В жизни Леньки редко бывали счастливые дни. Но сегодня ему повезло. Утром, пробравшись за пассажирами на пароход, он благополучно проехал в город и тут же, на пристани, заработал пятнадцать копеек у одной сердобольной барыньки, которой помог добраться с двумя чемоданами до извозчика.

– Сколько тебе? – спросила барынька. Но Ленька, не считая свою помощь за большой труд, махнул рукой:

– Ладно... Чего там!

Барынька сунула ему гривенник, а потом, увидев, как просияли глаза мальчика, растрогалась и добавила пятачок. Это была удача, и Ленька сразу почувствовал себя человеком с деньгами. Он ходил по базару и, ощущая мучительный голод, приценивался то к пирогам, которыми торговал разносчик, то к горячей картошке, политой бараньим жиром... Особенно долго стоял он в обжорном ряду, наблюдая, как к длинному столу один за другим подходили люди и, заплатив три копейки, получали из рук торговки окутанную душистым паром жестяную миску с мятой картошкой. Соблазнительный запах щекотал ноздри, но Ленька не решался отдать сразу целых три копейки и, махнув рукой, отошел подальше, сказав себе свою любимую фразу:

«Чего тут... Не маленький небось...»

Приценялся он и к толстым румяным бубликам... Но все казалось ему слишком дорого, и в конце концов он купил на две копейки горбушку хлеба и остался очень доволен собой. Но хлебом ему пришлось поделиться с Федькой, которого он встретил на базаре. Федька с утра продавал за гроши мелкую рыбешку, но рыбешка шла туго, Федька оголодал и собирался уже домой.

– Погоди... может, еще продашь! – разламывая пополам свой хлеб, сказал Ленька. – Тебе бы Макаку сюда! – засмеялся он, вспомнив свои торги рыбой.

Но Федьке было не до смеха.

– Меня нонче Митрич обещался взять с собой, – сказал он. – А из-за этой дряни и ловлю пропущу... Знаешь что? – предложил он Леньке. – Бери ее себе! Что продашь, а что сваришь дома!

Ленька согласился и занял Федькино место. Вначале ему повезло, и он умудрился заработать десять копеек, но потом дело застопорилось, и последнюю кучку никто не хотел брать. А между тем базар был в полном разгаре, и Ленька боялся потерять заработок.

«Возьму домой, похлебку сварю», – подумал мальчик и, сложив рыбу в корзинку, которую оставил ему Федька, пошел на пристань... Его привлекла столовая.

«Поглядеть бы, нет ли там опять дяди Степана?»

Но дяди Степана не было, зато Леньке снова удалось заработать немного денег, и он решил купить Динке большое румяное яблоко. Выбрав на возу самое лучшее яблоко, он прибавил к нему еще два поменьше и, заплатив, отошел.

Его беспокоила мысль о своем новом знакомом.

«Может, дома сидит... А может, на работе где-нибудь? – раздумывал Ленька. – А может, голодный?»

Мальчик решил купить хлеба и отнести Степану рыбу.

«Тот раз он меня кормил, а этот раз я его накормлю!» – радовался Ленька, шагая по грязному переулку и взбираясь по скрипучей лестнице деревянного флигеля.

Степан был дома.

– Вот и хорошо, что ты пришел! – весело сказал Степан. – А у меня вчера получка была! Сестра денег прислала, да за урок я получил! Пойдем в студенческую столовую обедать! – предложил он, садясь на кровать и натягивая на босые ноги ботинки.

Но Леньке не хотелось обедать за его счет.

– У меня есть рыба... – сказал он. – Я бы, дядя Степан, сварил похлебку, вот мы и наелись бы!

– Ну что ж! – согласился Степан, заглядывая в Ленькину корзинку. – Чего лучше! Сварим похлебку! Только один уговор: не называй ты меня дядей! Терпеть не могу всех этих дядей, тетей! – стаскивая ботинок, сказал он.

Ленька засмеялся.

– Ясно, смешно! Мы с тобой взрослые люди; ты Леонид, а я Степан! Ну, вываливай свою рыбу около печки, сейчас будем хозяйничать!

Сидя на корточках, они вдвоем выпотрошили рыбу, покормили спустившуюся с чердака голодную кошку, потом развели огонь и, поставив варить похлебку, разговорились. Польщенный тем, что Степан называет его Леонидом и считает его за равного себе, взрослого человека, Ленька вдруг почувствовал собственное достоинство и независимость; булькающая в кастрюле рыба и хлеб, выложенный им на стол, также прибавляли ему чувство независимости, а простое, дружеское отношение Степана располагало к доверию. Ленька рассказал о своем бегстве от хозяина и жизни на утесе.

– Как орел живу! – похвалился он.

– Это хорошо, это даже очень здорово, – задумчиво сказал Степан, закуривая папироску и пуская в потолок дым. – Но ведь вот какая неприятность: за летом приходит осень... дожди... Пожалуй, подмочит тебя на твоем утесе, а? – глядя на Леньку добрыми близорукими глазами, спросил он.

– Не подмочит! – засмеялся Ленька. – Я под камнем сплю!

Степан пощипал рыжий клинышек своей бородки и кивнул головой:

– Ну, спи пока под камнем! А зимой, если я до тех пор не получу бесплатную квартиру, будешь жить со мной!

– Это что же – тюрьму? – догадался Ленька.

– Ну да! Мало ли, что может случиться... Вот поднял бы ты тот раз бумажку и крикнул бы: «Держите его!» – так сейчас же меня, голубчика, и сцапали бы, – сказал Степан.

– Я не предатель и не сыщик! – обиделся Ленька.

– А есть и предатели, и сыщики, – бросая в угол папиросу, сказал Степан.

– А где же они есть? Если, например, среди рабочих, так там их нету... – пожал плечами Ленька.

– Почему – нету? Попадется вот такая бумажка какому-нибудь холую, подхалиму хозяйскому, вот он и снесет ее куда надо, а там начнется слежка... – заметил Степан.

– Так вы поаккуратней! Глядите, кому кладете... – нахмурился Ленька.

Степан поднял кастрюлю, подсыпал в жаровню углей, взял ложку.

– А ну, попробуй! – сказал он вместо ответа и выдвинул из-под кровати сложенную горкой грязную посуду. – Вот, кстати, тарелок этих, ложек, плошек у меня набралось до черта! И пачкаются, понимаешь ли ты, и мыть их надо! Одним словом, лишняя посуда затрудняет жизнь! Не возьмешь ли на свой утес хоть половину? – наливая в миску воды из ведра и гремя тарелками, предложил Степан.

– Возьму! – засмеялся Ленька. – Мне как раз есть не на чем.

– Вот и хорошо! Бери грязную – там Волга у тебя под рукой, вымоешь... – засовывая в Ленькину корзинку миску и две тарелки, сказал Степан. – На вот и ложки. Сразу тебе кладу, чтоб не забыл.

Ленька, хохоча, помог ему собрать посуду.

– Чудной вы! – сказал он.

– Да не чудной я, а просто, понимаешь ли ты, некогда мне тут себя обхаживать, как старую барыню...

– А вы куфарку возьмите! – развеселившись, посоветовал Ленька.

– Только этого мне еще не хватало! – серьезно сказал Степан.

Убрав со стола книги, Ленька поставил тарелки, налил похлебку, нарезал хлеб. Ели молча, обжигаясь и откусывая большими кусками хлеб.

– Вот как мы! – весело сказал Степан, отодвигая пустую кастрюлю. – Да разве за нами кто угонится? – пошутил он, снимая с жаровни чайник.

Чай пили, заваренный прямо в жестяном чайнике. Пили долго, прикусывая сахар от одного куска. Никогда еще не ел и не пил Ленька так вкусно и сытно. И нигде еще не чувствовал он себя таким вольным человеком, как у Степана.

Размякнув от горячего чая и благодарности, мальчик глядел на своего нового друга и думал о том, что каждый поход Степана с запрещенными бумажками очень опасен и что он, Ленька, мог бы запросто помогать ему в этом деле.

– А что, Степан, – робко сказал он, – если бы я, например, вместо вас ходил бы с бумажками? Меня хоть и выследят в случае чего, так мне ничего не будет!

– Не понимаешь ты, что говоришь! – серьезно сказал Степан. – Эти бумажки – драгоценная вещь; надо, чтобы ни одна зря не пропала, а ты сунешь кому не надо... Кто ж тебе доверит такое важное дело?

– Уж так не суну, как вы... Попали на труса, он и выбросил. Хорошо, я подобрал... – осмелев, сказал Ленька и тихо добавил: – Я бы в бублики их...

– «В бублики, в бублики»! У самого хлеба нет, а он насчет бубликов толкует... Что это – одна или две? Молчи уж... А главное, держи язык за зубами – вот все, что от тебя требуется, раз уж свела нас судьба!

– Об этом не беспокойтесь, – сказал Ленька. Степан лег и, закинув ноги на спинку кровати, сказал:

– Сегодня я сам себе забастовку объявил! Дай-ка мне со стола вон ту книгу.

Ленька дал ему книгу и, подперев рукой щеку, задумался о таких людях, как Степан и дядя Коля. Легко с ними и хорошо. Может, потому, что они просто хорошие люди, а может, потому, что, не жалея себя, борются за простой народ.

– А что, дядя Степан... – начал он.

– Что, тетя Леонид? – прервал его Степан, глядя смеющимися глазами из-под раскрытой книги. Но Ленька не засмеялся.

– А что, Степан, – поправился он, – между вами, политическими, тоже есть предатели?

Степан положил книгу и сел:

– Между нами, политическими, их нет, но к нам затесываются иногда предатели. На моем веку был один такой случай...

– Был? Предатель? И все тайны ваши узнал? – с замирающим сердцем спросил Ленька.

– Все не все... но одно очень важное дело он нам провалил... Донес в полицию, и многих товарищей тогда арестовали... в том числе и твоего дядю Колю, – хмуро сказал Степан.

– Мой дядя Коля? Он большевик назывался... Но его еще тогда взяли, три года назад, вот за эти самые бумажки. Полиция обыск делала... Я все помню, – сказал Ленька.

– Да нет! Тогда он недолго сидел... А это дело весной было. Многих посадили. Меркурий всех знал в лицо... – задумчиво сказал Степан.

– Меркурий? – не понял Ленька.

– Ну, имя такое у этого предателя... Да что ты все спрашиваешь! Проговоришься где-нибудь... Сказал тебе, что мог, и хватит с тебя!

– Степан! – трогая его за плечо и присаживаясь на кровать, сказал Ленька. – Ведь я любил того дядю Колю!.. Я одного человека только так любил...

– Ну? – вопросительно поднял брови Степан.

– Так вы скажите, где он сидит? Я, может, схожу к нему! Выпрошусь как-нибудь!

– Нет, не сходишь и не выпросишься, а если не желаешь ему зла, то забудь о нем. Понял? У дяди Коли есть товарищи, они о нем заботятся. А ты забудь! – сурово повторил Степан.

– Не забуду. Пойти не пойду, а не забуду, – горько и упрямо повторил Ленька.

– Если я что-нибудь о нем узнаю, то скажу тебе, – смягчился Степан.

Ленька кивнул головой и вытер глаза.

– А того предателя споймали? – тихо спросил он, помолчав.

– Нет. Скрылся, – коротко ответил Степан, утыкаясь носом в книгу.

Глаза Леньки потемнели, и губы крепко сжались.

– Значит, – сказал он, вставая и в упор глядя на Степана, – сначала проглядели, а потом упустили... Чтоб еще кого посажал...

Степан снова отложил книгу и потянул Леньку за рукав.

– А по-твоему, что надо было с ним сделать? – с интересом спросил он.

– Убить! – коротко и решительно сказал Ленька.

Степан расхохотался и, засунув руки в карманы, быстро заходил по комнате.

– Не так все просто, – пробормотал он, – не так все просто!

Потом подошел к столу, отпил глоток холодного чаю и вдруг рассердился на себя и на Леньку за весь этот разговор:

– Что ты душу из меня вытаскиваешь? Не хочу я больше об этой сволочи говорить! А ты, понимаешь ли ты, все время лезешь не в свое дело! То с бубликами, понимаешь ли ты, то с этим предателем... – Степан совсем запутался и, увидев испуганное лицо Леньки, засмеялся: – Тебя бы в организаторы надо!

Ленька тоже засмеялся, и мир был восстановлен.

Поболтав о разных пустяках, мальчик собрался уходить.

– Подожди, – сказал Степан и, порывшись на вешалке, нашел среди старой одежи свой пиджак. – На-ка, примерь! Будешь носить в холодную погоду.

Ленька примерил. Пиджак был широк и длинен.

– Это ничего, – сказал Степан, – а вот рукава придется подрезать. Клади их на стол! Сейчас я наточу нож.

Он поточил о печку нож и, смерив оба рукава, решительно обкромсал их.

– Теперь надевай! Да вот тебе еще на дорогу! – доставая из кармана новенький полтинник, сказал Степан.

Ленька попятился.

– Пинжак возьму, а денег не возьму, – запротестовал он.

Степан нахмурился.

– Хочешь дружить, так бери запросто, без всяких антимоний, – серьезно сказал он.

Ленька испугался и взял... Новенький, блестящий полтинник показался ему неслыханным богатством, и, прощаясь со Степаном, он с чувством сказал:

– Со всех сторон хороший вы человек, как мой дядя Коля!

На пароходе Ленька ехал с билетом и на утес явился как именинник. В одном кармане дареного пиджака у него лежало большое яблоко для Динки, в другом – полфунта сахару и осьмушка чаю.

После чаепития со Степаном Ленька решил, что чай – это самый питательный и благородный напиток на земле. Кроме того, он чувствовал себя взрослым и жаждал во всем подражать своему новому другу.

Вынув из корзины посуду и завернув в тряпочку Федькину долю от проданной рыбы, Ленька отложил ее в сторону. Потом посчитал оставшиеся от покупок медяки и, вынув на ладонь полтинник, со счастливой улыбкой подумал: «Это на лодку! Прикопим с Федькой еще четыре с полтиной и купим лодку! Вот Макака обрадуется!» Он посмотрел на заходящее солнце и с грустью подумал, что сегодня поздно бежать к Динке, так как пароход «Гоголь» уже пришел и мать девочки дома.

«Завтра пораньше пойду...» – успокоил себя Ленька и, еще раз полюбовавшись своим полтинником, спрятал его в карман. Потом снял пиджак и, бережно сложив его, оглянулся, ища достойного места для такой богатой обновы.

– Лень... Лень... Лень... – жалобно и протяжно донеслось вдруг откуда-то издали.

Мальчик вздрогнул, прислушался.

– Лень... Лень... – плакал знакомый голос.

– Макака!

Ленька бросил пиджак и, вихрем перелетев на обрыв, беспомощно заметался во все стороны:

– Макака! Макака!