2
— Председатель, который нашел бы неправильными ваши слова, дорогие товарищи, мог бы выполнять роль огородного пугала. Не только не способен предвидеть будущее, но и то, что творится под носом, не замечает такой председатель! Подобных людей вполне устраивает, что телега исправна сегодня, а будет ли она годна завтра, они даже не желают задумываться…
Темирболот говорил очень правильно: в сыртах скот именно в это время особенно тучнеет, — продолжал председатель колхоза. — К густой и темной зелени трав будто кто-то подмешал красной краски — горные пастбища раскинулись, как сказочный багряно-зеленый ковер. Каждая овца, как считает фантазер Сагындык, за один день на таких лугах может нагулять килограмм. Она к вечеру выглядит, как хорошо пообедавший бездельник с сонными глазами, шевелит губами, как мулла, читающий молитву. А как привольно лошадям на этих лугах! Нет ни жужжащих мух, ни назойливых комаров. Кони мирно пасутся, лениво помахивая хвостами, и время от времени пофыркивают, раздувая ноздри, как кузнечные мехи… Очень хорошо, что вы считаете самым важным в это время хорошо пасти скот. Понимаю я и то, что упитанные животные легче перенесут суровую зиму…
Кенешбек помолчал.
— Но и вы войдите в мое положение! — продолжал он. — Вот так было: однажды охотник поставил на узкой тропке парные капканы для волка. Но по этой тропке прошел человек. Он попал ногой в капкан, а когда упал, то и рукой в другой капкан попался. Хочет высвободить руку — не может, хочет освободить ногу — дотянуться нет сил. Так ему и пришлось лежать, пока охотник не пришел проверить свои капканы. У меня положение точно такое, как у этого человека. Но спокойно ждать, пока мне помогут, я не имею права. Сколько чабанов в колхозе? У нас пятьдесят отар, четыре косяка лошадей. А сколько еще занято в свинарниках, птицеферме! Ведь даже за кроликами кому-то надо приглядывать…
Колхозники ждали, что Кенешбек скажет дальше.
— Только что закончился покос клевера, — продолжал он, — пришло время надрезки скороспелого опийного мака. Сейчас как раз там кипит работа. А более поздние сорта мака сейчас цветут. Кукуруза жаждет воды, начала завязывать початки. Трава в лощинах, у лесов перестаивается… Людей не хватает! Таково положение в колхозе… и мое, дорогие товарищи…
Так несколько дней назад докладывал Кенешбек Аманов чабанам, собравшимся со всего сырта.
Председатель колхоза хорошо понимал важность таких собраний, обычно он рассказывал о делах чабанов полеводам, а о делах полеводческих — чабанам.
Кенешбек давно пришел к выводу: если колхозник знает, что колхозное производство растет, то он уверен в своем завтрашнем дне. И моральное состояние его будет хорошим.
Тут же на собрании чабанов было решено, что только немногие останутся с отарами, а большинство поедет в низовье на сенокос.
Колхозники понимали серьезность положения — никто не отговаривался, разногласий не возникало. Оставшиеся пасти скот должны были помогать друг другу — это тоже постановило собрание.
* * *
— Сегодня пять дней как нет Темиша и Сагындыка, — сказала Аксаамай, подсаживаясь к Айкан. — Наверное, накосили теперь порядочно…
— Да, пятьдесят славных чабанов травинки на горных лугах не оставят, — согласилась Айкан. — Если руками рвать, и то много бы получилось…
Айкан достала из белого матерчатого мешочка вареное мясо, хлеб и положила перед Аксаамай.
Слева паслись овцы Айкан, на склоне — отара Аксаамай. Юрты поставлены рядом. Готовят и питаются женщины вместе.
Сегодня до рассвета овец стерегла Айкан. Всю ночь она провела в седле — надо было объезжать обе отары. Когда Аксаамай ее сменила, Айкан подоила корову, поела и легла спать. Сейчас она останется с отарами до вечера. Аксаамай отдохнет, приготовит еду, подоит коров, сядет на коня, сменит Айкан и всю ночь будет сторожить овец…
Аксаамай приложила к глазам бинокль и увидела далеко на склоне гор еще две отары.
— Тетушка дяди Эреше подъехала к овцам. Жена Табыша уже домой отправляется.
— Любит она поспать! Видно, сейчас ей стыдно перед женой Эреше, вот она и крепится! — смеясь, сказала Айкан.
— О-о, что-что, а поспать она любит. В прошлом году, когда Сагындык и Табыш были на сенокосе, мы вместе пасли свои отары. Я просто с ног сбилась. Однажды она прямо в поле уснула. Я не стала ее будить, сама загнала овец. А она вернулась домой только в полночь. — Аксаамай расхохоталась, а овчарка, лежавшая рядом, залаяла.
Айкан покормила обеих собак тестом из муки и отрубей, привезенных из дому.
Собака Аксаамай быстро проглотила еду и стала выпрашивать еще. Аксаамай бросила ей кусок хлеба и приказала:
— Хватит, Джолборс! Иди-ка поверни отару.
Собака ловко поймала подачку и, довольная, помчалась к овцам. Добежав до края отары, она залаяла. Овцы послушно, не разбегаясь в стороны, повернули назад.
— Умная собака! — заметила Айкан.
— Сагындык приучил… Темиш говорил, что и ваш Кайтнас это умеет.
— Ну, меня-то собака не слушается, — сказала Айкан.
— А ты дай ей сейчас хлеба с мясом и прикажи идти к овцам!
Пес хлеб проглотил, но к отаре отправился неохотно и уселся на задние лапы, не дойдя до овец.
— Научится! — успокаивала Аксаамай огорченную Айкан. — Темиш научит. Он у вас молодец. Это ведь он посоветовал мне пасти овец с тобою вместе. В прошлом году я намучилась, а теперь просто благодать.
После слов Аксаамай Айкан захватили мысли о Темирболоте.
«Дорогой мой, как ты там? Не случилось ли что с тобой? Не голоден ли?»
— Эй-эй, Темиш, торопись, а то ноги тебе подкошу! — кричал Кенешбек. Он шел по склону за Темирболотом.
— Эй, нажимай!
— Ты сам нажимай!
— Дай дорогу!
Шутливые окрики, веселый смех оглашали крутой склон горы.
Темирболот, окончив свой ряд, отбросил косу в сторону и, вытирая пот, крикнул:
— А-а-а, дядя Кенешбек, как вы там? Хотели бедного чабана напугать, а сами отстали…
Темирболот тяжело дышал, но весело улыбался.
Аманов тоже дошел до края покоса, достал платок и, вытираясь, сказал отставшему метра на три Эшиму:
— Быстрее, быстрее! Тут всего ничего!
— Еще, дядя Сагындык, еще! Отожмите дядю Эшима с дороги! — крикнул Темирболот, волнуясь за своего друга.
— Дядя Этим! Умереть мне на месте, если пожалею вашу пятку! — пригрозил, задыхаясь, Сагындык.
— Да ну тебя! — Эшим отскочил в сторону, не докосив полоски.
— Нельзя бросать работу неоконченной! — сказал Кенешбек.
На уставшего Эшима слова председателя не подействовали. Он краем майки вытирал пот с лица.
— Дядя Сергей, выжмите с поля агронома! — в один голос закричали Темирболот и прошедший до конца свой ряд Сагындык.
— О дорогой мой агроном, не подведи хоть ты меня! — шутя взмолился Кенешбек.
— А-ах, вот вы как! Ну тогда надо вспомнить молодость! — Сергей стал шире и быстрее размахивать косой, заметно нагоняя агронома.
— Эй-эй, беги с дороги! Еще ногу себе повредишь из-за трех метров скошенной травы! — громко крикнул Эшим, и агроном испуганно отбежал в сторону, тоже не закончив своего ряда..
— Эй, председатель, бригадир, агроном, приз достался вам! — крикнула Айымбийке с пригорка.
Вместе с другими женщинами она работала на сенокосе.
В тени пригорка уже собирались косари — близилось время обеда.
У киргизов существует обычай: если прохожий застает людей за работой, он обязательно должен им помочь в знак уважения к труженикам.
Утром, когда на сенокос приехали Аманов, агроном и бригадир, Айымбийке сказала им:
— Если приходит старей, его приглашают на пир; если молодой джигит — предлагают трудиться! Я вам очень советую — скосите вместе со всеми по полосе, чабаны высоко оценят ваше внимание к их работе!
Немного подумав, Кенешбек проговорил:
— Я согласен! Мы возьмем у чабанов косы, поможем! Но у меня условие: если тот, кто вызовется идти передо мною, бросит свой ряд нескошенным, он привезет сюда барашка и тут же его зарежет!
Все шумно одобрили предложение председателя.
— Ну кто рискнет? — спросил Кенешбек. — Кто не побоится, что я его догоню?
Колхозники утихли, ожидая, кто примет вызов.
— Я согласен идти впереди такого опытного косаря, как дядя Кенешбек, — вызвался Темирболот. — Проиграю — мне бабушка позволит взять черного барашка…
Во время обеда шло обсуждение этого шутливого спора.
— Приз достался вам! — хохоча, настаивала Айымбийке.
— Слушай, тетушка Айымбийке, — наконец крикнул Кенешбек. — Нечего битых добивать насмешками! Лучше пусть кто-нибудь из ребят сядет на моего коня и отправится к Атантаю, который пасет овец колхозников. Пусть привезет из стада по барашку с проигравшего. — Слова Кенешбека потонули в громком хохоте, огласившем окрестности.
Все принялись уничтожать жирную, густую лапшу.
Темирболот окончил еду первым.
— Товарищи, — сказал он, — я предлагаю каждому скосить по четыре ряда, а потом сразу отдыхать…
— Я согласна! — крикнула Лиза, вскочив с места.
— А я всегда заодно с ребятами, — проговорил ее отец, взял косу и зашагал вверх по откосу.
— Ай-ай, Темирболот-то хитер, — засмеялся Сагындык. — Хочет раньше всех вернуться с работы и съесть почки того барашка, что посулил председатель. — Он поспешил вслед за Сергеем.
Веселье и смех рождают вдохновение. Чабаны чувствовали себя отдохнувшими. Да и угоститься после тяжелого дня жирными барашками тоже не шутка!
— Эй, вы, послушайте! — крикнул Аманов вслед косарям, поднимавшимся на пригорок. — Ваш проигравший спор председатель обращается к вам с просьбой! Думаю, что каждый может выбрать: скосить пять рядов травы или заготовить семь стогов сена! Контролером я буду сам…
— Принимаю вызов! — крикнула Айымбийке, и тут же все хором закричали:
— Согласны!
— Ты, друг, — Аманов обратился к агроному, — выбери места для покоса. А ты, Эшим, оставайся здесь, последи, чтобы барашков пораньше разделали. Ужин должен быть готов вовремя. Усталые чабаны проголодаются да и пораньше захотят лечь. В котле пусть варятся все почки, все ножки, да положите туда побольше лапши! Все оставляю на твоей совести, Эшим, — он, улыбнувшись, зашагал к косарям.
Темирболот окончил свой пятый ряд, вытер пот с лица и с косою через плечо зашагал к юртам.
Сергей только начинал пятую полосу. Работал он с большим усердием, но было видно, что очень устал. Темирболоту стало жаль его, ведь отец Лизы был после Эреше самым старшим среди косарей.
Лиза уже закончила стоговать сено и неторопливо направилась к отцу с вилами в одной руке и с платком в другой.
— Нелегко тебе! — сказала она, подойдя поближе. — Если бы я умела косить! — добавила она с досадой. Ей было жаль, что она не может помочь выбивающемуся из сил отцу.
«Косить бы могла, чего-нибудь другого не сумела б, — подумал Сергей, остановившись передохнуть. — Был бы у тебя младший или старший брат вроде Темирболота — было бы другое дело!» Он чуть было не высказал этого вслух, но побоялся обидеть дочь.
Сергей снова поплевал на ладони и взялся за ручку косы, чтобы докончить свой ряд, но подошедший Темирболот осторожно отстранил его.
— Отец, вы идите отдохнуть! Я докошу сам, — и без дальнейших слов стал быстро косить траву.
Сергей не нашелся что сказать Темирболоту, но он был рад его сочувствию и в то же время доволен, что работа, так его утомившая, будет быстро закончена.
Сергей смотрел по-отцовски ласковым взглядом вслед Темирболоту, но долго глядеть не смог: глаза его заблестели, на ресницах показались слезы… Он чувствовал, что кто-то ласково прижался к его левому боку. Сергей покосился, не поворачивая головы. С какой-то особенной теплотой Лиза все крепче приникала к нему и долго не разжимала объятий.
Лиза обнимала отца, но думала в эти минуты о Темирболоте.
«Спасибо тебе, Темиш… Я так счастлива, что ты понял меня, когда я стояла в растерянности, не зная, как помочь отцу. За твою догадливость я готова отдать тебе мою жизнь!» — думала девушка. Ей казалось, что именно она, Лиза, придает особую силу этим крепким рукам, с каждым взмахом косы отбрасывающим огромные охапки свежей травы.
Сергей почувствовал в ее неотрывном радостном взгляде, которым она следила за каждым движением Темирболота, нежную девичью тайну. Он не хотел смущать дочь и, не посмотрев на нее, осторожно отвел ее руки, перекинул косу через плечо и не спеша стал спускаться с горы.
Лиза опомнилась, когда отец освободился от ее объятий, но его ухода уже не заметила.
«Темиш, значит, ты считаешь моего отца близким человеком?»
Сердце ее как-то необычно дрогнуло, быстро забилось. «И все-таки как ты догадался, что мне тяжело оттого, что я не могу помочь отцу?»
Размышляя об этом, Лиза забыла обо всем, что происходило вокруг, не замечала людей. Она смотрела только на Темирболота. Так было с нею впервые.
Она видела перед собою совсем не того Темирболота, с которым училась в школе. Нет, он стал совсем другим. Взрослый, сильный, чуткий и чем-то по-особому милый.
Лиза подняла с земли брошенные вилы, повязалась платком и медленно пошла за Темирболотом.
Он уверенно размахивал косой, стараясь держать конец ее ближе к земле. Травы, шурша, ложились в ряды.
И Лизе стало казаться, что у других и коса не взлетает так плавно и срезанная трава падает не так красиво, как у Темирболота.
Молодой джигит последний раз взмахнул косой и, услышав за собой шаги, оглянулся.
— А-а, — сказал он удивленно, увидев Лизу.
Он был уверен, что это Сергей, и только-только собирался похвастаться: «Вот так-то, отец!»
— Ой, Темиш, — дрожащим голосом смущенно сказала Лиза. Она отбросила вилы, стащила с головы платок и, подойдя к Темирболоту, положила левую руку на его плечо, а правой стала вытирать крупные капли пота с лица молодого джигита.
Прежде она небрежно поблагодарила бы его за помощь, а сейчас молчала, старательно стирала платком пот с его лица.
Темирболот удивленными глазами смотрел на Лизу. И не мог поймать ее всегда ясный, безразлично радостный взгляд. Девушка была задумчива. Румянец пылал на ее щеках. Она легонько вздыхала; руки, которыми Лиза вытирала его лицо, показались Темирболоту нежными и мягкими.
Темирболот не понял, что с ним произошло, — он весь дрожал. Было ли это оттого, что его впервые касались девичьи руки, от запаха платка или потому, что Лиза стояла от него так близко?
Ветер подхватил прядь Лизиных волос и внезапно бросил ей на глаза.
Темирболот осторожно заправил эту прядь за ухо Лизе. Ее сердце вновь заколотилось от внезапно нахлынувшей нежности, лицо загорелось еще ярче.
Чтобы скрыть свое волнение, Лиза поспешно повязалась платком, подняла вилы и, стараясь не оглядываться, сделала несколько шагов вперед, будто не замечая, что Темирболот шел рядом, взял ее под руку…
И вдруг у нее появилось такое ощущение, будто рядом с нею идет самый дорогой, самый желанный ей человек. Она крепко прижала локтем руку Темирболота, будто боясь потерять.
Темирболот чувствовал это удивительно нежное, трогательное прикосновение и был счастлив. Эта девичья ласка возвышала джигита в его собственных глазах. Он замедлил шаги. Чудилось ему, что кто-то шепчет: «Смотри, джигит, береги девичье сердце. Если не будешь осторожен, можешь потерять его навсегда».
Какое-то неизведанное смущение охватывало Темирболота.
Да, да! Вот так и бывает! Росли вместе, учились вместе, а теперь к ним пришла любовь, но сами они еще не понимали, что это была она.
— Эй, Кенешбек! Эй, дочка Айымбийке! Люди говорят, что смех вытаскивает из сердца занозу, причиняющую боль, — хитро прищурившись, сказал Эреше, подталкивая Сергея.
Колхозники отдыхали. Кто лежал на спине, широко раскинув руки и ноги, и глядел в небо. Кто, повернувшись на бок, беседовал с соседом.
Кенешбек советовался с агрономом, где лучше с утра косить траву. После слов старика он взглянул на девушек, сидевших в стороне стайкой, укоризненно покачал головой и развел руками.
И все, кто слышал слова Эреше, поняли, на что намекает старик. Колхозники обратили свои взгляды на девушек.
Сагындык и Темирболот, лежавшие ничком, вскочили с мест и устроились на траве поудобнее как раз напротив Айымбийке. Она достала из кармана комуз, вытерла кончиком голубой косынки и сказала подружкам:
— Говорят, что плохой чабан скармливает всю траву на выпасе овцам за один день. Чтобы не уподобиться плохому чабану, начнем по очереди, а потом уже все вместе… — Она бойко заиграла народную мелодию «О создание!».
— О дорогая Айымбийке, мы с Сергеем ждали именно этого, — сказал Эреше, и они оба подсели поближе.
Колхозники зашумели.
— Играй, чтобы на душе стало веселей!
— Взволнуй сердца!
— Пусть каждый забудет про усталость.
— Играй, чтобы мы стали такими бодрыми, словно за работу еще не принимались.
После зимнего концерта девушки, выступавшие вместе со школьниками, увлеклись игрой на комузе. Айымбийке упросила Сайкал, чтобы та ее научила своему чудесному мастерству.
— Даже про еду забываю, когда вы беретесь за комуз, — говорила она. — Мелодия звучит у вас так задумчиво и переливчато, что невольно заслушаешься. А когда играю я сама, то получается пискляво. Мотив, как скверный конь, что петляет по дорогам, отбиваясь от мух.
Наконец она уговорила старушку, и теперь многие девушки просили Айымбийке тоже научить их игре на комузе.
Айымбийке играла звонко и красиво. Слова песни многим были знакомы, и поэтому слушатели потихоньку подпевали, стараясь не заглушить звуки комуза. Эреше и Сергей, сидя в кругу молодежи, совсем забыли о своем возрасте. В молодые годы они частенько после работы уговаривали поиграть на комузе известную мастерицу Сайкал: «Дорогая, облегчи усталость души». И веселая игра Сайкал так увлекала, что забывался длинный трудовой день и начиналась шумная, веселая вечеринка.
И сейчас этим двум почтенным людям казалось, что их давно прошедшая молодость снова вернулась к ним после долгих скитаний.
Сергей и Эреше совсем размечтались. Им чудилось, что молодая женщина с белым лицом, ярким румянцем и черными густыми бровями — не Айымбийке, а сама знаменитая Сайкал. Сайкал, доживающая свой шестой десяток, вдруг сбросила груз лег, держит в руках комуз и лукаво подмигивает своему возлюбленному, как в молодые годы.
— Отец, пусть теперь ваша дочь поиграет, — сказала Айымбийке, подавая комуз Лизе.
Эреше, досадуя на то, что возвращенная на миг игрой Айымбийке молодость вдруг упорхнула, глубоко вздохнул.
— Пойди сюда, дочка моя! — сказал он и не в силах добавить еще слово, поманил Айымбийке рукой.
Молодая женщина подсела к нему. Он погладил ее по щекам, поцеловал в лоб.
— Дорогая моя, молоденькая Сайкал, ты просто нам с Сергеем вернула молодость. Будь счастлива, живи многие годы!..
— Да, живи долго, и пусть вместе с тобою зреет мастерство, — добавил Сергей, целуя руку Айымбийке.
— Пусть не замолкает игра комуза! — умолял взволнованный Кенешбек, гордясь своими чудесными друзьями.
Он сидел, поджав под себя ноги. Потом бросил взгляд вниз на долину.
Он был воодушевлен и горд неспроста.
Вон аил… только вместо маленьких мазанок, теряющихся среди деревьев, стоят новенькие, опрятные дома. Радостно, когда на отдыхе колхозники шутят, веселятся. Но еще радостнее, когда видишь новое село, воздвигнутое неутомимым трудом этих колхозников.
Кенешбек перехватил укоризненный взгляд Лизы и понял, что мешает общему веселью.
— Прости, твой брат замечтался о колхозных делах, — сказал он. — Прошу тебя поддержать тетушку Айымбийке! Поиграй!
Сергей был очень удивлен, когда Лиза взяла комуз у Айымбийке, а теперь, услышав слова Кенешбека, не поверил своим ушам.
«Откуда ей уметь? Где она научилась?»
Лиза улыбнулась Айымбийке, прижала комуз левой рукой к губам, приставила палец правой руки к стальной пластинке. Сергей весь напрягся: он боялся за дочь. Но Лиза заиграла почти также хорошо, как Айымбийке. Сергей облегченно вздохнул.
Лиза играла «Марш молодежи», школьники исполняли его на выпускном вечере. Все, кто знал слова, запели под аккомпанемент Лизы.
Умелая игра Лизы радовала Айымбийке, ее взволновала песня, увлек общий подъем. Она взяла у сидевшей рядом девушки комуз и, включившись в темп, начала подыгрывать.
Чувствовалось, что молодежь соскучилась по шуму, веселью, шуткам. Теперь пели все. Кто не знал слов, просто напевал мотив.
Знамя Ленина
В небо высоко вздымая,
Мы стоим на пороге победы большой.
Нашу землю родную
Трудом украшая,
Коммунизм на земле мы построим с тобой!
Марш звучал как единый, настойчивый и мощный призыв. Сергей слушал очарованный. Ему чудилось, что к юношам и девушкам — его детям, которые здесь поют, присоединился весь многомиллионный советский народ. И молодежь всей страны шагает единым строем, а величественные горы Ала-Too множат торжественные слова песни, несут над всем миром. Цветы и кустарники, гордо вздымающиеся среди трав, казалось, покачивались в такт песне.
«О-о! Пока я сторожил сараи в Сарыджаз, как поднялась, как окрепла молодежь! Как расцвели ее таланты! — восторженно думал Сергей. — Там, где мы с Асанакуном не могли вырастить ячмень, теперь цветет мак, золотится пшеница! И трава удивительная! И как хорошо все вокруг. И все потому, что люди золотые, особенно молодежь! И я счастлив… — Он улыбнулся в рыжие усы, оглядывая юношей к девушек. — Если в труде они меня побеждают, то кому же радоваться первому, как не мне?!»
Комуз умолк, песня стихла.
— О дорогие мои, жить вам долгие годы и быть счастливыми! — сказал Эреше и захлопал в ладоши.
Его дружно поддержали.
Лиза искоса посмотрела на Темирболота: она сбилась в одном месте с такта и чувствовала себя виноватой.
— Ну как? — спрашивала она Темирболота глазами.
Их взгляды встретились. У Темирболота снова сильно забилось сердце.
— Отец Сергей! Отец Эреше! Мясо уже готово! — объявил Эшим. — Дорогой Темирболот, полей людям воды на руки! — начал он командовать.
— Темиш, давай я полью, — предложила Лиза, взяла из рук Темирболота чайник и полотенце и подошла к Эреше.
— Нет, Лиза, — возразил Эреше. — Полей сначала девушкам, а потом и до нас дойдешь…
Темирболот расстелил скатерти…
— Каждая чашка — на пять человек! — объяснил Эшим.
Перед Сергеем и Эреше он поставил чашку, где, кроме мяса, лежали крестцы и тазовые кости. Они всегда преподносились самым почетным гостям.
— Ты разделил мясо неверно, — запротестовал старик Эреше. — Нам с Сергеем будет достаточно и одной тазовой кости. А остальные по праву принадлежат женщинам. Хотя возраст наш и почтенный, но дела наших девушек тоже должны быть отмечены…
— Эшим опять погорел! — воскликнул агроном под общий хохот.
— Черт возьми, так растерялся, что даже не помню, на каком боку спал ночью! — отшутился Эшим и принялся заново распределять мясо.
— Ты ночью спал на том боку, которым проигрываешь барашков, — промолвила Айымбийке, отрезала два куска сала и подошла к Эреше.
— Отец Эреше! — сказала она. — Просим вас и отца Сергея это отведать. Если бы не ваше вмешательство, то нас, женщин, ни за что не отметили бы. Хоть Эшим и бригадир и партийный, но он относится к нам по старинке.
— Да жить тебе долго, Айымбийке! — закричали подружки.
— С Эшима полагается еще один барашек, — заключил Кенешбек.
— Вы Эшима, как торт, разделываете, — пошутил Сергей, и все колхозники дружно рассмеялись.
«Ненасытный при еде лишается речи», — говорят в народе. Но тут гремел веселый смех, летели забавные шутки, царило неподдельное веселье.
— Слушай, Кенешбек, а что, вы в самом деле проиграли? — с невинным видом спросил Сергей.
— Когда приезжаешь к чабанам в горы, для тебя заколют барашка, — заговорил Кенешбек, — отменно угостят мясом. А когда они к нам спускаются, мы даже побеседовать как следует не можем. И вот решили: раз у нас в низовьях гостят чабаны, надо их угостить на славу, хотя бы перед отъездом…
Кенешбеку не дали закончить.
— Куда девалась твоя косарская сноровка? — закричал Эреше. — Ведь ты выигрывал барашков у самого Жуматая.
— Эх, отец Эреше! Б старину одна старушка говорила другой: «Думала, что только я одна замужем, оказывается, ты тоже…» — Кенешбека опять прервал громкий единодушный хохот.
Эреше смеялся до слез. Он вытер салфеткой руки, достал платок и поднес к глазам.
Сагындык, в шутку отстраняя протянувшуюся к чаше руку Табыша, сказал:
— Дорогой мой Табыш, разреши мне доесть это мясо, а ты приготовь свой живот для трех барашков, которыми председатель грозится угостить нас завтра.
— Еще три барашка? — удивленно спросил Сергей.
Смех зазвучал с новой силой. Эреше, всплеснув масляными ладонями, повалился на соседа. То один, то другой вскакивал с места, хохоча до изнеможения.
Кенешбек радовался оживлению, царившему вокруг. Чабаны умели веселиться от души, но так же увлеченно они и работали.
— Ладно, Сагындык, — сказал Аманов, — провалиться сквозь землю тому председателю, который пожалеет барашков для таких людей, как вы! Только заканчивайте сенокос…
— Сенокос закончим завтра, а послезавтра надо возвращаться, — проговорил Табыш.
— Нет! — воскликнул, вскочив с места, Темирболот.
Все подняли на него глаза.
— Нет! Ведь мы пришли сюда с косами не потому, что машин не хватает. Вон там три трактора «Беларусь», а там — семь конных сенокосилок! Нам их не перегнать. Мы должны скосить травы по этим крутым склонам, вокруг камней и у кустарников, куда машинам не пройти.
— Правильно!
— «Терпеливый и сдержанный достигнет своей цели», — так говорил мне дедушка Ашым. Не будем спешить. Правда, уже не осталось таких больших лугов, какой мы косили сегодня. Но по лощинкам, среди кустарников травы еще много. Если поленимся, то зимой не вернуть упущенного! В прошлые годы на этих местах мы не косили, и травы пропадали. Скот летом не успевал поедать их… Я очень хорошо знаю, как унизительно выпрашивать зимой у кого-нибудь корм для коровы. Запомнил это с детства. И нужен-то иногда был только сноп, один сноп. А сколько нужно сена, чтобы накормить скот у нас в колхозе? Нынешние дни — для заботливых и сильных. Нам не будет оправдания, если мы оставим эту траву под снегом… Ну, а если сено у нас зимой окажется в избытке, колхоз всегда сможет его продать, — закончил Темирболот и вопросительно посмотрел на Кенешбека.
Слова Темирболота были тому на руку. Кенешбек, когда высказывалось какое-нибудь умное и дельное предложение, мог вцепиться в него, как барсук.
Сейчас Кенешбеку очень хотелось обнять Темирболота, но он сдержался.
— А что скажут наши отцы? — обратился он к старикам.
— Подожди, дорогой Сергей, дай мне сказать первому, — отстранил Эреше друга, готовясь к серьезному разговору. — «Ценность бриллианта видна в алмазе, а ум — в молодости». Добавить к словам Темирболота нечего! А тебе, Кенешбек, я хочу кое-что напомнить. Говорят, что Дед Мороз, размахивая своей леденящей саблей, перед наступлением зимы хвалился: «До босого я доберусь сам, а человеку в шубе передам привет». Зима — это бескормица, падеж скота, по-киргизски — джут. У беззаботных в хозяйстве сразу после первого снега нет кормов, джут. Если вдоволь припасешь сена, то не сдохнет у тебя ни один козленок, и это будет означать, что ты победил джут. А если с запасом будет худо, то погибнет у тебя тысяча козлят, это значит, что джут победит тебя. Ведь народ говорит: «У победителя казан полон мясом, а у побежденного глаз полон слез». Надо это хорошенько понять, дорогие мои дети!..
— Вот это здорово… Товарищи агроном и бригадир… Проигрываем еще трех барашков!.. — захохотал Кенешбек, приседая на корточки.
— Не жаль уйти с этого света ради таких людей. А уж барашка-то не жаль! — сказал довольный Эшим. — Ну, угощайтесь мясом, а то оно стынет.
Шутки, смех, песни долго не умолкали в эту ночь. Луна прислушивалась к веселому говору, украдкой угадывала мысли Лизы и Темирболота и, как будто задержавшись в небе, неподвижно повисла над лесом.
