Книга: Позывной: «Колорад». Наш человек Василий Сталин
Назад: Глава 17 Инспектор
Дальше: Краткий глоссарий

Глава 18 Попаданец

27 августа Быков проснулся в прекрасном расположении духа.
Вчера они всей «семьей» сходили в зоопарк – Надя пищала и плющилась от радости.
Единственное, что огорчало Григория, – это подспудный душевный редактор, который упорно брал слово «семья» в кавычки, будто подчеркивая отсутствие реальной сродненности.
Но Быков и не торопился называть Галю, Саню и Надю близкими людьми. Всему свое время.
Идея родства разрастется в нем, заместит собою прежнюю память.
Чтобы чужая судьба стала твоею, мало изменить ее.
Нужно, чтобы чужое стало родным.
А на той неделе Григорий пригнал из Зубалова свой спортивный «Паккард» и свозил своих на речку. Визгу было, восторгу…
А сколько благодарности он увидал в Галиных глазах, сколько нежного обожания… Даже неловкость испытал.
И где-то за кадром сознания мелькала юркая, скользкая мыслишка: «Это она не к тебе так относится, а к Василию. Ты для нее – это он, только после апдейта, как программеры говаривают…»
Быков не гнал от себя такие выплески подсознания, выбросы сумеречной зоны души, а холодно разбирал и препарировал.
Он не был склонен к глупой доверчивости, но и бесчувственное отторжение нарождавшейся близости тоже не его метод.
«Делай, что должен – случится, чему суждено».
Золотые слова.
Дни «командировки» вышли очень насыщенными.
Быков налетал не меньше часов, чем на фронте, вот только пилотировал не он – пришлось мотаться на 21-й авиазавод в Горьком, на саратовский, № 292, на 1-й и 18-й, эвакуированные в Куйбышев, на 22-й, открывшийся в Казани, на 81-й и 166-й в Омске, и так далее, и так далее…
Кстати, именно в Омске вскрылась еще одна пакость, учиненная Яковлевым, – тот отменил выпуск бомберов «Ту-2», хотя все уже было готово к тому, и приказал переналадить цеха на строительство «Яков».
Так что и подлости человеческой навидался, и будничного героизма с энтузиазмом.
Рабочие впахивали, инженеры, бывало, в голодные обмороки падали, прямо за кульманом, и чем им было помочь, Быков не ведал.
Разве что снизить обороты бешеной гонки, выжимавшей все соки, когда только и слышишь: «Давай! Давай! Больше! Еще больше! Любой ценой!»
Труднее всего оказалось убедить Сталина в верности старой ленинской присказки: «Лучше меньше, да лучше».
Тысяча хороших самолетов всегда ценней двух тысяч плохих.
Вождь ворчал, морщился, но согласился-таки с доводами «Василия».
Видать, зауважал-таки младшенького, знал, что не зазря тот Героя получил.
Вообще, Иосиф Виссарионович малость изменился.
Нет, характер как был жестким, так и остался.
Но вступил в силу не бытовавший ранее фактор: к отцу вернулся старший сын, а младший повзрослел и возмужал, совсем другим человеком стал…
Сталин, великий одиночка, впервые смог на кого-то положиться, кому-то довериться… Опереться.
…Быков потянулся и осторожно встал. Галя еще спала.
Григорий на цыпочках прошел на кухню, поставил греться чайник.
Умылся, побрился, оделся. Приготовил незамысловатую еду – намазал хлеб маслом да приложил сверху пластик брынзы (купил по случаю на базаре). И умял с чаем.
Полазал по буфету и прочим сусекам, понял, что оставляет «семеечку» без припасов, и решил сходить в коммерческий – «вкусненького» прикупить, благо, денежки водились.
А то сегодня вечером кончается его «инспекция», пора ему на фронт, а малышню чем кормить?
Вернувшись с полной торбой, Быков застал дома одних детей.
– А мама где? – спросил он, вытаскивая булки, колбасу и прочие радости желудка.
– А мама в магазин посла! – доложил Саша.
Надя важно кивнула: подтверждаю, мол.
– Ага, – озадачился Григорий. – Ладно, подождем. Чай будете?
– Будем!
Ни через десять, ни через двадцать минут Галина не появилась, и Быков поневоле стал беспокоиться.
И тут зазвонил телефон.
Поспешно пройдя в прихожую, Григорий подхватил трубку телефона.
– Алло?
– Василий Иосифович? – послышался веселый голос.
– Слушаю.
– Слушай, слушай! – глумливо сказал весельчак. – Твоя Галя у нас. Понял? Хочешь, чтобы она осталась жива и здорова – приезжай. Обменяем, хо-хо… Только чтобы никаких звонков и прочих сюрпризов, понял? Узнаем если – хана твоей девке! Запоминай адрес!
Крепко сцепив зубы, Быков выслушал, куда его заманивают, и процедил:
– Ждите.
Положив трубку, он подумал секунду и позвонил Джугашвили.
– Яша?
– Я. Что-то случилось?
– Присмотри за детьми, ладно? Саша тебе откроет.
– Что произошло?
– Потом. Извини!
Нажав на рычажок, Григорий выдохнул.
– Сашенька, иди сюда.
Присев на корточки, Быков поставил мальчика перед собой и сказал:
– Я должен уйти за мамой. Сейчас придет дядя Яша, впустишь его. Хорошо?
– Холосо! – кивнул «Александр Васильевич».
– Только больше никому не открывай! Понял?
– Ага!
Потрепав Сашу по голове, Григорий проверил «Астру» и покинул квартиру.
Спустившись в метро, он доехал до станции «Завод имени Сталина», где и вышел.
Пролетарский район столицы. Окраина.
Оставляя в стороне многоэтажки Амовского поселка, Быков добрался до улицы с идиотским названием Ленинская слобода.
Это где-то здесь…
Вон бывшая столовая Бари, где ныне расположился театр клуба «Пролетарская кузница», а напротив…
Ага! Тот самый «Опель», что висел у него на хвосте, когда впервые приехал в эту Москву. Или он ошибается?
Но адрес-то верный! Тот самый, что продиктовал ему «весельчак», надо полагать, пьяненький. Или уже похмелившийся.
Внимательно осмотрев улицу и окна, выходившие на Ленинскую слободу, Быков скрылся в переулке и отодвинул доску в высоком заборе – надо было осмотреть все подходы к дому.
Двор был завален всяким ломьем, будто здесь контора «Вторсырья» прописалась.
Ага… А вот и «аварийный выход» – арка в мрачном кирпичном доме, темном, словно сажей присыпанном.
У арки дежурил скучающий хлыщ. Наверняка не местный пролетарий – карман у него здорово оттопыривался. Та-ак…
Дом, в который пригласили Григория, был двухэтажный, дореволюционной постройки – добротный и красивый.
Окна, выходившие во двор, заперты железными ставнями, а то и вовсе досками заколочены.
Черный ход стоял открытым, дверь, снятая с петель, была аккуратно прислонена к стене.
Расстегнув кобуру, Быков достал верную «Астру» и накрутил на нее глушитель. Так-то лучше…
Охранника под аркой он трогать не стал, за ним могли следить из дома.
Хоронясь под стеной, Григорий добрался до черного хода и проник в дом.
В подъезде пахло мочой и кошками.
Двери по всему первому этажу были железными, закрытыми на засов и со здоровенными амбарными замками.
Быков осторожно поднялся на второй этаж.
Правая половина выгорела от пожара, там все было завалено обугленными балками и стропилами, в прорехи виднелось небо.
Зато слева тянулась анфилада комнат с ободранными обоями и рассохшимся полом. Высокий сводчатый потолок кое-где обвалился, светясь дранкой.
Стараясь ступать по краю, Быков одолел первую комнату.
Спиной к нему, за письменным столом, изрезанным ножом, сидел небритый бомжеватый товарищ и хлебал из горлышка пиво «Жигулевское».
На загаженной столешнице перед ним лежал автомат ППС и стоял новенький телефон. Наскоро проброшенный провод уходил в окно.
Смачно крякнув, небритый оторвался от бутылки и стал стучать по краю стола иссохшей воблой.
– Тихо, я кому сказал! – прикрикнули на него из соседней комнаты.
– Щас! – ответил бомжик и пожаловался: – Деревянная совсем!
«Весельчак!» – узнал голос Быков.
Бомжик снова ударил по столу, и резкий звук совершенно смазал выхлоп глушителя.
«Весельчак» дернулся и упал лицом в стол.
Готов.
Повесив на грудь автомат, Григорий прошел во вторую комнату.
Здесь было людно, но у Быкова сразу отлегло от сердца – Галя тоже находилась здесь. Живая и невредимая.
Девушка сидела, привязанная к стулу, с кляпом во рту и с завязанными глазами.
На подоконнике устроился, качая ногой, парень лет тридцати, в засмальцованной гимнастерке, в галифе с пузырями на коленях и грязных сапогах. «Чмошник…»
А на драном кресле у стены сидел «Шеф» – лысый, круглоголовый, еще не толстый, а, скорее, не в меру упитанный.
Хрущев.
Никита Сергеевич как будто дремал, откинув голову к стене, но спокойствие его было деланым – губы раз за разом подергивались, складываясь то в презрительную, то в злую гримаску.
– Где этот сталинский ублюдок? – пробрюзжал он.
– Я здесь, – спокойно ответил Быков.
«Чмошник» вздрогнул, раскрыл рот для крика, но не поспел – негромкий хлопок выстрела поставил точку в его биографии.
Хрущев выпучил глазки и переводил взгляд с Быкова на «чмошника», скатывавшегося с подоконника, слепо шарившего у себя на груди, где чернело зияние.
– Привет, Никита Сергеич, – по-прежнему спокойно сказал Григорий.
Одной рукой держа на прицеле Хрущева, другой он вынул кляп у Галины и сдернул повязку с ее глаз.
– Гриша! – воскликнула девушка. – Я так испугалась…
– Все уже, маленькая. Больше тут никого?
– Н-не знаю. Я еще один голос слышала, на входе сюда. И во дворе…
– Ясно.
Вооружившись ножом «чмошника», Быков разрезал веревки, связывавшие Галю, и сел к стене, так, чтобы и девушку прикрыть, и вход в поле зрения держать, и Хрущева из виду не упускать.
Никита Сергеевич нисколько не обеспокоился.
Напротив, устроившись поудобней, он с интересом рассматривал Григория.
– Василий, – спросил он, – почему вы бросили пить?
– Пьют слабаки.
– О как…
– Скажите лучше, зачем я вам занадобился.
– Рычаг давления, – равнодушно пожал плечами Хрущев. – Рычажок… Вижу, что зря Максимильяныч все это затеял. Он не учел перемен в вашем характере. Весьма неожиданных и для меня, признаюсь. После провала в Заборовье вас надо было попросту прикончить, и все, но Маленков тупо продолжил ловлю. Ну, это я теперь понял, когда и сам… хм… попал.
Быков сощурился. Чего-то его визави не договаривал…
Никита словно ждал какого-то события или чьего-то прихода.
Уйти с Галиной сейчас?
Это опасно. Один-то он проскользнет, а вот девушка…
Остается единственный способ – выйти, прикрываясь Хрущевым…
Черт! Он пилот, а не суперагент. Откуда ему знать, как действовать в такой ситуации? Вспоминая «кино про шпиенов»?
Может, зря он не звякнул Судоплатову? Опять-таки опасно, могла Галя пострадать.
Да, скорее всего, его «брали на понт», предупреждая о нежелательности звонков «куда надо». Ну, а если это был не блеф?
В следующую секунду послышался короткий звон, и в оконном стекле образовалась аккуратная круглая дырочка.
Пуля впилась в стену чуть выше головы Быкова, осыпая штукатурку.
Хрущев мигом оживился, хлопнул в ладоши и довольно их потер.
– Порядок! Снайперы на позиции!
– Все продумал, лысый? – сощурился «Колорад».
– А как же? – расплылся в улыбке Никита. – Я подаю знак, и вторая пуля бьет чуть ниже. В твою умную голову. Намек понял?
– Понял, – хладнокровно ответил Григорий, перебирая варианты.
Вариантов не было.
– Оружие на пол – и подсаживайся поближе, – деловито сказал Хрущев, – разговор есть. О девке не беспокойся, она в углу, ее не достанут… Пока.
Быков медленно поднялся, роняя пистолет, снимая автомат. Передвинул стул поближе и сел, соображая, успеет ли он схватить «Лысого» до того, как выстрелит снайпер? Это вряд ли…
Никита усмехнулся.
– Хочешь узнать тайну? – поинтересовался он. – Хочешь понять, в чем истинная причина облавы на Ваську Сталина? Сказать?
– Сказать, – ответил Григорий, вспоминая Якова.
– Я из будущего, – торжественно объявил Хрущев. – Из 2037 года.
Быков похолодел. Такого оборота он не ожи– дал.
– Путешественник во времени? – криво усмехнулся Григорий.
– Нет. Ментальный перенос. Не ущучил? Я родился в 1948 году, и… Нет, так ты ничего не поймешь. Хочешь узнать будущее?
– Хочу.
Никита поерзал и продолжил:
– Война окончится в сорок пятом, наших погибнет чуть ли не пятнадцать миллионов. Сталин поставит своих людей в Германии, Польше, Чехословакии, Румынии, Болгарии, Венгрии, Австрии, Италии, Бельгии, Голландии, Дании, Норвегии, Японии, Китае… Финляндия станет шестнадцатой республикой Советского Союза, и появится еще Маньчжурская АССР – в Порт-Артуре будет база Тихоокеанского флота, а в Дальнем – незамерзающая гавань. В 56-м Иосифа Виссарионовича похоронят, и его дело продолжит Яков Иосифович Джугашвили. В 57-м запустят первый искусственный спутник Земли, в 61-м в космос полетит наш человек, Юрий Гагарин. В 71-м мы высадимся на Луне – вторыми, правда. Западные страны затеют холодную войну, но к 70-м годам сдуются, проиграв СССР в экономической борьбе. Джугашвили отменит уравниловку, и хороший рабочий станет получать в десять, в двадцать раз больше, чем плохой… Ну, он там много чего понаделает. К началу XXI века Союз Советских Коммунистических Республик обгонит США. Наши космические корабли будут бороздить Вселенную, летая к Венере, на Меркурий и астероиды, на Марс, в системы Юпитера и Сатурна. Будем пасти китов в океане и думать, как управлять погодой… Хорошее будущее?
– Отличное, – серьезно сказал Быков.
– А вот меня оно не устраивает!
– Чем же?
– Государству нужна не дисциплина, а демократия!
– Дерьмократия…
Хрущев довольно осклабился.
– Я уже говорил, что родился в 48-м?
Быков кивнул, косясь на окно. Стрелять могли только из дома напротив, из комнаты на втором этаже или с чердака…
– По-настоящему меня зовут Андрийко Сулима, – продолжил Никита. – Я всю свою сознательную жизнь ходил в оппозиционерах, однажды полгода просидел за антисоветчину, когда в 68-м Джугашвили ввел войска в Чехословакию.
– Небось с американцами знался, правозащитничек…
– Не без этого. А где ж еще денежки брать на революцию?
– Так ты у нас революционер…
– Еще какой! – воскликнул Хрущев. – Я отошел от политики, когда состарился. Стал желчным, неприятным типом. И я всегда мечтал попасть сюда, в это время, чтобы изменить ход истории и повести страну к свободе и демократии! Мне было уже восемьдесят шесть, когда я узнал о секретной лаборатории хронодинамики. Головастые пацаны придумали, как перемещать «комплекс нейронных состояний», иначе говоря, сознание, во времени, и подсаживать его реципиенту. Сбыча мечт! Я втерся этим яйцеголовым в доверие и стал первым, как Юрий Гагарин, – с моего мозга списали КНС и приготовили все к переносу. Приготовился и я – перестрелял всех научников, чтоб не разболтали, заминировал все, повключал взрыватели и лег в биопсихомодуль. Как там все взрывалось, я уже не увидел, потому что очнулся в жирноватом теле Никиты Сергеевича…
– А чего ж сразу не Иосифа Виссарионовича? – усмехнулся Быков.
Хрущев, вернее, Сулима улыбнулся с долей превосходства.
– Я же не просто так устроил это… хм… переселение душ. Все было продуманно и просчитанно. Никита Сергеевич – лучшая кандидатура.
– И какой же у Андрийки Сулимы план?
– Двадцатилетний, как минимум! Сначала сплотим номенклатуру, поможем Сталину скончаться пораньше, расправимся с Берией, Молотовым, Жуковым и прочими верными сталинцами, вылезем из-под колпака «кровавой гэбни», станем неприкосновенными, обретем всю полноту власти!
– И чего вы добьетесь? – с холодным любопытством спросил Григорий, узнавая в плане «попаданца» свое реальное прошлое.
– Не я! Я могу и не дожить до победы демократии, но заложу основы, и уже дети партаппаратчиков завершат начатый мною процесс. Они попросту не захотят быть «совками». Отвратительная советская гусеница закуклится – и выпорхнет прекрасная бабочка! По всем расчетам, СССР распадется в 80-х или в 90-х годах, ему на смену придет свободное общество, чтящее частную собственность и права человека!
– Браво, – сказал Быков.
В это время щелкнула пуля. Она ударила в стороне, отбивая щепку от косяка, и Григорий решил, что у заговорщиков все пошло не так.
Почему и отчего, гадать времени не было, пришла пора действовать.
Сильно оттолкнувшись, он упал на пол и перекатился.
– Лови! – крикнула Галя.
Девушка стояла на коленках в соблазнительной позе и держала в руке его «Астру».
Быков поймал оружие. Лжехрущев тоже догадался о провале и бросился к дверям.
Две пули почти одновременно сразили его – одна из «Астры», а другая прилетела в окно. Вскинув руки, Андрийко Сулима рухнул замертво.
Прах к праху. Аминь.
– Василий! Не стреляй!
С облегчением узнав голос Судоплатова, Григорий ответил:
– Не буду!
Вскоре Павел Анатольевич показался в дверях.
Быстро оглядев комнату – трупы Хрущева и «чмошника», живого и здорового Быкова, сидевшего на полу и гладившего по плечу горько рыдавшую Галю, – комиссар тихо засмеялся.
– Успели-таки! Фу-у…
– Яша сообщил?
– Он, – кивнул Судоплатов. – Сынок твой рассказал «дяде Яше», что сначала мама ушла, а потом папа ушел за мамой. Ну, Яков Иосифович сложил два и два и позвонил… Все? – кивнул он на мертвое тело. – Кончились враги? Или еще не всех извел?
– Гитлер еще остался.
Встав, Григорий помог подняться Галине, прижал ее к себе и сказал:
– Пошли домой, маленькая…
…Утром следующего дня гражданский аэропорт Орла гудел и ревел на все голоса.
Раскручивая винтами воздух, выруливали истребители 2-й эскадрильи.
– Слетаешь восьмеркой, – озабоченно говорил Бабков, водя пальцем по карте. – Вот к этому железнодорожному узлу. Видишь?
Быков кивнул.
– Если немцев там нет, следуешь вдоль путей на разведку. Если фрицы там, устрой им банный день! А то давно мы им штурмовок не выдавали…
– Устроим, – пообещал Григорий и скомандовал: – По самолетам!
Уже взобравшись на крыло, он проводил глазами долгушинский «По-седьмой» – истребитель пролетел на бреющем, и его крестообразная тень неслась следом по земле, мельком оглаживая холмики, осеняя рощицы.
…Тихий ангел в небесах Землю крестит русскую. Он в дозоре, на часах, Силу гонит прусскую.
Тихий ангел свет несет – Мрак, как сон, развеется. Ночка темная пройдет, Зоренька зардеется…
Назад: Глава 17 Инспектор
Дальше: Краткий глоссарий