За обедом Марина несколько раз взглядывает на сестру:

– Почему ты такая бледная, Катя? У тебя не болит голова?

– У меня никогда ничего не болит, – улыбается Катя, но улыбка ее какая-то неживая, деланая.

– Катя весь день сегодня бледная, – замечает Алина.

– Катюшенька, почему ты такая? – в сотый раз спрашивает Мышка.

– Может, ты гладила и угорела? – пытается угадать старшая сестра.

– Да нет. Вот надо вам всем обращать внимание! Я просто не высыпалась последнее время.

– Вот это скорей всего, – подтверждает Марина и вдруг звонко, заразительно хохочет. – Я, знаешь, недавно заснула на службе. Хорошо, что наш курьер вошел и сильно хлопнул дверью. Я сразу проснулась и говорю: «Спасибо». А он: «Чего-с?» Ха-ха-ха!

Дети тоже начинают смеяться.

– Чего-с? Чего-с? – повторяет Динка, хохоча и балуясь.

– И главное, что я всегда раньше просила этого курьера, – вытирая выступившие от смеха слезы, говорит Марина, – чтобы он не хлопал так сильно дверью, а тут... вдруг: спасибо! Конечно, он ничего не понял и – чего-с? – под общий смех объясняет она.

Когда кто-нибудь хорошо рассказывает и все смеются, Динка приходит в неистовое возбуждение. Ей тоже хочется что-нибудь рассказать, или выкинуть какой-нибудь неожиданный фокус, или, на худой конец, хоть высунуть свой нетерпеливый язык и подразнить Мышку: «Мэ-мэ-мэ...»

Но сейчас ей обязательно хочется что-нибудь рассказать.

– А я... а я... – кричит она, вскакивая на стул. – А я один раз шла, шла по улице да как засну! Да как налечу на какую-то старушку, да как поддам ей головой в живот! Она только: ой-ой! И мы с ней в разные стороны так и раскатились! Ха-ха! Вот как смешно было! Вот так заснула я!

Но никто не смеется, а мама даже озабоченно спрашивает Катю:

– Когда это было? Какая старушка?

– Да никогда этого не было! Врет! И старушка тут ради красного словца. Что ты, не знаешь ее, что ли? – машет рукой Катя.

– Это она для смеха... – хихикает Мышка.

– Ну, надо прямо сказать, что тут смеха очень мало, – пожимает плечами мать.

– Уж какой тут смех! – фыркает Катя.

И все громко смеются. У Динки растерянно бегают глаза, щеки густо краснеют, она чувствует себя посрамленной и, стараясь скрыть это, смеется вместе со всеми.

– Ну, довольно, – говорит мать.

Но Мышка заглядывает Динке в лицо и хлопает в ладоши.

– А! Покраснела, покраснела! – кричит она.

– А тебе, Мышка, оказывается, недостаточно, что человек попал в неловкое положение, тебе надо еще подразнить его, да? – улыбаясь, говорит мать, но ой-ой-ой как боятся дети этой улыбки! – Ты радуешься, злорадствуешь, Мышка? Ты совсем как тот голубь в басне Крылова, помнишь?

Мышка сильно теряется, белые волосы ее прилипают ко лбу, лицо делается маленьким и несчастным.

– Мама, мамочка, не говори так! – испуганно бормочет она и, закрыв лицо руками, выбегает из-за стола.

– Ну к чему это, Марина! – обрушивается на сестру Катя. – Что это за издевательство, на самом деле! Кому надо, тому не попадает! Ты просто пользуешься беззащитностью Мышки, знаешь, что она хорошая, добрая девочка, и придираешься к ней, как ни к кому!

– Так вот, если она добрая и такая хорошая, то ей уж совсем не к лицу дразнить сестру, когда она видит, что та и так готова провалиться сквозь землю.

– «Провалиться сквозь землю»! – с возмущением кричит Катя. – Никуда она не провалится, у нее хватит еще дури для трех таких старушек!

– Надо чувствовать состояние другого человека, а если у Мышки этой чуткости нет!.. – повышает голос мать.

– Не спорьте, не спорьте! – просит Алина. – Мышка плачет, мама!

– Она и должна плакать, потому что ей стыдно, – упрямо отвечает мать.

Катя в сердцах встает из-за стола:

– Ну, Марина, этого я тебе никогда не прощу! Ты мать и такое выделываешь!

– Так, может, я «такое выделываю», как ты выражаешься, именно потому, что я мать? – с невеселой усмешкой отвечает ей сестра.

Катя уходит. Динка исподлобья оглядывает опустевший стол. Алина сидит потупившись, мама нервно стряхивает со стола крошки, Мышки нет. Мышка где-то тихонько плачет, она совсем не может выносить, когда мама на нее сердится.

Динка чувствует себя виновницей всего, что произошло.

«Чтоб он пропал, мой несчастный язык, – думает она, – чтоб он распух так, чтобы не повернулся больше во рту! Вот намажу его медом и выставлю пчелам – небось тогда уж не забормочет что попало!.. Лучше уж правда было рассказать про трех старушек. Пусть бы они сами между собой столкнулись. Одна немая, другая глухая, а третья слепая».

Алина неодобрительно смотрит на младшую сестру.

– Всегда ты подымаешь целую бучу... – тихо говорит она Динке.

– Довольно, Алина! – останавливает ее мать и встает из-за стола.

Она идет к Мышке и приводит ее, уже успокоенную. Катя тоже возвращается на свое место. За столом начинается обычный разговор. Приходит Лина и спрашивает, понравился ли ее новый суп с «крикадельками». А мать говорит, что она даже не заметила, что суп был с фрикадельками.

– Ну, милушка, тебе и вола положи на тарелку, так ты не заметишь, – подозрительно оглядывая лица детей, отвечает Лина.

И понемногу все начинают улыбаться, на заплаканном лице Мышки тоже появляется прежняя улыбка, Катя перестает дуться, Алина шутит с мамой, а Динка сидит подавленная, низко опустив голову, словно ей на шею привязали большой камень и этот камень тянет ее книзу.

– Динка, – тихонько шепчет ей Мышка, – я тебе отдам свои ягоды из компота, хочешь?

Динка мотает головой, и нижняя губа ее набухает от подступающих к глазам слез. Мать незаметно взглядывает в сторону девочек, напряженно прислушиваясь к их разговору.

– Не сердись, – еще тише шепчет Мышка и, найдя под столом руку сестры, тихонько гладит ее.

«Не трогай. Мне это еще хуже», – хочет сказать ей Динка, но голос не слушается ее, и, вскочив из-за стола, она быстро убегает в комнату.

– А это еще что такое? – удивленно и холодно пожимает плечами Катя.

– А вот такое... чего ты не понимаешь, – тихо отвечает ей сестра.

– А ты понимаешь? – насмешливо спрашивает ее Катя.

– Я понимаю, – говорит та и ласково кивает Мышке: – Ешь сама свои ягоды, Мышка. – Хорошее должно быть лучшим, – говорит она Кате, когда они остаются наедине. – А у Мышки все-таки не хватает чуткости.