Глава 35

Спустя пятнадцать лет после Дня перехода жизнь офицера Моники Янсон, наряду с прочими жизнями, навсегда изменилась в связи с феноменом Долгой Земли. Она пыталась осмыслить происходящее по мере того, как менялся мир, в котором обитало ее стареющее тело. И все это время полиция старалась поддерживать порядок. В тот вечер Моника мрачно смотрела на экран, на котором выступал Брайан Каули, печально знаменитый глава вредоносного движения, известного как «Друзья человечества», и изрыгал демагогическую желчь – грубоватые простонародные анекдоты, за которыми крылись ловкие, но весьма опасные манипуляции, сеющие рознь. Поддавшись порыву, Моника выключила звук. И все-таки ненависть, как пот, сочилась из пор этого типа.

Но ведь феномен Долгой Земли с самого начала был окружен ненавистью и жестокостью.

Всего через двое суток после Дня перехода террористы нанесли удар по Пентагону и британскому Парламенту. Могло быть и хуже. Парень, который оказался в Пентагоне, неверно рассчитал угол и расстояние, и самодельная бомба взорвалась в коридоре, так что единственной жертвой оказался исполнитель теракта. Британский террорист, несомненно, уделял в школе некоторое внимание геометрии, а потому возник – в буквальном смысле свалился с неба – прямо в Палате общин, но, к сожалению, что-то упустил в предварительной подготовке. Поэтому последним, что он увидел, были пятеро членов Парламента, которые обсуждали малозначительный билль о ловле селедки. Если бы он додумался перейти непосредственно в бар Парламента, то собрал бы недурной урожай душ.

В любом случае эхо обоих взрывов разлетелось по миру, и власти запаниковали. Частные лица тоже занервничали; не нужно быть гением, чтобы понять, что в твой дом, пока ты спишь, может проникнуть кто угодно. По пятам паники идет коммерция. Немедленно в магазинах и частных домах по всему миру появились антипереходные устройства, иногда хитроумные, чаще дурацкие, а некоторые – смертельно опасные, притом преимущественно для владельцев, а не для потенциальных воров. Попытки заполнить пустые пространства нежилых помещений антипереходными ловушками приводили к тому, что дети прищемляли пальцы, а домашние животные получали увечья. Самым эффективным средством, как вскоре выяснилось, было заставить комнату мебелью в викторианском духе, чтобы для вооруженного Переходником вора не осталось места.

По правде говоря, угроза грабежей при помощи Переходников была скорее городской страшилкой, чем реальностью. Да, многие бежали в параллельные миры, спасаясь от долгов, обязательств или мести, и за ними по пятам шли агенты – и, разумеется, всегда находились те, кто прокладывал себе путь по Долгой Земле, убивая, насилуя и грабя, пока кто-нибудь их не пристреливал. Но, в общем, уровень преступности на душу населения на Долгой Земле оставался невысоким, поскольку социальное давление, порождающее массу преступлений и беспорядков на Базовой Земле, отсутствовало в параллельных мирах.

Разумеется, правительства отнюдь не радовались тому, что налогоплательщики уходили за пределы досягаемости. Но лишь в Иране, Бирме и Великобритании на полном серьезе попытались запретить переходы. Поначалу большинство мировых правительств разработали нечто вроде американской системы протектората, объявив бесконечные последовательные версии своих стран суверенными государствами. В любой последовательной Франции, например, мог поселиться всякий, кто хотел стать французом, и Базовая Франция пообещала опубликовать тщательно разработанный документ, в котором описывалось бы, что значит быть французом. Идея была смелая, хотя удовольствие слегка подпортил тот факт, что, невзирая на общенациональные дебаты, к единому мнению касательно того, что значит быть французом, не могли прийти даже два человека. Некоторые утверждали, что споры о французском национальном характере и есть часть национального французского характера, но, впрочем, на практике какой бы режим людям ни предлагали, они просто уходили туда, где правительство не имело права голоса – потому что там не было никакого правительства, благосклонного или зловредного.

Люди переходили – там, сям, повсюду – и шли не столько туда, где хотели поселиться, сколько оттуда, где больше не хотели находиться. Многие неизбежно отправлялись в путь налегке, без предварительного плана, и в результате страдали. Но постепенно они усвоили урок, заученный некогда теми же амишами: без подготовки и человеческого общества на Долгой Земле не проживешь.

Спустя пятнадцать лет после Дня перехода на безлюдных равнинах Долгой Земли возникли процветающие поселения. Поток эмиграции, казалось, начал спадать, но статистика гласила, что на поиски нового мира отправилась пятая часть населения Земли – демографический спад, сравнимый с мировой войной или пандемией.

Но, по мнению Янсон, все еще было впереди. Человечество только-только начало привыкать к идее бесчисленного множества. Не испытывая острой нужды в земле и природных ресурсах, люди открывали для себя возможности совершенно нового образа жизни. Однажды Янсон видела по телевизору выступление теоретика-антрополога, который предлагал провести мысленный эксперимент: «Только вообразите. Если Долгая Земля и впрямь бесконечна, а на то похоже, значит, человечество может жить вечно, занимаясь охотой и собирательством – ловить рыбу, копать коренья и просто двигаться дальше, когда рыба закончится, ну или если вдруг захочется перемен. Без сельского хозяйства Земля способна прокормить таким образом… ну, скажем, миллион человек. А нас десять миллиардов, то есть нужны десять тысяч Земель – и они нам открыты, и даже больше. Отпала потребность в сельском хозяйстве, чтобы прокормить внушительное население планеты. Нужны ли нам в таком случае города? И даже грамота и счет?»

Но по мере того как продолжались споры о судьбах человечества, становилось все яснее, что для огромного количества людей сомнительные сокровища Долгой Земли навечно остались вне досягаемости. И они негодовали.

А Моника Янсон, которая с растущей тревогой наблюдала за Брайаном Каули спустя пятнадцать лет после Дня перехода, тревожилась.