару и мрачно глядел, как она пьет, похрустывая им на зубах, все тревоги и горечь, скопившиеся в нем за эти дни, прорвались наружу:

– Не грызи сахар зубами, клади на язык! Ведь доешь скоро, что я тогда дам тебе?

И он начал говорить, что ему давно надо съездить в город, что он день и ночь беспокоится за Степана, что деньги здесь заработать нельзя, а полтинник свой он не тронет, хоть и умирать будет голодной смертью...

Динка испуганно смотрела на его похудевшее лицо, и вынутый изо рта сахар таял в ее руке. Она вспомнила свою тревогу о том, что Ленька голодает, вспомнила, как жадно собирала для него в шапку шарманщика заработанные копейки и как потом все эти дни совершенно не думала, где и что ест Ленька... И в ужасе от того, что она забыла о нем, вскочила и потребовала сама, чтобы Ленька завтра же ехал в город.

– А сегодня, сейчас, пойдем на пристань! – заторопилась она. – Я спою, и мне дадут денежки! Айда! Айда!

– Да погоди ты... куда ты? – пробовал остановить ее Ленька, но девочка уже отставила в сторону свою миску, бросила кусок сахару и спешила к доске.

– Пойдем! Пойдем! Я хорошо буду петь, мне дадут денег!

Ленька, обрадованный ее разрешением ехать завтра в город, весело поспешил за ней.

– Ну, пойдем на пристань! Может, я чего заработаю! А петь ты больше и не думай, слышь, Макака! Еще попадешься кому на глаза или прибьет кто на дачах! Даже и не говори мне об этом! – строго сказал он.

Динка промолчала.

Они вышли на пристань. Дачных пароходов не было, только у причала стоял пароход «Надежда», но и он скоро отошел.

– Погрузился, видать... Я его еще с утра тут видел. Да это пароход дальний, он пассажиров не берет... – задумчиво сказал Ленька, оглядываясь на площадь. – Надо ждать дачного... Пойдем посидим на бревнах около причала, – предложил он подружке.

– Пойдем!

Они спустились к воде, но на бревнах расположились грузчики. Они, видимо, закусывали после работы. Ленька повернул назад.

– Эй, эй, ребятки! – окликнули их вдруг с бревен, и высокий кудрявый парень в тельняшке, улыбаясь, помахал рукой. – Идите сюда!

– Это Вася! – обрадованно сказала Динка. – Помнишь, тот, что нас от хозяина отнимал?

– Ага! – сказал Ленька. – Я его с той поры только один раз видел. Пойдем, что ли?

– Пойдем!

Грузчиков было человек семь. Одни из них сидели на бревнах, другие – прямо на песке. Вася резал большими кусками хлеб и колбасу, раскладывая ее на бумаге. Тут же лежала горка сушеной воблы. Ленька выдернул из своей руки Динкину руку и тихо сказал:

– Не держись за меня при людях... Здравствуйте, – вежливо поздоровался он, подходя к грузчикам.

Динка тоже кивнула головой и несмело улыбнулась.

– Здравствуйте! Здравствуйте! – с любопытством оглядывая их, откликнулись грузчики.

– Садитесь вот, – сказал Вася, – будете обедать с нами!

Динка просияла и быстренько уселась перед разложенными на бумаге яствами. Но Ленька бросил на нее строгий укоризненный взгляд и громко сказал:

– Спасибо. Мы не голодные.

– Чего там – не голодные! Ешьте, коль угощают, – сказал Вася, придвигая к Леньке и Динке хлеб. – Вот колбасу берите, воблу!

– Ешьте, чего тут! Это хлеб честный, рабочий, от него силушки прибавится! – пошутил один грузчик, придвигаясь ближе и накладывая на ломоть хлеба колбасу.

Ленька взял ломоть хлеба, разломил его пополам и половину дал Динке. Потом осторожно потянул за хвост воблу; Динка тоже взяла воблу.

Вася весело подмигнул товарищам:

– Девчушка-то та самая, что в бороду хозяину вцепилась!

Грузчики засмеялись.

– Я ее сразу признал, – сказал один. – Приметная девчонка!

– И как это она тогда, братцы, до бороды добралась! И главное дело: «Робя! Робя!» – а бороды не выпускает! Ну, умора с ей! – захохотал другой, кивая на Динку.

– Да ведь он, каторжная душа, за волосы ее схватил! Я думал, голову оторвет напрочь! – покачал головой Вася и, положив на Динкин хлеб колбасы, с любопытством спросил: – А кого же это ты на помочь звала?

– Да я вас звала... – улыбнулась Динка.

– Ишь ты! Это, значит, мы – робя! – захохотали грузчики.

А Вася спросил:

– Ну а где же теперь живете-то?

– Она с матерью живет, а я на вольной воле, – сказал Ленька.

– Вона как!.. – с удивлением протянул Вася. – Что ж, разве вы не брат с сестрой?

– Нет. Мы просто так, дружим, – солидно ответил Ленька.

– А мы так полагали – сестренка она тебе. Уж больно в защиту рвалась! – сказал один грузчик.

– С отчаянностью защищала! – захохотал другой.

Но Вася задумчиво поглядел на обоих ребят и серьезно спросил:

– Значит, она у матери живет, а ты сам по себе... Да-а... То-то, я вижу, исхудал ты, парень. Одни глаза торчат. На чьих же хлебах находишься теперь?

– Он не любит чужой хлеб, – быстро сказала Динка и, покраснев, подвинула Леньке свой ломтик колбасы.

– Я сам на себя зарабатываю! – гордо сказал Ленька, но худой, изможденный вид его красноречивей слов говорил об этих заработках.

Грузчики переглянулись.

– Во как! – с усмешкой сказал один и потрепал Леньку по плечу. – Амбиции своей, значит, не теряешь?

Ленька смущенно улыбнулся, и ему вдруг захотелось похвалиться перед этими людьми своей независимостью.

– Я в город езжу. Кому что поднесу на базаре – когда пять, а когда и десять копеек дадут. А то еще знакомый студент там у меня есть, вместе чай пьем! – с гордостью сказал он.

– Ну, со студентом только чаи гонять. С ихнего брата помощи мало. Плохо твое дело, Ленька! – серьезно сказал Вася.

– Студенты теперь все больше по тюрьмам сидят. С ними лучше не связываться, – покачал головой староста.

– Кто за народ стоит, тот и в тюрьме сидит, – ответил задетый за живое Ленька.

Грузчики переглянулись.

– Вона как! – усмехнулся Вася. – Складно сказал. И правильно. Студенты – народ товарищеский. Это у нас в артели все вразброд. Кто куда смотрит... Не натерла еще лямка спину, видать...

– Хоть и натерла, дак податься некуда. Когда б на заводе али на фабрике работать, а то кучка нас... – хмуро сказал другой грузчик.

– Своя рубаха ближе к телу... – вздохнул староста.

– Что ж... Сидеть да выжидать легче... На студентов, что ли, будем надеяться? – с горькой усмешкой спросил Вася.

Ленька вспомнил Степана и, вспыхнув, отложил в сторону свой хлеб.

– Есть люди, себя не жалеют... Не знаете вы их, – с обидой сказал он.

– Знаем! – сказал Вася и, весело улыбнувшись, похлопал его по плечу. – Они вперед, мы за ними... Свой своего не продаст и не выдаст. Только не об этом сейчас речь... Вот, вижу я, ты со своим заработком пропадешь на этом свете! Как пигалица пропадешь!

– Не пропаду! – упрямо сказал Ленька и вдруг робко спросил: – А что, про хозяина моего не слышно еще?

Грузчики с любопытством посмотрели на мальчика.

– А ты разве ничего не слыхал? – быстро спросил Вася.

– Нет! – побледнел Ленька.

Динка бросила воблу и, быстро оглянувшись, схватила Васю за руку.

– Едет он? – испуганно спросила она.

– Куда едет? – захохотал Вася. – Он уже заехал, дальше некуда! Да ты что побелел весь? – обратился он к Леньке. – Али не слыхал ничего?

– Ясное дело, не слыхал. А ты погоди сказывать, Вася... Может, отец он ему? – встревожились грузчики.

– Не отец он мне, а отчим. А хоть бы и отец был, так не пойду я к нему больше! – взволновался Ленька.

Вася удивленно смотрел на него. Грузчики вдруг о чем-то заспорили.

– Слышь, а бумаги у тебя есть, что он тебе отчим? Баржа-то ведь без призору осталась, а она денег стоит... – сказал староста, трогая Леньку за плечо.

– Да погодите вы делить! Не знает он, видно, ничего... Убили твоего хозяина, парень! Свои же выследили и убили... А ты что ж, не знал, что он беглый был? – спросил вдруг Вася.

– Беглый... С откудова?.. Не знал... – бледнея, пролепетал Ленька.

– Ну, брат, скажи спасибо, что вырвался ты от него, а то не глядели б мы на тебя сейчас, – покачал головой Вася.