За окном стояла черная осенняя ночь. В купе слабо мерцал фонарь, внутри его коптила и оплывала свеча. Утомленные сборами и волнениями, дети крепко спали. Динку и Мышку уложили внизу на одну полку, против них лежала Марина. Алина устроилась на верхней полке, Ленька тоже взобрался наверх. Но мальчику не спалось... Непривычно и громко стучали колеса, лязгало и скрежетало под вагоном железо, неожиданные толчки замедляли ход поезда.

«Не смазали колеса, видать... – думал мальчик и, опустив голову, смотрел вниз, на спящих детей. – Не разбудили бы, а то опять матери забота... – Он очень жалел Марину: – Беда ей с девчонками! Ревут как белужки. То одна, то другая... Но я их отучу матери нервы портить...»

Динка уже сообщила мальчику, что «мама ждала его до последней минуты и со всеми спорила и даже на Алину не обращала внимания...».

Ленька был глубоко тронут и, приглядываясь в сумерках к усталому лицу Марины, тревожился.

Марина не спала... Утомительные сборы, боязнь опоздать на поезд, слезы Алины и отчаяние Динки отняли у нее последние силы. Нервы Марины не выдержали, и, уложив детей, она долго стояла у окна. Плечи ее вздрагивали, слезы неудержимо бежали по лицу... Ленька лег последним. С тревогой поглядывая на Марину, он не решался залезть на свою полку.

– Ложись, Леня, – не оборачиваясь, сказала она.

Мальчик лег; Марина оторвалась от окна и, оглядев спящих детей, тоже легла. Но в темноте Ленька видел, как зажатый в руке беленький комочек непрерывно прижимается к ее лицу. Сквозь шум колес ему даже слышались тихие горькие всхлипы...

«Плачет... Замучилась...» – с глубоким сочувствием подумал Ленька и, отвернувшись к стене, закрыл глаза.

Сердце его было спокойно за Макаку. Он вспомнил, как радовалась девочка его подарку, как в узком купе отплясывала она в своих красных сапожках.

«Как раз по ноге пришлись. Ловко ей в них бегать-то...» – удовлетворенно подумал Ленька. Но сквозь эти мысли о себе, о Макаке, о красных сапожках он все время прислушивался, спит ли Марина. Но она не спала, и Ленька не выдержал... Стараясь не разбудить детей и повиснув на одной руке, он бесшумно спрыгнул вниз.

Марина, увидев его, поспешно вытерла глаза.

– Ты хочешь выйти, Леня? – шепотом спросила она, приподнимаясь на локте.

– Нет, – так же тихо прошептал Ленька и, несмело подойдя к ее постели, опустился на корточки. – Я так встал... Поглядел и встал... Только что ж плакать? Теперь будем вместе с ими валандаться... – кивая на спящих детей, прошептал он.

Марину не удивило это слово «валандаться», горло ее сжалось от нахлынувших слез, и, обхватив шею Леньки, она неожиданно для себя тихо пожаловалась:

– Трудно мне, Леня. Так трудно бывает...

– Как не трудно! Одной-то... Только теперь я буду... Они ко мне живо привыкнут... – боясь пошевелиться, сказал Ленька.

Марина еще крепче обняла его:

– Леня, я так рада тебе, потому... что ты как сын... Ты будешь мне сыном, Леня?

Ленька, растроганный и смущенный, улыбнулся в темноте:

– Ну что ж... Я еще никому сыном не был, а здесь буду. Я вас всех жалею...

Алина свесила голову с полки и тревожно спросила:

– Мамочка, кто с тобой?

– Спи, спи... Это Леня, – поспешно ответила ей мать.

– А когда же, мама... Может быть, встать? – снова спросила Алина.

– Нет-нет! Мы еще недалеко отъехали. Спи, еще рано, – успокоила ее мать.

Ленька, вслушиваясь в эти загадочные слова, полез на полку.

«Ждут чего-то...» – удивленно подумал он.